– Надеюсь, тебя-то ни в чем не подозревают? – спросил Илья. – Или нам с тобой придется переносить отпуск? Тася сказала, что ничего переносить не надо и что послезавтра она вылетает. – Как ты думаешь, может быть, мне до отъезда переселиться к маме? – спросила она жалобно. – Вдруг эту девушку не просто так к моей двери приковали? Может, меня тоже хотят убить и к чему-нибудь приковать? – Тась, да ты что? – опешил Илья. – Кто тебе может угорожать? Почему? С какой стати? Ну, хочешь, я приеду? Прямо сейчас рвану в аэропорт. Если ты боишься… – Да нет, нет, не боюсь! – воскликнула Тася. – Просто немного не по себе. Жди меня в аэропорту послезавтра, как договорились, хорошо? – Хорошо, – смирился Илья. – А с этой мертвой девушкой… Думаю, пошутил кто-то. Согласен, по-дурацки. Но у нас же дураками можно вымостить дорогу Москва – Владивосток в четыре слоя. Сама говоришь – смертельных врагов, чтобы устроить такую подлость, у тебя нет, в криминальной жизни нашей родины ты не участвуешь, в преступных группировках не состоишь. Выходит, это жестокие шутки молодняка или просто недоразумение. Скорее всего, перепутали квартиры. Несчастная девушка должна была напугать кого-то другого. – Умеешь ты успокаивать. – Прежде хмурое лицо Таси немного просветлело. – Приезжай скорее, я скучаю. И море по тебе скучает, оно сейчас теплое. Температура как на заказ, двадцать три – двадцать пять каждый день. – Я бы и сегодня к тебе рванула, но билетов не было. Хотела поездом, но там на месяц вперед все распродано. – Поездом долго, – поцокал языком Илья. – Тем более как же лимузин к трапу? – А к вагону или перрону разве нельзя? – Для тебя все, что угодно! В случае чего Макс поможет, он ужасно пробивной. – Кто такой Макс? – озадачилась Тася. Прежде ни о каких Максах речь не шла. Она была уверена, что отпуск они проведут с Ильем вдвоем. – Да это приятель мой, вместе учились, – оживленно пояснил Илья. – Теперь оба сходим с ума от старинных автомобилей. Он вчера прилетел, ему предложили чудесный американский «фордик»… Впрочем, сама все увидишь и с Максом познакомишься. Давай прилетай. Тебя точно полиция из города выпустит? По допросам не таскают? – Да нет, – успокоила его Тася. – С утра ходила к следователю, но что я могу рассказать? Да и он не особенно настаивал. Копытами землю не роет, это точно. Документов у девушки нет, никто ее не разыскивает. Принимала наркотики. То ли отравили, то ли сама отравилась. – Ладно, давай не будем о грустном. Лучше готовься к отдыху. А ей и готовиться было нечего. Собранный чемодан вторые сутки одиноко стоял в коридоре. Попугай Шура, обрадованный тем, что эвакуация в чужую квартиру не состоялась, лузгал семечки и периодически оглашал комнату одобрительными возгласами. Иногда он громко знакомо квакал, и Тася аж подпрыгивала от неожиданности. Благодаря разговору с Ильей ее настроение начало выправляться. Теперь она не бегала то и дело в коридор и не прикладывала ухо к двери, проверяя, все ли нормально снаружи. Вместо этого она включила телевизор и завалилась на диван с книжкой в руках. И почти сразу заснула. А проснулась от телефонного звонка. Нашарив трубку, приложила ее к пылающему со сна уху, и на нее сразу же обрушился разъяренный крик Рысакова: – Ты зачем подослала ко мне своего кретина? Я его грохну, гадом буду! Повешу за ноги на фонарном столбе перед подъездом, и пусть вещает вместо громкоговорителя! Тася не сразу поняла, о каком кретине идет речь. И тут же возмутилась: – Ефрем, ну что ты несешь?! Кого я подослала? – Муженька своего, идиота конченого. Сначала он ментов на меня наводит, потом херню несет, предлагает миллионы. За такой базар ему положено язык выдрать. – Опять этот твой бандитский жаргон! – вознегодовала Тася. – К твоему сведению, Копейкин сам тебя нашел, я тут совершенно ни при чем. И он мне давно не муж, мы в разводе уже несколько лет. – Да плевать мне, сколько вы в разводе, – Рысаков никак не мог усмирить свой темперамент. – Этот интеллигентский чих на меня следака навел! – Перестань скрежетать зубами и объясни, что случилось. – Что тебе сказать? – Ее собеседник немного сбавил тон. – Вызывает меня следователь и начинает допрашивать про какую-то бабу, которую будто бы я мог замочить. А я ночью только прилетел из Владивостока, устал, не выспался. Ничего не понимаю, естественно. Оказывается, у тебя проблема, а твой Гривенников… – Копейкин, – поправила Тася. – Какая разница! Стуканул, что я мог сотворить подобное. В смысле – убить и приковать наручниками к двери. – А что, не мог? – Мог. Но я этого не делал. Вдобавок у меня алиби. Короче, отпустили. Так этот… Рысаков запнулся, подбирая определение, но Тася его опередила: – Можешь пропустить нецензурные выражения. Рассказывай дальше. – Он мне звонит и на голубом глазу, словно это не он меня закладывал, предлагает совместное дело. И долго, нудно, противно гонит чушь, от которой вянут уши. А голос – будто он на болоте родился. – И что ты ему сказал? – спросила Тася с опаской и одновременно любопытством. – Сказал, что сам он – Копейкин и дела его копеечные, – ответил Рысаков. – Юлий наверняка оскорбился. Ведь он считает, что уже почти что завладел золотом нацистов. Хотел у меня денег занять на раскрутку. Пожалуй, это не лечится. – Пусть еще раз придет, я его так вылечу, что век здоровым ходить будет. – Да… – протянула Тася. – Повезло мне с вами… обоими. У других женщин разводы как разводы. Свидетельство в зубы и – прости-прощай! А я… – Эх, дура ты, Таська, что меня бросила! Я ведь любил тебя. Не взбрыкни ты, мы бы с тобой жили душа в душу. Да я б на руках тебя носил. Вот хочешь, возвращайся ко мне и поглядишь. – Ефрем, ты спятил? – Да ладно, ладно… Это я просто так, на всякий пожарный. Я все равно во Владик переезжаю. – Что, серьезно? – Серьезнее не бывает. Думаю, это правильно, корни надо рубить, а то нормальной жизни в столице для меня нет. Пока! Может, еще свидимся. Вопреки всякой логике Тася вдруг пожалела Рысакова и мысленно пожелала ему удачи и хорошей жизни в далеком Владике. Потом подумала, что Копейкин наверняка сбрендил, если додумался звать себе в соратники Ефрема, которого он знал только по Тасиным рассказам. Видать, у Юлия совсем плохи дела. На следующее утро Тася первым делом побежала к двери и проверила, открывается ли она. С дверью все было в порядке, на лестничной площадке никого, и уже одно это страшно ее обрадовало. Тася отправилась в душ, и, как только вышла, зазвонил телефон. – Румянцева Таисия Андреевна? – спросил казенный голос. – Да, а в чем дело? – Она насторожилась. – Вас беспокоит следователь… У Таси мгновенно потемнело в глазах – она испугалась, что сейчас запретят ей выезжать из города и отпуск окончательно и бесповоротно накроется медным тазом. – Я ведь давала показания, – растерянно заговорила она. – Я ничего больше не знаю. И девушку убитую не знаю. Я уже все вам рассказала! В трубке немного помолчали, а потом вновь раздался тот же голос: – Я не понял, Таисия Андреевна, кому и что вы рассказали? – Вам! – Мне? Но мы впервые с вами разговариваем. И о какой девушке идет речь? – О той, которую приковали наручниками, – с опаской ответила Тася. Она совсем не понимала, что происходит. Снова последовало молчание, потом мужчина, представившийся следователем, поинтересовался: – Таисия Андреевна, у вас все в порядке? – Даже не знаю, как ответить, – пробормотала Тася. – Сначала было не все в порядке, а сейчас вроде бы все… Но тут вы позвонили, и опять не все в порядке… – Я хотел спросить, не могли бы вы приехать для опознания. – А кого я должна опознать? – удивилась Тася. Она ведь сто раз объясняла, что никогда прежде не видела убитую. – Ефрема Георгиевича Рысакова. – Что он опять натворил?! – Тася едва не подпрыгнула до потолка. Да будет ли этому конец? – Ничего не натворил, – смиренно ответил следователь. – Он умер. – Умер?! – Тело обнаружили утром в здании аэропорта Домодедово. По нашим сведениям, родителей Рысакова нет в живых, семьи тоже нет. А вы его бывшая жена, правильно? Ничего не перепутали? Тася закрыла глаза. Вероятно, где-то в небесной канцелярии ее занесли в черный список. И теперь каждый божий день будет происходить что-нибудь ужасное, что испортит ей не только отпуск, но и всю оставшуюся жизнь.