В-третьих, впечатление произвели заросли цветущего в это время года шиповника по всему периметру забора. Ну и, конечно, зелёный плющ, тянущийся от земли по зданию вплоть до самой крыши. Неформально, несуразно, отталкивающе, безобразно, несовременно. — Я влюбилась… — брякнула, не в силах сделать ни шага. Заворожённая угловатостью, загипнотизированная зеленью обвивающей серый камень растительности, заинтригованная вычурной мозаикой. Всё, что я хотела — как можно скорее попасть внутрь. И Воронов охотно, но мягко, подтолкнул меня под спину, принуждая двигаться вперёд. 2.2 Разочарование накрыло с головой, едва я переступила порог дома. — Тут всё не так… — я слабо простонала, поморщилась и капризно надула губы. — Знаю, — печально вздохнул Воронов и добавил с неприкрытой брезгливостью: — Ремонт. Имел место быть. Совершенный, богатый, красивый. Такой правильный, такой идеальный, что вызывал острый приступ отвращения. — Чувствую себя обманутой… — кривлюсь, иду дальше, ощущая его горячую ладонь на своей спине. — На втором этаже лучше, — обещает, мягко водя большим пальцем по тонкой ткани блузки, — окна менять не стали, если мысленно убрать интерьер… — Начнём с первого, — очухалась, делая поспешный широкий шаг, чтобы только не чувствовать его ненавязчивого прикосновения. Покосилась на него через плечо (раньше он себе таких вольностей не позволял), а он начал вещать с ленцой, оставаясь на шаг позади: — Мрамор, хрусталь, мебель под старину, но, конечно, новая. Всё очень гармонично. Светло, просторно, уютно. «Неправильно!» — заорал внутренний голос, но я сдержалась, медленно прохаживаясь из комнаты в комнату. Территория была большой, соток тридцать, не меньше, а сам особняк хоть и внушал трепет, но внутри казался ещё меньше, чем снаружи. Кухня со встроенной техникой, большая гостиная с настоящим камином и выходом на веранду, столовая, ванная комната и широкая лестница — вот и весь первый этаж. На втором — три спальни, две из которых имели отдельную ванную комнату, хозяйский кабинет и неприкаянное пустое пространство у витражных окон. — Тут стоял рояль, — хмыкнул Воронов. — Огромный, чёрный и жутко пыльный, но вписывался идеально. Банкетка продавленная, зелёным гобеленом обтянутая, педали потёртые… шик. Фотки остались, могу показать. — Странно это… — протянула задумчиво, подходя ближе к окнам, разглядывая мозаику. — Бабка жила тут до глубокой старости и ничего. — Мы не знаем, от чего у неё сердечко прихватило. — Приведение увидела? — хмыкнула, мельком оборачиваясь. — Днём все храбрые, — фыркнул, продолжая подначивать. — Утром на тебя посмотрю. Дом живёт своей жизнью. Кстати, беруши не помогают. — Их в уши надо вставлять. Ты знал? — отвечаю между делом и немного отхожу, чтобы видеть весь витраж. — Хочешь поучить меня правильно вставлять? — спрашивает шёпотом, неслышно подойдя со спины. — Какая банальная пошлость, — слабо морщусь, а он хмыкает и говорит обычным голосом, сделав шаг вбок и сунув руки в карманы: — Сама напросилась. Так вот, о берушах — даже не пробуй. Когда ни черта не слышно ещё… — Страшнее? — надуваю губы, паясничая, разворачиваюсь к нему, а он строит кислую мину. — Да, было откровенно стрёмно. Но, раз ты такая язва, больше не получишь мудрых предостережений. Фыркаю и смотрю на часы, тут же вспоминая начало дня. Хмурюсь, снимаю их с руки и перевожу на час вперёд. — Так с какой стати тебя так бомбануло? — вспоминает и он. — Нам обоим прекрасно известно, что этот контракт ты бы так и так не получила. — И поэтому твоя выходка адекватна? — уточняю угрюмо. Факты в лицо он бросает мастерски. Клиент — женоненавистник и даже не думал этого скрывать. — Я помог ему, он — мне, — пожимает плечами, заставляя мои брови взметнуться вверх. — Да брось, ты же не подумала, в самом деле, что я заплатил кому-то за секс с тобой? Тут, как бы, он приплатить должен был, но я не сутенёр и денег с него не взял. Мужик не знал как подвалить — я подсобил, попросив о мелочи взамен. — Ты отвратителен, — отчеканила почти по слогам, хотя, по правде, стало не так обидно. А если уж признаться, то и вовсе не обидно. — А ты сидела с колом в заднице, — заявил нахально. — Напряжение надо снимать, хотя бы раз в месяц, послушай батьку, я точно знаю. О, чёрт, опять я со своей мудростью… ну, что поделать, она из меня прям сочится, когда рядом такое дитя несмышлёное. — Дерьмо из тебя сочится, — буркнула тихо, возвращаясь к лестнице. — До вечера! — задорно крикнул на прощанье, проигнорировав мою ремарку, которую, почти уверена, отлично слышал. Замок автоматический, дверь захлопнуть он сможет, а калитка никому не помеха — можно и через забор перемахнуть, было бы желание, так что я без зазрения совести оставила его, заспешив к машине. Бросила прощальный взгляд на дом, продолжающий манить меня, словно магнит, своей несуразностью, села в машину, нашла наушник и поехала в город. Я точно знала, кому предложу этот дом. И была почти на сто процентов уверена, что он купит. Снесёт, возведёт хоромы в три этажа, выкопает бассейн на заднем дворе, поставит забор из красного кирпича, понатыкает голубых елей со стороны дороги, чтобы каждый проезжающий точно знал — важный человек проживает по ту сторону. И плевать ему будет и на приведений, и на статуи, и на то, кто будет важничать, выезжая из крытого гаража на три машины. Григорий Васильевич Елисеев, владелец риелторский фирмы в которой я начинала свой путь, прежде чем ушла на вольные хлеба. Впрочем, деятельность конторы давно вышла за рамки классического сопровождения сделки. Елисеев выкупал объекты, которые считал перспективными, доводил до ума, вносил коррективы, и продавал только тогда, когда выгода была максимальной, всегда точно просчитывая ситуацию на рынке. Через сорок минут я уже поднималась на лифте в здании бизнес-центра, из дверей шагнув в муравейник, в котором трудилась четыре года, начав ещё во времена студенчества. Постучала в дверь его кабинета и вошла после приглашения. — А, изменщица, — хмыкнул Елисеев и взглядом указал мне моё место. — Что привело? Я устроилась на стуле напротив его стола и закинула ногу на ногу. — Особняк в Сочино, — сказала без лишних предисловий. — Неинтересно, — ответил с ленцой. Вот это сюрприз! — Участок в тридцать две сотки в Сочино — неинтересно? — переспросила, сделав вид, что плохо его расслышала. — С каких пор? — Слишком тягостная аура, — усмехнулся и взял в руки мобильный, намекая, что аудиенция окончена. — Что-то ещё? Поднимаюсь и выхожу: нет смысла его расспрашивать. — Это будет сложнее, чем я думала… — бормочу уже в машине. Отказ Елисеева выбивает из колеи. У этого человека напрочь отсутствуют и рамки, и границы, нет даже черты, он давным-давно переступил через неё и ушёл так далеко, что она уже и не просматривается. Около года назад у меня зависла одна квартира, в которой устроили настоящий притон, прикрытый после того, как один из мужчин в припадке наркотического опьянения расстрелял по живым мишеням две обоймы. И была она в совершенно непригодном состоянии, о ней не просто сплетни ходили, а настоящие легенды. И что? Он взял её без раздумий. Цена, конечно, сильно отличалась, но это Сочино, чёрт возьми! Там и прибыль будет в миллионы выше! Если только… Хватаю мобильный и набираю Воронова. — Ты играешь против всех правил! — рявкаю в гарнитуру. — Интересное обвинение, — отвечает спокойно, — но совершенно безосновательное. В чём дело? — Ты знаешь! — продолжаю возмущённо. — Он мог отказаться только при условии, что ты приложил к этому руку! Знаешь ведь прекрасно, к кому я поеду в первую очередь… — Полагаю, речь о Елисееве? — перебивает, как я его. Постоянно, если честно. И ужасно кайфую с того, как он тихо бесится. — Не прикидывайся, — бурчу недовольно, но уже не так уверенно.