– И вы думаете, что она направилась прямым ходом к благодетелю, скупившему в свое время почти все картины ее папочки? – Почему бы и нет? – Версия интересная, спору нет. Но на всякий случай я раздобыл для вас также и список родни вашего Кеши, включая даже наследников третьей, четвертой и прочих очередей – внучатых племянников, троюродных братьев и мачех с отчимами. – Кешу воспитывала мачеха? – поразилась Кира. – Это я образно выразился. Нет, он воспитывался своей родной мамулей, родившей его в более чем преклонном возрасте. Лично я бы побоялся обзавестись наследником в такие годы. Трудно оставлять маленького ребенка на свете одного. – Как видишь, Гликерия Карповна пережила своего мальчика. Так что тебе ничто не мешает обзавестись потомством. Когда ты уже перестанешь болтать и начнешь предпринимать шаги в этом направлении? Темы о продолжении рода, потомстве и женитьбе всегда были для Лисицы пугающими. Не стал исключением и этот раз. – Высылать вам списки или нет? – нервно поинтересовался приятель у Киры. – Если нет, то у меня других дел полно. – Высылай. И спустя пару минут телефон Киры мелодично звякнул, уведомляя хозяйку о новом полученном ею сообщении. Кира нехотя открыла текст сообщения, никакой сенсации она не ожидала. Но внезапно ее словно кипятком окатило. Она несколько раз прочитала знакомые имя с фамилией и, убедившись, что ошибки нет, ей не мерещится, выдохнула: – Ну ни фига себе! – Что там? – кинулась к ней Леся. – Что еще случилось? – А ты сама посмотри. И с этими словами Кира протянула подруге телефон с текстом сообщения Лисицы. А сама привалилась спиной к стене дома, в котором располагалась контора Рогожкина. Кире предстояло обдумать очень много важных вещей. А ноги ее от волнения совсем не держали. А еще Кире было невыносимо стыдно. Все это время разгадка случившегося была практически у нее под носом, но она не хотела ее замечать. Глава 15 Василий сидел возле Анфисы, не сводя с нее преданных глаз. Морально он готовился принять Анфису такой, какая она есть. Василий почему-то был твердо убежден, что у них все будет хорошо. И то, что рассказали про нее другие люди, в частности следователь, его покоробило, но не отпугнуло. И все же на душе Василия было горько. – Ох, Анфиска, – прошептал он, – во что же ты вляпалась? А? Почему не открылась мне сразу же? Боялась, что не отпущу тебя в Питер? Что у тебя на уме было? Что? Василий держал в своих больших руках пальцы любимой, которые всегда изумляли его своей тонкостью и изяществом, а теперь они и вовсе стали почти бесплотными. Василию казалось, что они слишком холодные, он старательно грел их своим дыханием, надеясь, что Анфиса если не осознает, что он рядом, то хотя бы чувствует его присутствие. – А с другой стороны, тоже рассудить! Ведь права ты была. Что бы ты ни задумала, я не отпустил бы тебя одну! Это же надо такое удумать, а, Анфис? За стенами той палаты, где находился Василий и его любимая, раздавались привычные уже уху парня больничные шумы. Он к ним притерпелся и даже начал узнавать отдельные голоса и шаги. Дорого бы он дал за то, чтобы услышать голос Анфисы, услышать ее шаги! Но Анфиса по-прежнему молчала, храня на лице все то же невозмутимое выражение. И Василий решил подобраться к ней иначе: – Анфис, я ведь не верю, что тут про тебя наговорили. Ты же у меня хорошая. Не могла ты мне с тем парнем изменять. Они чего-то не поняли, верно? Внезапно Василий почувствовал за своей спиной чье-то присутствие. Он быстро обернулся и увидел незнакомого мужчину. Тот столкнулся взглядом с Василием и быстро отрапортовал: – Старший оперуполномоченный Загривцев! Разрешите приступить к выполнению караульной службы? – Не понял. – Разве вам Иван Сергеевич не звонил насчет меня? – Кто? – Ваш следователь. – Фокин? Нет, мне никто не звонил. И тут же в кармане у Василия загудел его телефон. – Василий, слушай, я к тебе там человека послал. Он за тебя подежурит, а ты отдыхай. – Да я не устал. – Поговорку знаешь? – хохотнул в ответ следователь. – Дареному коню в зубы не смотрят. А еще говорят, дают – бери, а бьют – беги. Дарю тебе и твоей Анфисе охранника от чистого сердца. Не примешь, обижусь на всю жизнь! Ссориться со следователем в намерения Василия никак не входило. И хотя голос Фокина показался ему каким-то странным, немного осиплым, парень списал это на счет наступившего неожиданно похолодания. Небось бегает гражданин следователь по своим сыщицким делам целыми днями, вот и простудился. – Хорошо… спасибо. Будьте здоровы, Иван Сергеевич. – И тебе не хворать! – хохотнул в ответ Фокин, который, несмотря на простуду, находился в отличном расположении духа. Василий тоже приободрился. И взглянул на присланную ему замену уже без прежней опаски. Однако счел своим долгом предупредить: – Я никуда из больницы не пойду. Из палаты тоже не выйду. Прилягу тут же. Анфиса в любой момент в себя прийти может, мне с ней поговорить надо будет. – Мне без разницы, – дружелюбно произнес охранник. – Главное, чтобы посторонние к ней не подходили, правильно я рассуждаю? – Правильно. И обрадованный Василий устроился поудобнее на раскладной кровати. Спать ему хотелось отчаянно. Он не смел признаться в этом даже самому себе, но сейчас, едва закрыв глаза, почувствовал, что засыпает. Кира примчалась к Гликерии Карповне так быстро, как только смогла. По телефону обсудить важный вопрос с матерью Кеши у Киры не получилось. Вредная старушенция, памятуя о недавнем споре с Кирой относительно родни и обязательств перед нею, трубку упорно не брала. – И все-таки она дома. Я в этом уверена. На завтрашний день были назначены похороны Кеши. И Кира была уверена, что Гликерия Карповна устроит поминки дома. И блинов тоже напечет сама. Гликерии Карповне пришлось за свою жизнь похоронить многих близких и не очень близких людей. Так что погребальный ритуал был ею изучен досконально, и отступать от него женщина ни за что бы не стала. – А уж для своего дорогого Кеши она захочет весь поминальный стол своими руками приготовить. Максимум позовет кого-нибудь из родственниц в подмогу. Гликерия Карповна происходила из простой семьи. И была твердо уверена, что провожать покойника в последний путь следует из его родного дома. Так что про поминки в ресторане нечего было и думать. Сколько бы народу ни пришло, прийти они должны были в тот дом, где жил покойный Кеша. Однако квартира Кеши по-прежнему находилась на сигнализации, в чем Киру твердо уверил следователь Фокин. – Пока наследница в коме, не имею права дать разрешение впустить в ее жилище посторонних. И так уже была одна попытка проникновения. Мать покойного просила меня об одолжении, я сделал ей уступку, но только на день похорон. Под мою личную ответственность. И так на поводу у матери пошел. Если потом больная из комы выйдет и претензии мне предъявит, не знаю, как и выпутываться стану. Поэтому Кира была уверена, она застанет мать Кеши у нее дома. И не ошиблась. Гликерия Карповна открыла ей дверь, но на лице у нее не было прежней приветливой улыбки. – Зачем явилась? – сухо поинтересовалась она у Киры. – Снова разлад в нашу семью вносить станешь? Помоями моего брата обливать будешь? – Нет-нет, что вы. Мы пришли вам помочь. Все-таки мы с Кешей… Я и он… Я его так любила! Кира постаралась, чтобы голос у нее задрожал, для чего много усилий прикладывать не пришлось. Голос у Киры действительно задрожал, только не от пережитой любви к Кеше, любовь куда-то за последние дни вся подевалась, а от азарта. Преступник был совсем близко, можно сказать, рядом. Но чтобы вывести его на чистую воду, надо было узнать у Гликерии Карповны ответы на несколько вопросов. Но мать Кеши поняла Киру по-своему. Лицо у нее смягчилось, и она раскрыла Кире свои объятия: – Иди сюда, девочка! Да, не получилось у тебя ничего с моим Кешей. Не повезло тебе! Эх, да что теперь говорить, все потому, что несчастливая ты! Киру так и передернуло от этих слов. Чего это она несчастливая? Может, ей, наоборот, повезло, что не вышла она замуж за Кешку? Но Гликерия Карповна снова ничего не поняла и решила, что Кира содрогается от рыданий. – Ну, будя, будя! – снова став строгой, произнесла она. – Мое горе поболее твоего будет, а видишь, я держусь, не плачу! Ты себе еще другого мужа найдешь, а я уж… – Что вы! Такого, как Кеша, я уже не найду! Гликерия Карповна окончательно оттаяла и разрешила Кире войти в свою квартиру. Леся вошла без дополнительного разрешения. Ее круглое милое личико с ямочками и непослушными светлыми кудряшками неизменно внушало доверие всем, кто впервые ее видел. Вот и Гликерия Карповна мигом расположилась к Лесе. Киру она загрузила работой по самую макушку, а Лесю усадила на мягком диванчике и сама присела рядом. – У нас в семье принято, чтобы друг за дружку держаться, – завела она свою любимую песню. – Если у кого деньга заводится, тот обязательно делится. Всегда так было. Старики до сих пор верны этому обычаю. Молодежь, конечно, по-своему норовит жить. Но ведь для того старшее поколение и существует, чтобы молодь в нужное русло направить. Леся кивала в ответ и поддакивала. Гликерию Карповну такое общение вполне устраивало. И она самозабвенно отдалась рассказам о членах своей семьи. Многие из них, судя по датам их рождения, были уже давно в могиле, но Гликерию Карповну это ничуть не смущало. Для нее эти люди, которых она знала в молодости, навсегда остались живыми. – Пока жива я, будут живы и они. А вот сейчас я расскажу тебе, и они станут жить уже в твоей памяти. Кира в свое время также удостоилась этой чести. Но слушала она Гликерию Карповну невнимательно и теперь корила себя за это. Намывая посуду, которой немало скопилось в кухонной раковине, Кира прислушивалась к голосу Гликерии Карповны. И наконец, не выдержав, спросила: – А помните, вы говорили про свою дальнюю родственницу, которая вышла замуж за человека, старше ее почти втрое! Кажется, за академика! Гликерия Карповна кинула в сторону Киры неодобрительный взгляд и поджала губы. – Во-первых, муж Галочки был старше ее всего в два раза. Галочке должно было исполниться двадцать. А ее супругу было около шестидесяти.