— Уговорил, — улыбнулся коллега. — Ты иди бери ее, а я тут лавров подожду. У меня еще столько работы… — Я знаешь что сделаю? Я пока поговорю с ней, — засомневался Алексеев. — Не могу поверить… Хотя другой такой авантюристки, думаю, просто в природе нет… Но все же… Спугнуть-то ее — не спугнем, не будет же она пломбу из зуба выковыривать! К тому же надо по городу проверить — а вдруг она так повсюду отмечалась? Во рту-то сколько? Тридцать три зуба? — Чего? Тридцать два! Да и то в молодые годы. У меня, к примеру, пять выбито, два вырвали, зато зуб мудрости режется… — В карты? — прослушав почти всю фразу, уточнил Алексеев. — Что с тобой? А, аспирин! — сообразил Паша. — Шел бы ты домой, что ли… Перебрал вчера, да? — Шел бы я домой, верно, — согласился Петруха. — Только жаль, что не ты мой начальник. А я не твой. Ну раз у тебя нет аспирина… — Так про бабку — не забудь, проверь, а? — напомнил коллега уходящему Петрухе. — Не забуду мать родную, — мрачно заявил Алексеев и направился в кабинет напротив, якобы в поисках лекарства… Марии Даниловне так и не удалось дозвониться до Петрухи и порадовать его удачным приобретением. Долгое время было занято, потом никто не мог найти его на месте. Решив подышать свежим воздухом и заодно застигнуть опера непосредственно на работе, Сухова собралась и вышла на улицу. Уже сворачивая на площадь, она нос к носу столкнулась с Алексеевым. — Петруша! Как хорошо! А я как раз к вам… «Явка с повинной, — мелькнуло у опера. — Молодец, много ей не дадут, то есть вообще ничего не дадут… Присудят из пенсии отчислять гроши, да в течение пяти лет… Инфляция, то да се… Может, и мне стоит зубами заняться?» — Хорошо, — решив не раскрывать пока карты, кивнул опер. — Только давайте хоть отойдем куда-нибудь, а то промокнем… — Может, кофейку глотнем? В кафешке? К себе не приглашаю, извините, у меня так не убрано, жуть! А у меня для вас сюрприз! «Знаю, — не удивился Петруха. — „Кафешка!“ Ладно, почему бы и нет?» Они свернули на Садовую и зашли в кафе-мороженое, пристроившись в конце небольшой очереди. Мария Даниловна откинула капюшон на плечи. — Что-то вы недостаточно против нашей погоды вооружились, — начал издалека опер. — Что тут плащ! Зонт нужен! Льет днями напролет! — И не говорите! — согласилась Мария Даниловна. — Могло бы хоть в сентябре солнышко еще посветить, и так ведь весь октябрь, ноябрь — ливни… — Так что ж вы без зонта? — гнул свое Петруха. — И верно, — вздрогнув, задумалась Сухова. — Что же это я без зонта? Выходит, забыла… Пожалуйста, два пирожных и кофе… — Где? — подался вперед опер. Он тоже заказал кофе, и они прошли к столику. — Где? — наморщила лоб пожилая женщина. — Где? — произнесла она нараспев, пытаясь вспомнить. «Ага! — заклокотало внутри у Алексеева. — Сейчас сочинит!» — Наверное, там, в парке… Я сидела на скамеечке — вы не поверите!.. — Отчего же? — не поверил Алексеев. — Да нет, в этом-то ничего, конечно, странного нет, — продолжала, смущаясь, собеседница. — Странно другое — у меня целый кусок дня просто выпал из жизни! — Подобрали? — мрачно пошутил Петруха. — Ай-ай-ай! Грешно смеяться над больными людьми! — покачала головой Сухова. — То-то я вижу, какая вы больная, — удивился Алексеев. — Смотрите сами — что вы едите? — Картошку! Это пирожное такое, не встречали? — с удовольствием поглощая второе, объяснила Мария Даниловна. — Да нет, встречал… У вас же зубы болели! — Ну да, болели… — Так что же теперь? — Не знаю, — равнодушно пожала плечами собеседница. — Как «не знаю»? Зубы или болят, или не болят! — Да не знаю, и все! Вроде теперь — все в порядке! — С каких это пор? — напрягся Алексеев. — С сегод… Наташенька, Леночка, идите к нам! — неожиданно отскочила она от стола. — Это мои соседки, — объяснила она, вернувшись. — Сейчас возьмут мороженое и подойдут. — Зачем? — сердито спросил Алексеев. — Что значит «зачем»? — обиделась пожилая женщина. — У вас что, на меня монополия? — Так вы, значит, кусок жизни сегодня «потеряли», — напомнил Алексеев, стараясь успеть до появления соседок. — Говорила… Ну это так, образно… — Со скольких до скольких? — Сейчас подумаю… Так… Дома я оказалась в пять… А в магазинчике, — да, кстати, я же вам прописи купила! — в магазинчике… Он с обеда открылся… Значит, после двух или трех… И чем я занималась в это время — ума не приложу! «Совпадает», — отметил Петруха и вскрикнул: — Прописи? С крокодильчиками? Да что же вы раньше не сказали?! — Не успела, — примирительно ответила Сухова. — Сейчас, сейчас… — Сколько я вам должен? — потянулся к кошельку опер. — Да что вы! Это подарок! Не обижайте меня! Тем более что я как раз пенсию получила… Услышав о пенсии, Петруха вновь погрустнел, все более укрепляясь в подозрениях. Мария Даниловна выложила на столик подарок и принялась его разворачивать. — Вот. Ученье, как говорится, свет, а неученье… — начала она и внезапно осеклась. Алексеев с веселым недоумением переводил взгляд с обложки тетрадок на изумленное лицо собеседницы. — Это что, тоже ваша шуточка? — нашелся он. Пропустив мимо ушей «тоже», Мария Даниловна поднесла ближе к глазам прописи, затем покачала головой и с тяжелым вздохом положила их обратно. — Не может быть… Я же точно крокодильчиков видела… Специально купила… — расстроенно забормотала она. — Может, вам случайно не те завернули? Еще обменять можно! — с надеждой предположил Петруха. — Да нет… Там только один вид был — это точно… Но что же я, ослепла, что ли? Как я могла жирафов с крокодилами спутать? Дались мне эти крокодилы! Господи! Неужели я сошла с ума?!! — Спасибо большое вам, Мария Даниловна, за заботу, — утешительно произнес Алексеев. — Видимо, вам действительно следует отдыхать больше, возможно, вы переутомились… Попробуйте еще к окулисту сходить… — Да при чем здесь окулист! — в сердцах выкрикнула пожилая женщина. Посетители кафе бросили удивленные взгляды в ее сторону. — Когда вместо одного явно видно другое… Здесь психиатр нужен! Ну почему — крокодилы? За что они меня преследуют?.. — Хлопнув чашкой по столу, она медленно поплелась к выходу, так и не успев разделить трапезу с приятными соседками, все еще томящимися в очереди. Алексеев, чуть подождав, также вышел на улицу. Ему нужно было определиться в решении. «Все на нее указывает… — размышлял он по дороге. — Но скорее она жертва… Жертва своей навязчивой идеи… Совершает непонятные даже самой себе поступки, забывает о них, путается в объяснениях… Причем сама выглядит достаточно искренне… Любого, кто ее не знает, обкрутит в два счета… Мастерица вешать… Что-то точно не так, и что же мне следует предпринять? С зубами-то, кажется, ясно… Она, кто же еще? Да еще адресом моим прикрылась… Это-то, впрочем, может, и не специально… Какой-то адрес надо было называть, а мой, видимо, в голове крутился… Ну аферистка! Но неужели она думает, что я стану ее покрывать? Я-то не стану, ну а если она об этом не догадывается? Блин… Тетка-то славная, только лихая уж больно… Но все же так уж зарываться не стоило… Вот как: потворствовать в этих ее нарушениях закона я точно не буду — эдак в следующий раз ей в голову придет, допустим, валютник обнести… Мало ли, решит, что я — ее „крыша“ и все, мол, с рук сойдет… Но и сам распутывать это идиотское зубное дело не стану… Слава Богу, не на моей территории… Хотя… дернуло же за язык… Пашку подводить тоже не хочется… Тем более что без меня он всю жизнь собесы трясти будет в поисках неизвестной бабки… Да… ляпнул, что догадываюсь… Хотя я же просто обалдел… Описание — один в один товарищ Сухова… Неужели в Питере еще одна такая лихачка объявилась? Фиг знает, все может быть… Перестройка, рыночная экономика, денег ни у кого нет, зубы болят… Даром лечиться — лечиться даром… Вон в нашей хотя бы районной поликлинике такие мастера сидят… Эх, гады… Не удивительно, что люди хотят получше сделать, идут в платные кабинеты… А пенсионерам-то — не по карману! Им-то за что с зубами мучиться? Работали всю жизнь, а достойной старости, выходит, не заслужили? Мол, все претензии — к советской власти? Ну нет, это несправедливо! Да хрен с этим зубным кооперативом! Сто тридцать тысяч — что, деньги для них? А для нее — огромные… И молодец, не забыла обо мне, прописи купила… Пусть не те, а все же приятно… — растрогался Петруха. — Нет, все, решено: что это у Пашки, первое, что ли, безнадежное дело? Хрена с два. Одним глухарем больше, одним меньше… Плевать! А ее надо предупредить, чтоб все-таки завязывала со своими криминальными похождениями… От тюрьмы да от сумы… Н-да… Только как бы это поделикатнее сделать, не обидеть?» Принявший решение Алексеев бодро зашагал дальше. Мария Даниловна тем временем вернулась домой, поставила подогреваться чайник, но, не желая дожидаться его кипения в обществе опостылевших коммунальных соседей, поплелась в свою комнату. Громкий стук в дверь и истошные выкрики: «Спалить нас захотела? Мы, что ли, должны чайку на подносе принести?» — вывели ее из какого-то бессознательного состояния, в котором она пребывала, сидя в кресле. «Забыла… Да никогда со мной такого не было!» — в ужасе подумала она, сходила за чайником с оплавленной, отвратительно пахнущей паленой пластмассой ручкой, устало брякнула его на стол и вновь опустилась в кресло. Какой-то внезапный порыв заставил ее встать. Совершенно неожиданно для себя она потянулась к антикварному стулу, взялась за резную ножку, перевернув его и внимательно осмотрев, подумала: «Подходит…» — «Господи, для чего — подходит?» — мелькнуло тут же у нее в голове. Ответа не последовало; вместо этого она, с силой швырнув стул об пол, отломала красивую ножку, приготовилась выломать и остальные… «Пока достаточно», — как бы издалека прозвучала команда. Не успевая задуматься о причинах своего более чем странного поведения, Мария Даниловна залезла в шкаф и достала столярно-плотничьи инструменты. …Ее звали к телефону, но она не отвечала… Соседка Наташа, с которой в последнее время у Суховой сложились доверительные отношения, заглянула было, но, увидев, что пожилая женщина занята, извинилась и закрыла дверь… Мария Даниловна не стала даже интересоваться, что той было нужно… Сжав зубы и отирая пот со лба, она кромсала, вначале неловко, но с каждой минутой все более уверенно, деревянную ножку до тех пор, пока в ее руках не оказалась довольно грубо сделанная небольшая фигурка человечка с простыми чертами лица и в какой-то ниспадающей одежде. «Хорошо», — подумала она. «Для чего — хорошо? Зачем мне это?» — вопросило постепенно возвращающееся к ней сознание. В страхе, будто что-то гадкое, она отбросила таинственную поделку и тут же ощутила дикую резь в животе. Так плохо она себя еще никогда не чувствовала. На коленях, с трудом сдерживая стоны, она подползла к брошенной фигурке и с отвращением дотронулась до нее, подчиняясь каким-то неясным внутренним посылам. Боль, казалось, на мгновение стихла. Неосознанным движением она крепко схватила небольшого деревянного человечка, смутно догадываясь, что сейчас все должно кончиться… Так и случилось: едва фигурка оказалась в ее маленькой сморщенной ладони, живот прошел, — казалось, никогда и не болел. Ей стало хорошо; чувство неизъяснимого блаженства наполнило ее. Бережно отнесла Мария Даниловна поделку к полке и собралась украсить ею интерьер своей комнаты. «Нет. Подальше от глаз…» — услышала она внутри себя команду и тотчас же подчинилась ей. Спрятав деревянного человечка внутрь буфета, она как-то инстинктивно прислушалась, уже ожидая комментария. «Отдыхай», — одобрительно разрешил ей кто-то, и она направилась к кровати. Зачарованное состояние, похоже, прошло, и, уже сидя на краю постели, Мария Даниловна с любопытством и страхом перед чем-то непонятным анализировала свои поступки. «Я это или не я? Чушь… Тогда зачем все это? — воззрилась она на гору стружки, устилающей пол. — Кружок „Умелые руки“? Не поздновато ли? А, это я практикую пока, завтра гробик себе выстругаю… Из чего? Ну найду на помойке, к примеру… Как еще объяснить? Бред какой-то… Ага! Ого! Отлично! Вдруг повезет? Ведь сумасшедшие не имеют права проживать в коммунальной квартире! Должны теперь отдельную дать! Должны… — расстроилась она. — Никому они ничего не должны… Вон напротив, у Иваныча, туберкулез в открытой форме, у соседей — дети, и всем — плевать, не выселяют опасного больного! Ну вот, допустим, приду я в жилищный отдел. Здрасьте, мол, я сошла с ума! Давайте квартиру! Сейчас, ответят они, мы только один маленький звоночек совершим, всего-то две циферки набрать, — будет вам и квартира, и питание за счет государства… А если, ну, допустим, всем уже станет заметно… Соседи пойдут жаловаться: не можем, мол, проживать под одной крышей с психбольной… Эффект тот же — да скорее они сразу меня в „Скворечник“ затокарят… Или нет, на Пряжку… это ближе… Нет! Пусть я с приветом, причем, кажется, уже с большим и пламенным… Но им я этого не дам понять! Нет! Родилась здесь — здесь и помру! Уступать соседям мою комнату! Мое последнее пристанище!..» Она рухнула на подушку и заснула. Закончился еще один день, полный напряженных и загадочных событий… …Яркий свет луны освещал неистовую схватку двух непримиримых противников. Высокий стройный человек с длинными волосами и заостренным книзу клювом на птичьей голове яростно атаковал соперника, по звериной морде и злобно блестящим красным глазам которого пожилая женщина узнала бога разрушений Сета… Вот-вот, казалось, должна была наступить победа человека-птицы, но, почти пронзенный копьем, Сет в последний момент извернулся и длинным ножом исполосовал лицо врага, разрезав тому глаз. Луна стремительно начала убывать. В последних лучах гаснущего света Мария Даниловна заметила, как Сет, превратившись в крокодила, нырнул в воду… Недолго скорбела она о поражении воина, заранее симпатичного ей оттого уже, что он сражался с отвратительным богом стихийных бедствий… Внезапно появился уже знакомый ей человек с хитрым лицом птицы ибиса и умело срастил куски глаза… На небе вновь засиял полный диск луны… Подчиняясь неведомой силе, наблюдательница перенеслась в огромный, украшенный золотом чертог, полный мужчин и женщин, прекрасных и уродливых, с лицами людей, зверей или птиц, в странных одеяниях и с еще более странными украшениями на головах… — Владыка, — промолвил бог мудрости Тот, обращаясь к человеку-соколу, сидящему на возвышении. — Мы должны решить, кто будет царем Севера и Юга. «Так вот что они не поделили! — догадалась Мария Даниловна. — Ничего, за это стоит побороться! Хотя, по мне, так ни царства, ни полцарства не надо… Что с ними делать? Удовольствовалась бы отдельной, благоустроенной, со всеми удобствами, в хорошем районе могилкой… Я сказала „могилкой“? — вздрогнула она мысленно. — Квартиркой! Конечно же квартиркой! Деревянной или лучше каменной, нечего экономить… Что-о? Какой — деревянной? Да что со мной?» Боги тем временем продолжали спорить, решая важный для них вопрос. — Пусть спор решится состязанием! — предложил один из них.