– Заходите, тепло не выпускайте, – махнул тот рукой в сторону стульев у стены. – На погрузке сейчас намерзся, до сих пор не отогреюсь. Чайку или чего? Мы с Федькой переглянулись, после чего он сказал: – Можно даже «чего» – не за рулем, понимаешь. – Даже так? – удивился Горыныч, наклоняясь к тумбочке и вынимая оттуда бутылку чего-то такого, по цвету на коньяк похожего, и три граненых стопарика. – А я чета помню, что вы все спешите и выпивать вам некогда. – Уже не спешим, до весны как минимум, – сказал Федька, расстегивая тулуп. – Мы, понимаешь, в Сальцево жить переехали случайно. – Чего это вдруг? – даже замер с бутылкой в руках Горыныч. – Да так, разошлись во взглядах на жизнь с местной властью, – ответил Федька, вешая тулуп на спинку стула и сбрасывая шарф. – Во взглядах на что? – На то, кому жить, а кому и не очень, – ответил я за Федьку, придвигая стул к столу. – Получилось, что им не очень, а мы – сюда, по традиции вроде. – Ага, ну да, ну да, – немного обалдело закивал Горыныч. – А что не поделили-то? – Да хрен его знает, если честно, – решил я в откровенность не пускаться. – Там большая заваруха началась… промеж «ветвей власти» склока, ну а мы вроде как под раздачу угодили, в самую середку. Ну и похоже, что нас превентивно решили убрать с картины… но неудачно. – Вот как? – Горыныч быстро разлил из бутылки по стопкам, затем вновь полез в тумбочку и достал большую банку томатного сока. – Стаканов нет, из горла будем запивать. А насчет «убрать с картины»… вы их самих убрали, что ли? – Да вроде как, – кивнул я, взяв стопку в руку. – Кстати, тебе такая фамилия, как Могилевич, говорит о чем-нибудь? – Говорит. – Горыныч протянул руку, чокнулся со мной рюмками. – Ну давайте за то, что с картины не стерлись. Все выпили. В нос шибануло какими-то травами, вроде даже мятой немного. Не дамский напиток, но вполне приятный. Взяв у Федьки из рук банку с соком, приложился к горлышку, отпил, смыв резкий привкус. – Хорошо, – мотнул головой Федька. – Это что вообще было? – А это спиртяга на травках, чуть разбавленная, конечно, – сказал Горыныч, принимая банку. – Так чего насчет Могилевича? – Просто поинтересовался, кто это такой, – пожал я плечами. Теплая волна от выпитого блаженно растекалась по всему телу, простенький кабинетик Горыныча в обшарпанном складе показался теперь чуть ли не дворцом. – В Америке таких «кредитными акулами» называют, – ответил Горыныч. – Дает деньги в рост без всякого обеспечения и под дикий процент. – Почему без обеспечения? – удивился Федька. – Твои яйца или коленки – обеспечение хоть куда: ты лучше с домом расстанешься, чем с мужским достоинством. Или я не прав где? – Да не, прав, все верно, – кивнул Горыныч. – В общем, сидит Сема на задах «Трех семерок» в маленьком флигельке, и на него человек пять сборщиков пашут. – А крыша ему кто? – поинтересовался Федька. – Не сам же по себе такой умный? И смелый, главное. – Егор, то есть Егоров, хозяин карьера, – ответил Горыныч и, наткнувшись на мой непонимающий взгляд, пояснил: – Там кирпичный, шиферный и плитку стали делать – промышленник местный, член Горсовета. Один из первых людей в городе. С прошлым человек. И с будущим, похоже. – Хм, – задумался Федька. – Егор – это серьезно. – А зачем он вам? – спросил хозяин, между делом наливая по второй. – Да так… пока черт его знает, мелькнул он в этой заварухе как-то. Но как – непонятно, – опять ушел я в отказ, и Горыныч на расшифровке настаивать не стал. – Давай по второй, что ли? – Ага, чего тянуть, – горячо поддержал хозяйскую идею Федька. Сдвинули, чокнулись, выпили. Федька крякнул, утирая слезы: «Крепка совецка власть!» – и протянул руку за банкой с соком. И вправду не соврал, крепко. – А пришли вы, как я понимаю, за тем, чтобы я завтра товар в Углегорск не отправлял? – спросил Горыныч после второй стопки. – Ага, верно, не отправляй, – закивал Федька. – Мы деньгами возьмем. Деньгами платили – деньгами и заберем. – Деньгами? – вроде как задумался тот. – С ликвидностью у меня проблемы сейчас: не сезон, торговля-то до весны встала, свободных денег и нет. Мы же на товар договаривались, я его под вас придержал, а налика у меня в обрез. – Мить, у тебя налика в обрез не бывает – не первый день знакомы, – взялся урезонивать его Федька. – Мы же тебе наличку занесли давно, ты ее уже крутанул, так что ты по-любому уже в выгоде. И сколько-то товаром забрать успели – опять же тебе навар. А остальную часть налом отдай, не греши. – Да я отдам, не вопрос, только надо этот остаток реально высчитать – мы же все тогда в кабель перевели, вы же мне все планы к черту рушите. Не, я серьезно. Или здесь товаром забирайте и выставляйте на реализацию, как и договаривались. И мне проще: никуда возить не надо. В общем, что-то Горыныч все же выкрутил в свою пользу. Уперся насмерть и от любых попыток прихватить его ловко уворачивался. Ну и у нас позиция была не очень – договаривались мы с ним действительно по-другому. Однако терять нас на будущее как удачливых мародеров он тоже не хотел: мало кто рискует в такие дыры забираться, как мы. Но после того как по рукам хлопнули, он достал из сумки несколько пачек сальцевских чеков и быстро отсчитал уговоренное. Выпили еще по одной и разошлись. – Хорошо хоть так, – не слишком весело сказал Федька после того, как мы вышли на улицу. – Это точно. Хотя я примерно на такой результат и рассчитывал. Ладно, пошли за «кюбелем» – и будем Серегу искать. Машину пришлось откапывать: снегу навалило немало. Лопата была в зипе, а метлу позаимствовали у сторожа стоянки. Зато завелась она без проблем, чем порадовала. Без всяких цепей перебралась через наметенный перед ней сугробчик и покатила по дороге. А меня порадовала мысль о собственной запасливости. Тот мой «кюбель», наверное, уже все, не доберешься, а тут – пожалуйста, еще один. Доехали до конторы охраны, поискали Сергея и ничуть не удивились, когда нас послали искать его в «Светлячке»: он там проводит времени куда больше, чем в своем тесном кабинетике. Но в «Светлячке» мы его тоже не обнаружили – буфетчик сказал, что «был, но уехал, до завтра не ждем». Вот так, облом-с. Ну да и ладно, теперь уже не к спеху. Тулуп только в ремонт сдать осталось. Федьке тащиться со мной в ателье было лень, так что он пешком пошел в гостиницу с наказом передать Насте, что я вот-вот вернусь, а я направился по узкой утоптанной дорожке вокруг «Светлячка», к торговому ряду, где заприметил как раз скорняжное ателье. И не ошибся, было там такое – деревянный домик, один среди десятка подобных, явно выстроенных совсем недавно, обшитых крашеной вагонкой. Дверь скрипнула, сверху звякнул колокольчик, в нос ударило кисловатым запахом дубленой кожи и овчины. Под потолком на длинных трубах рядами висели шубы, тулупы, дубленки, куртки – в общем, все, что для зимы нужно. За высоким прилавком сидел и что-то делал с коротким волчьим полушубком невысокий смуглый человек с немного среднеазиатскими чертами лица, узбек или туркмен. – День добрый, – поздоровался я первым. – Починкой не занимаетесь? – Занимаемся, обязательно занимаемся, – ответил тот, вставая со стула. – Что чинить надо? Говорил по-русски он без всякого акцента, хотя подсознательно я ожидал другого. – А вот… – Я вытащил из сумки и развернул тулуп. – Ты глянь, – удивился тот, перебирая пальцами ленты, на которые нарезалась овчина. – Это кто вас так? – Несчастный случай на охоте. Никто не пострадал, кроме тулупа. – И что сделать хотите? – Не знаю, – пожал я плечами. – Вещь новая, жалко выбрасывать. Как-то заделать, чтобы можно было хотя бы под машиной валяться. – Зачем валяться? – удивился мастер. – Тулуп ведь моей выделки, так что могу просто рукав и вот эту часть заменить, – показал он пальцем. – Хотите? Получится новая вещь, хоть в ресторан в нем гуляйте. – Да? Ну ты скажи, – восхитился я. – Так я отказываться и не буду, давайте так и сделаем. – Неделю займет примерно, – сказал тот. – Годится? – Годится. Спешить, как я сказал, уже некуда. Кстати, у меня в Углегорске оружие в переделке осталось, вот его бы как-то забрать… Особенно карабин: мне он нравится, и вообще. Ладно, об этом потом думать буду. Заплатил аванс за работу, сдал тулупчик, получил взамен вполне приличного вида квитанцию. – Не потеряйте, – сказал мастер, и я убрал ее в бумажник. Пока топтался в ателье, на улице снег пошел, густой, хлопьями, как клочья пуха с неба. Я огляделся на всякий случай – убедился, что никакой злодей или темная тварь ко мне не подкрадываются, – и пошел обратно, к машине, которую оставил у самого входа в «Светлячок». И прямо возле нее столкнулся с Сергеем, вылезавшим из своего доджа «три четверти», к которому какие-то умельцы приделали вполне приличного вида жесткий верх: для зимы самое оно. – О, здорово! – Увидев меня, он сдернул перчатку и протянул руку. – И тебе не болеть. Искали тебя. – Новости? – И новости, и вообще поговорить бы надо, – кивнул я. – Жаль только, Федька уже ушел, нам бы вдвоем. – У меня минут десять всего есть, – сказал он, поддернув рукав дубленки и глянув на часы. – Или тогда завтра. – Ладно, давай вдвоем по-быстрому, а завтра… ну, пообедаем вместе, что ли? – предложил я. – Вы тут с ночевкой, что ли? – И не с одной. Пошли? Он пропустил меня перед собой, зашел в трактир следом, сразу направившись к своему столу, которого никогда никто не занимал, поскольку он всегда был защищен табличкой «Заказано». Скинув верхнюю одежду на ходу, уселись, Сергей махнул рукой, подзывая официантку. – Я пивка, а ты? – спросил он меня. – Не, я просто водички – я уже водки накатил, пива сверху – не оптимально, – отказался я, прикинув, что мы еще втроем сегодня пьянствовать собираемся. – Как скажешь. Рассказывай, – добавил он после того, как уже знакомая официантка, виляя задом, отошла к стойке. – Что-нибудь про события в Углегорске слышал? – начал я с вопроса.