Почему-то вспомнился РПД, хранящийся на Ферме. Вот из чего бы долбануть, если это все же за нами гнались. В упор, да из пулемета, с лентой на сто пятьдесят… очень было бы впечатлительно. Наша простенькая ловушка сработала. Преследующая машина, накренившись и подпрыгнув на кочке, влетела в этот переулок через полминуты, и лучи ее фар уперлись в высокий кузов грузовика, начисто перегородившего дорогу. Водитель дал по тормозам изо всех сил, их потащило вперед юзом, и в этот момент три автомата ударили по кабине длинными очередями. Сыпануло смесью стеклянной и металлической крошки, искр, выбиваемых пулями из металла, вроде бы даже кто-то закричал, но мне могло и показаться, затем машина, странно дернувшись, свернула в сторону, ткнувшись бампером в забор, который накренился, но выстоял. Стрельба стихла – все три рожка опорожнились. – Перезарядка! – крикнул я. Получилось как-то неожиданно громко, словно звук человеческого голоса был для этого места противоестественным. Залязгал негромко металл, на место пустых встали полные магазины. – По кабине огонь! – И сам первым утопил спуск. Зачем зря рисковать, если можно вновь прочесать свинцом тесное пространство кабины какого-то небольшого грузовичка. Патронов у нас много, на всех хватит. Автоматы опять прогрохотали свои недлинные арии, разбрасывая вокруг гильзы и расхлестывая струями свинца машину, в которой уже никто не шевелился. – Перезарядка! Прикрывайте! Вновь негромкий металлический звук магазинных защелок. Перемахнув через борт, я вытащил из кобуры пистолет, чтобы иметь возможность орудовать одной рукой, подошел, удерживая его на уровне глаз, к машине, похожей сейчас на дно дуршлага. Достал из сумки фонарик «жучок», посветил внутрь. – Что там? – спросил Федька. – Фарш, – ответил я, и именно это слово как нельзя точнее характеризовало то, что я увидел. Грузовик был небольшим, полуторка «штайр», да еще и с необычной пятиместной кабиной, с коротким кузовом. В кабине было четверо. Двух передних изорвало буквально в клочья – в каждого пришлось, наверное, по паре десятков пуль. Они были похожи сейчас на пропитанные кровью кули тряпья, на которые кто-то бросил автоматы. Чтобы заглянуть на заднее сиденье, пришлось открывать дверь. Ствол кольта уставился в темноту кабины, зажужжавший вновь фонарик разогнал темноту. Один труп, хоть изорван и поменьше, крупный мужик с усами, черты лица восточные. Руки так и сжимают карабин М1 вроде моего. Второй молодой, кровью забрызган, куда ему попало? Ну-ка… – Федь, давай сюда! Настя, прикрывай! Здесь живой! – Ну и кончай его! – крикнул Федька. – Тут крови столько, что даже я чую, – прикинь, что сюда прискачет? – Мы его с собой! Помогай! Все это время уцелевший смотрел в ствол кольта не отрываясь. Глаза бешеные от страха, руки, которые он попытался поднять, словно бы защищаясь, трясутся мелкой дрожью. – Чего вылупился? Вылезай, – сказал я ему. Тот продолжал таращиться на меня, не реагируя на слова, словно в ступор впал. Когда подбежал Федька и взял его на прицел, я обежал расстрелянный грузовичок с другой стороны, рванул дверцу и потащил выжившего за шиворот. Тот не сопротивлялся и кулем выпал из кабины мне под ноги. Бросив его лицом в снег, я навалился на него коленом, завернул руки за спину и начал беспомощно крутить головой по сторонам, соображая, чем бы его можно было связать. Тут подскочил Федька и, не говоря лишних слов, двумя взмахами ножа обрезал ремень с противогазной сумки, висевшей у пленного на плече. Им мы ему руки и связали. Не слишком надежно получилось, но пока хватит. Подхватили с двух сторон, даже не сняв кобуры с пояса, и потащили к «блицу». – Так, блин, как его наверх тащить? – озадачился я. – Борт откинем? – Блин, какой борт, Вов, валить отсюда бегом надо! – уже явно разозлился Федька. – И еще из переулка этого дерьмового выбраться – гля, они же нам выезд закрыли начисто. А вперед некуда: тут снега полно, даже дороги не видно. Я сдернул у пленного с рук ремень от сумки, вытащил из кобуры у него на поясе «вальтер П38», ткнул кольтом в спину: – А ну полез, быстро! И в кузове мордой в пол, сразу, понял? А то ногу прострелю и здесь оставлю без всякого оружия. Бегом марш, тебе что непонятно? Пленный тормозил, а вот Настя поняла все правильно. Пока тот карабкался через борт, держала его под прицелом. А когда он улегся, сложив руки на затылке, сказала: – Ты хотя бы дыхни неровно – убью сразу! Тот, похоже, поверил. Ну и правильно. А я обернулся к расстрелянному грузовику. Точно, весь выезд загораживает. И чего теперь с ним делать? Капот вроде и не прострелен, заглох он наверняка потому, что уперся в препятствие. Что из этого? Лезть внутрь, где все кровищей насквозь пропитано? И стать приманкой для каждой мерзкой твари в окрестностях? Да и просто противно. А с другой стороны, какие еще есть выходы? Я никаких не вижу, если честно. Глянул на Федьку. У него, похоже, мысли точно такие же. – Федь, давай за руль, тут я сам. – Успею за руль, прикрою пока, – сказал он, настороженно поглядывая по сторонам. Мне тоже как-то вспомнилась та тварь, что прыгала с крыши на крышу. Сколько до нее отсюда? И за сколько она успеет допрыгать? Подбежал, расталкивая снег ногами, до водительской двери «штайра», открыл. Посыпался водопад стекла под ноги. Схватил убитого водителя за край воротника дубленки, не испачканный кровью, рванул на себя. Тот вывалился, но ноги остались в машине. Черта с два я так влезу, придется оттаскивать. Вцепился руками в воротник, дернул – нет, нога за что-то зацепилась. Пистолет мешает, но хрен я его в кобуру спрячу – страшно. – Ну чего ты там копаешься? – спросил Федька. – Застрял, падла, – ответил я, бросив труп и опять с фонариком заглядывая в кабину. Ну точно, сапог застрял между педалями. Пришлось нагнуться, кое-как выдернул. Отволок труп к забору – за ним остался широкий кровавый след. Блин, да сюда от самого Красношахтинска сейчас тварей набежит – на весь свет пахнет, наверное. Так, сиденье залито кровью полностью – и подушка, и спинка. Надо бы чего-нибудь бросить, или я сам как этот мертвец сейчас буду. Сразу Рома вспомнился, разорванный тварью из-за одного-единственного пятнышка крови на одежде. Как-то не вдохновляюще все получается. Так, над кузовом «штайра» дуги, тент натягивать. А где сам тент? Подбежал к кузову, посветил – есть, вот же он, в рулон свернут. Схватил тяжелый, скользкий и холодный на морозе брезент, потащил из кузова. Перехватил поудобней, повернулся – и увидел, как на забор почти бесшумно запрыгнул мартыхай – небольшое, проворное и чертовски опасное порождение Тьмы, напоминающее словно вырезанный в нашей действительности контур обезьяны, заполненный абсолютной Тьмой. – Мля, – сказал я, роняя свернутый брезент себе под ноги и перехватывая пистолет двумя руками. Тварь напружинилась перед прыжком. Трудно целиться в темноте в цель, состоящую из Тьмы. Выстрелы захлопали один за другим, тварь дернулась от попадания тяжелой пули, но все же прыгнула, целясь в лицо. Я увернулся боксерским нырком, скакнул в сторону, опять вскидывая пистолет. Мартыхай ударился в борт кузова и отлетел в снег, оказавшись в свете луны на его фоне очень хорошей мишенью. Я выпустил в него четыре оставшихся патрона из магазина, перезарядил и втолкнул в кобуру, схватившись уже за автомат. Загрохотал Настин ППШ, к нему присоединился автомат Федьки. Я обежал «штайр» со стороны кузова, и Федька рывком направил автомат на меня, заставив в испуге кинуться в снег. Федька выматерился, крутанулся на пятке, оглядывая заборы вокруг в поиске целей. – Где они? – Вон, гляди, у забора, – крикнул он, и я увидел еще одну черную тушку, словно бы покрытую клубами непроницаемо черного дыма. – И отгони ты на хрен эту машину, что ты здесь крутишься? – заорал он. Вновь выстрелила Настя. Одна короткая очередь, вторая, с крыши соседнего домика, осевшего и покосившегося, что-то посыпалось. А все верно: если я эту машину сейчас не уберу, то нам кранты. Опель ее задом вытолкать не сможет – совсем развернет, и та встанет враспор в этом узком проезде, и тогда вообще хана. Чувствуя, как волосы пытаются встать дыбом даже под вязаной шапкой, а то и вовсе там, где их даже нет, я, водя стволом ППШ из стороны в сторону, пошел обратно, в страшный черный угол между разбитым грузовиком и высоким забором. Блин, ну почему этот «штайр» не японец праворульный, а? Как бы удобно сейчас было! Вот брезент под ногами, вот труп мартыхая. Твою мать, опять автомат за спину надо… Ну что же это делается, а? Нет, с людьми воевать не так страшно, а вот эти твари, да еще и в темноте, и когда нет за спиной всей горсветовской группы с прожекторами и пулеметами… нет, это как-то вообще, страх просто иррациональный, такой, что до самых костей, до костного мозга промораживает. Черт, опять пистолет из кобуры. Присел, подхватил сверток брезента, подбежал к кабине. Черт, да кровью прет так, что… Закинул брезент на сиденье, на самый верх, дальше он сам развернулся, прикрыв собой заодно второй труп, завалившийся на пассажирскую дверь. Что-то мелькнуло вроде где-то на самом краю поля зрения, я дернулся, ударился головой о верх дверного проема, обернулся рывком, вскинув пистолет. – Я прикрываю! – крикнула из кузова Настя. – Давай, быстрее! Ну же! – Ты себя прикрывай! – заорал я в ответ. – Тут без тебя разберусь! Доприкрывается так, что на нее сзади что-то кинется… Нет, я уж сам, ей не надо, мне без нее никак, так что сам, сам, сам с усам… Точно, что-то есть на крыше дома, что за забором. Вскинул пистолет, выстрелил двойным, прозвучавшим невнятно и глухо после автоматных очередей, какая-то тень, гораздо крупнее мартыхая, спрыгнула во двор, прикрывшись теперь забором. А, блин, а ведь машина меня чуть прикроет, если дверь захлопнуть! Мысль еще продолжала в голове оформляться в законченную фразу, но я уже оказался в кабине, а дверь с грохотом захлопнулась за мной, высыпав из рамки остаток стекла. Выставил пистолет в окно, но пока на меня никто не бросался. Вновь загрохотали два автомата, вспышки осветили узкий и темный переулок, но куда кто стрелял, я так и не понял. Так, ключ здесь где? Ключ или кнопка, что угодно… Гадство, темно, ни хрена не вижу… Фонарик… так, вот, не ключ и не кнопка, а тумблер поворотный… сцепление… гадство, только правой рукой туда дотянешься, а в ней пистолет… в левую его, что нехорошо… Стартер закрутил… Грохот металла, что-то темное обрушилось на машину сверху, что-то такое, от чего потянуло могилой… не запахом, нет, а… вот как будто жидкий азот по венам, по нервам, по костям разбегается. Черная… не знаю, рука, конечность, щупальце, метнулось в окно, целясь прямо в лицо, но я успел дернуться вправо, завалившись на бок, и невидимые в саване Тьмы когти распороли рукав моего полушубка, попутно заставив уже меня заорать со страху. Я лягнулся левой ногой, а потом, вскинув кольт, выпустил в темную тушу все оставшиеся в магазине патроны. Попал. Тварь из окна исчезла, я даже услышал стук упавшего тела. Сунув пистолет в кобуру, я схватился за руль и рычаг коробки передач. С хрустом воткнулась задняя, мотор рыкнул, и в этот момент тварь вновь очутилась на подножке. Лапы вцепились в край окна, невидимая в черноте морда всунулась внутрь на странно вытянувшейся шее, ударило смертным страхом. И тогда я утопил педаль газа в пол и рывком руля притер грузовик к забору. Загрохотал металл, затрещали доски, из-под забуксовавших колес поднялись фонтаны снега, но монстра зажало. Я даже не знаю, на самом ли деле тварь взвыла, или это прозвучало у меня в голове, но ощущение было таким, словно ледяное сверло ввинтилось прямо в мозг, пробивая его до позвоночника. Тварь задергалась, забилась, задолбила в крышу кабины с такой силой, словно кто-то бил молотком. Что было сил и проворности я рванул вправо, накинув край брезента на труп, перевалился через него, толкнул, нажав на рычаг, дверцу, и так, головой вперед, вывалился на снег, покатился в сторону от машины, налетев на ноги Федьки, который споткнулся об меня и чуть не упал. Но все же удержался, перескочил и прямо через кабину всадил в чудовище очередь на десяток патронов. Хмырь, а это был он, несколько раз дернулся и затих, начав истекать дымящейся Тьмой… Вой в голове утих, словно обрезали. Так и отбежав от машины на четвереньках, оскальзываясь и зачерпывая снег рукавами, я все же вскочил и вновь схватился за автомат. Фонарик потерял – в кабине выронил. У, мать его двадцать, но все равно туда не полезу! Ни за что! Не удержавшись, подскочил к машине и всадил короткую очередь в то, что должно было быть головой хмыря, хотя тварь была явно мертва и уже опасности не представляла. Затем, оглянувшись, увидел еще одну небольшую тень, заскочившую на забор в глубине переулка, быстро обстрелял ее, но явно не попал – мартыхай перескочил во двор, укрывшись, а мои пули лишь размочалили гнилые доски забора. – Федька, проедем уже, давай в машину! – заорал я, но понуканий не требовалось – он со всех ног бежал к «блицу». Убедившись, что прямо сейчас мне на спину никто не бросается, я заскочил на заднее колесо опеля, вцепившись в борт, потом рывком перевалился в кузов, тяжело, с сипом дыша – не от усталости, а скорее со страху. Страха во мне было сразу на десятерых сейчас, это как минимум. Прямо так, лежа на спине, сменил магазин в автомате, бросив даже не помню насколько опустевший рожок на пол, поднялся. Настя, выглядевшая, откровенно говоря, куда уравновешенней меня, перебежала к кабине, прикрывая Федьку, пленный валялся на полу, прикрывая голову руками, и тихо подвывал. Я пнул его ногой, крикнул: «Заткнулся!» – и повел стволом автомата из стороны в сторону, выискивая новые цели. В этот момент грузовик дернул назад, и я упал навзничь, прямо на пленного, который охнул и взвыл в голос, а потом начал лягаться ногами и попытался перевернуться и уползти. Похоже, решил, будто на него тварь прыгнула и он уже погиб. Я на него даже внимания обращать не стал, понимая, что он не только не побежит и не нападет сзади, а еще будет молиться о том, чтобы с нами ничего не случилось: мы сейчас – его единственная защита от тварей. Федька, высунувшись из кабины в открытую дверь, удивительно ловко сдал опель задом, объехав притертый теперь к забору «штайр». Машина выскочила из переулка, остановилась, проехавшись заблокированными колесами по скользкой дороге. Послышался негромкий удар в борт, зацарапались по доскам когти, еще одна темная тварь вскочила на самый угол кузова, почти что рядом со мной, и угодила под удар сапога, сбросивший ее обратно. – Федька, гони, не спи, мля! – заорал я так, что сам себя не узнал, подхватился, сел, перекатился на четвереньки, кинулся к борту только для того, чтобы вновь свалиться, – теперь «блиц» дернул вперед. Опять скребущий звук, я отполз назад, вскидывая автомат, – и вовремя: тварь опять вскарабкалась на кузов и на этот раз поймала очередь, сбившую ее обратно и изрешетившую сами доски кузова. За спиной у меня вновь застучал автомат, я обернулся – Настя обстреливала что-то невидимое мне, палила в сторону переулка, гильзы барабанили по крыше кабины – я даже успел разглядеть, как они поблескивали в лунном свете, отскакивая. Грузовик даром что тронулся рывком, но скорость набирал до неприличия медленно. Я вскочил в очередной раз, метнулся к заднему борту и обстрелял темное пятно на снегу, опять бросившееся в нашу сторону. К своему же собственному удивлению, попал, и попал хорошо: тварь только дернулась, перекувырнулась пару раз и замерла. Все, что ли? А что тогда по крышам прыгало? Это ведь точно был не хмырь и не мартыхай, эту тварь мы пока не видели.