— Тебя на выходные ждать? — С чего бы? — Твой день рождения. Игорь спрашивает, хотел заказать ресторан. — В этом году не смогу вырваться. Работа. - Я ему так и сказала. Мы замолкаем. Тяжесть этой тишины давит на плечи и грудную клетку. Вот она реальность: нам больше не о чем разговаривать, мы совершенно чужие люди. Мы стали ими ещё до смерти отца, но после отдалились окончательно за неимением связующего звена. Я не был дома четыре года. И думаю, уже можно перестать называть то место таковым. — Как… у тебя дела? — выдавливаю я, наконец. — Все хорошо, спасибо, что поинтересовался. Я позвоню тебе двадцать второго. — Да, — говорю я уже коротким гудкам. Не позвонит. Не удивлюсь, если о моем дне рождения вспомнил дядя Игорь, а не она. Казалось бы, как женщина, которая выталкивала ребенка из своей утробы, может такое забыть? Оказывается, не достаточно просто проносить в себе будущего человека девять месяцев, чтобы считаться матерью. Слишком много факторов для этого должно сложиться. У моей матери — не сложилось. Но пока был жив отец, это не так бросалось в глаза. Хотя не стоит строить иллюзий, я всегда знал, что она меня не любит. Она вообще никого кроме себя не любила. Даже отца, боготворившего ее всю жизнь. Сколько раз она уходила от него, с громким апломбом хлопая дверью, сколько раз бросала ему в лицо свои измены. Но он всегда все ей прощал, как несмышленому ребенку, забавную проказу. И мне говорил: она создана для любви, земное ей чуждо. Так он оправдывал свою музу, женщину, которая все ставила выше него. Выше нас. Но я всегда видел ее нутро: законченная эгоистка. Бессердечная сука. Как и все они. По ее вине он так рано ушел. Стряхиваю с себя остатки вчерашнего опьянения и иду в душ. Холодная вода разогревает кожу и тонизирует организм. Не так уж часто я бухаю, чтобы совсем расклеиться, но утренний разговор, плюс вчерашнее наваждение немного подкосили. И приближающийся юбилей ни черта не радует. Очередной костюм садится идеальной удавкой, сжимает в тиски "большой босс" и напоминает о маске, которую нужно натянуть на лицо. Из зеркала на меня смотрит хладнокровное чудовище, затянутое в дорогую упаковку. Чудовище, которым мне нравится быть. Никаких чувств и ненужных терзаний. У него все просто и легко, он познал суть жизни и берет от нее только лучшее. Живого человека внутри уже почти нет. Это заметил даже единственный друг. Бывший друг. Пять лет назад. — Ну что, неудачник, какие планы на сегодня? Будешь дрочить в кулачок? — Рус ржет, как дебил, приглаживая свои лощеные волосы в отражении на моей Ауди. — Да пошел ты. Тебя ещё в первый день отшили, так что сегодня ничего не светит, — выплевываю я, перебрасывая ключи от машины в руках. Мы стоим на стоянке перед офисом и соревнуемся ещё и в словесной дуэли: кто выведет соперника из строя морально. В остальные дни, свободные от игры, мы с Русом отлично ладим, даже приятельствуем. Но когда начинается соперничество заряженные адреналином от гонки мы переходим к жёстким баталиям. Необходимым нам обоим. В нашей игре существует всего несколько правил: не вмешиваться в партию другого, действовать строго по очереди, не вставлять сопернику палки в колеса. И сегодня — день Че. Сегодня он занимается девчонкой, а мой удел — отойти в сторону и не мешать, как бы мне не хотелось схватить ее и закончить то, что мы начали вчера. — Сегодня я повезу ее домой и проявлю чудеса джентльменства, вот увидишь, она поплывет. Такие девчонки ждут принца на белом коне и с удовольствием потом его седлают за парочку красивых жестов, — продолжает хорохориться Рус. — Ты знаешь, что будет завтра, Че. Так что сегодня можешь даже не рыпаться. Он знает не все о вчерашнем вечере, но достаточно, чтобы понимать, как далеко я зашел. Жесткий смешок вырывается из меня до того, как я замечаю белокурую головку за спиной Руса. Я замираю, окидывая девчонку взглядом: она выглядит совсем юной и чертовски сексуальной в простом легком платьице и облаком кудрявых волос. Похожа на одуванчик: такая летняя и воздушная. И я не могу оторвать от нее глаз. Заметив мою реакцию, Че разворачивается и расплывается в пластиковой улыбке. Мерзавец умеет играть хорошего парня. — Лея! — срывается он с места. — Как твой лоб? Он поднимает руку и очерчивает висок девушки пальцами. Мне хочется оторвать ему кисти рук и запихнуть их ему в глотку. Это нормальное желание соперника, ревность здесь не при чем. Я просто очень хочу победить. Смотрю, как Лея отшатывается от его прикосновений и невольно улыбаюсь ее реакции. Значит, я пока лидирую. Она вскидывает свои глаза поверх плеча Руса и смотрит на меня. Ждет моей реакции. Но сегодня не мой день, детка, прости. Я тут же натягиваю хладнокровную маску и делаю вид, что меня не интересует представшая передо мной картина. Солнечные очки помогают скрыть мой блестящий предвкушением победы взгляд. Я бросаю короткое "до завтра" и, обогнув машину, сажусь в салон. Спустя минуту я выезжаю со стоянки, оставляя парочку в зеркале заднего вида. Если бы не дурацкие правила игры, сегодня она была бы моей, уверен. Она могла быть моей ещё вчера, если бы я не ступил и не отпустил ее домой. Вспоминаю, как накрыло меня вчера в машине, когда Лея забралась своими мягкими пальчиками в мои волосы. Как снесло крышу от ее тонкого дрожащего в моих руках тела и неумелых поцелуев. Это какой-то новый вид удовольствия, не испытанный ранее. Она отходит от стандарта девушек, которых мы выбираем обычно: слишком неопытная, слишком простая, слишком бесхитростная. Может поэтому мое тело так на нее реагирует? Обезумел от новизны и чистоты? Как еще объяснить то помутнение, когда она выскользнула из машины, а я остался сидеть, пришибленный к месту, не способный двигаться ещё минут пять? Я даже не говорю про адский стояк в штанах, который не спадал потом полдороги к дому. Интересно, как далеко зайдет сегодня Рус? Что она позволит ему? Глава 31. Лея. Тогда "Приедешь?" — светится на экране в воскресенье вечером. "Да" — коротко отвечаю я. Одеваю любимую футболку с "Розовой пантерой", юбку-солнце и черные кеды. И пускай, выгляжу чуть ли не как школьница в этом наряде, чувствую себя привлекательной. Даже мои волосы сейчас мне нравятся. Ну и что, что торчат в разные стороны под нелепым углом? Ему нравятся! "Одуванчик" — звучит в голове любимым голосом. Кидаю в рюкзак сменную одежду, зубную щётку и коробку с подарком и кричу папе, чтобы сегодня меня не ждал. Тот выходит из своей комнаты и оглядывает меня подозрительным взглядом. — Опять к Вике? — Ага, — опускаю взгляд на кеды, прикидывая, перешнуровывать их или и так сойдёт. Но на самом деле просто прячу глаза от всевидящего ока. — Ага, — вторит мне отец. — Передавай ей привет. Складывает руки на груди и смотрит на меня таким пронзительным взглядом, что волей-неволей глаза приходится поднять. Совершенно отцовским. Он знает, что я совсем не к Вике собираюсь, но ждет, когда я признаюсь ему сама. А я сама трушу. Пусть пока сохранится иллюзия хорошей девочки. Меньше всего мне хочется отвечать на папины вопросы об Александре. Я и сама на некоторые из них пока не могу ответить. Хватаю джинсовку, папа закрывает за мной дверь, и я окрыленная бегу по ступеням вниз. Под ярким сентябрьский солнцем добегаю до метро и за пару пересадок добираюсь к дому Босса. Сердце радостно стучит от предвкушения встречи с ним, ладони снова потеют. Думаю, сегодня мы перейдем на новый этап. Пока жду лифт, телефон сигнализирует о новом сообщении. Руслан. Уже который день пытается вытащить меня то на прогулку, то в кино. Не сдается, хоть я и сказала ему прямо, что у меня есть другой. Игнорирую очередное приглашение и захожу в лифт. Роюсь в рюкзаке в поисках маленькой коробочки, которую приготовила для Александра. Вообще-то я заказала их отцу, но его день рождения только в октябре, а тут экстренный случай. Вытираю ладошки об юбку и жму дверной звонок. Дверь тут же распахивается, словно меня ждали под ней. Александр невыносимо красив. Смотрит на меня горящим взглядом, протягивает руку и тут же одним сильным рывком затягивает в квартиру. Прижимает к стене, выбивая дух, и тут же припадает к моим губам. Это не поцелуй. Это сжигание на костре: невозможно пошевелиться и тело все в огне. От его рук, сжимающих талию, от губ, жадно исследующих мои, от горячего дыхания, смешанного с парами алкоголя. Он выпил. Конечно, есть повод. — Ты очень долго ехала, — шепчет мне на ухо, пробираясь поцелуями по скуле к шее и вниз. Прижимается плотнее ко мне, вжимая в стену сильнее. Путешествует руками вверх и вниз, оставляя обжигающие дорожки там, где прошлись его пальцы. Я всхлипываю в его руках от переизбытка чувств. Отдаленно слышу, как ударяется об пол коробка с подарком, зажатая до этого в моих руках, и рюкзак. Сквозь толщу грохочущего сердца чувствую, как слетает джинсовка с плеч. А потом и юбка приземляется у ног воздушным облаком. Мозг затуманен невыносимым желанием. Я даже не понимаю в этот момент, как, должно быть, нелепо выгляжу в одной футболке, трусиках и кедах. Все уходит на второй план. Остаётся только это огромное чувство внутри, распирающее грудную клетку. — Я так хочу тебя, одуванчик, — низкий шепот пробирает до самых костей. — Не могу больше ждать, прости. Он подхватывает меня под ягодицы и несёт в сторону спальни. Я сжимаю его плечи и смотрю в затуманенные желанием глаза. Они, как море перед грозой — темнеют до глубокого сине-серого цвета. Александр аккуратно укладывает меня на постель и нависает сверху. Очерчивает кончиками пальцев мое лицо и я прикрываю глаза от накрывшего меня удовольствия. Тело прошибает электричеством от этих мягких касаний. Он выпрямляется, застывая на коленях между моих разведенных ног, и окидывает меня жадным взглядом. Мужские ладони ложатся на мои колени и медленно спускаются вниз. Когда два больших пальца останавливаются на бедренных косточках, немного отодвигая кромку трусов, я выгибаюсь от очередного разряда, пробившего меня насквозь. Ладони скользят дальше, приподнимая мою нелепую футболку, оголяя грудь. Все это происходит так медленно, так волнительно, что я начинаю дрожать в его руках. Взгляд мужчины возвращается к моим глазам. И в этот момент все меняется. Словно мы стояли на медленном повторе лучших моментов матча, а теперь снова возвращаемся к игре. Моя футболка слетает вместе с лифчиком, рот Александра оказывается на моей груди, животе, бедрах. Он трется носом о местечко, пока прикрытое трусиками, и меня выгибает дугой. Его ладони скользят мне под попку и стягивают последний лоскуток ткани, прикрывающий тело. Ещё мгновение и он лежит на мне. — Да, да, — как сумасшедшая повторяю я, прижимая его ближе. Чувствовать его тело на себе — такое жесткое, сильное, мужское — невыносимо хорошо. Ощущать требовательные губы и пальцы — невозможное удовольствие. Жар и адреналин захватывает каждую клетку, каждый нерв. Я забираюсь под его футболку руками и хнычу от несправедливости — он может трогать мою кожу, а я лишена этого. Тяну ее вверх, не в силах ждать. Он помогает мне, опирается на локти и позволяет ткани соскользнуть, затем отбрасывает ее в угол комнаты. Когда наша кожа соприкасается — его раскалённая и моя ледяная — вырывается хриплый стон. Не понимаю мой или его. Низ живота охватывает горячая лава, комната кружится перед глазами, воздуха не хватает. Он потирает своей твердостью у меня между ног, и я уношусь в другую вселенную к радужным пони и мармеладный жирафам, так мне хорошо. Никогда ничего подобного не испытывала. Всегда считала, что секс — это просто механическое взаимодействие с лотереей в конце. А оказывается, просто был нужен правильный человек. Где-то за пределами этой комнаты происходят все эти вещи: он стаскивает с себя штаны, впивается зубами в мое плечо и сжимает бедро. Сильно, даже жёстко, нетерпеливо разводя мои ноги шире. Шепчет слова, которые поплывший разум даже не в силах распознать: — Я не подготовился… Я успею… Так хочу тебя. Он входит в меня одним толчком. Сразу на всю длину, вышибая весь воздух из лёгких. — Черт! — шипит он.