– Он всем причинял одни неудобства, одни неприятности, – признался сотрудник фирмы «Даймонд дабл-глейзинг», пожелавший остаться неизвестным. – Только воду мутил. Завел роман с женой одного из служащих. В итоге та наглоталась таблеток и оставила детишек сиротами. Если честно, бегство Даутвейта никого не расстроило. Нам всем дышать стало легче. У него все мысли о выпивке и девушках, а на рабочем месте он был полный ноль. Доктор – крепкий орешек На вопрос, как он расценивал отношения Даутвейта с исчезнувшей женщиной-врачом, тот же сотрудник ответил: – Для Стива таскаться за юбками – любимое занятие. Зная этого типа, могу предположить, что докторша показалась ему крепким орешком. Следователям необходимо допросить Даутвейта повторно. Всех, кто располагает какими-либо сведениями о местонахождении Даутвейта, просят связаться с органами охраны правопорядка. Когда Робин дочитала, Страйк, только что закончивший свою пинту, предложил: – Повторим? – Теперь моя очередь, – ответила Робин. Подойдя к стойке, она терпеливо ждала под гирляндами из черепов и фальшивой паутины. Лицо у бармена было разрисовано под чудовище Франкенштейна. Робин заказывала напитки в рассеянности: мысли ее были поглощены этой заметкой о Даутвейте. Вернувшись к столику с пинтой пива, бокалом вина и двумя пакетами чипсов, она сказала: – А знаешь, этой заметке доверять нельзя. – Объясни. – Человек не обязан рассказывать сослуживцам о своих проблемах со здоровьем. Вполне допускаю, что и в глазах приятелей, с которыми Даутвейт ходил пить пиво, он выглядел здоровяком. Но это же ровным счетом ничего не значит. У него, например, могло быть психическое расстройство. – Зришь в корень, – отметил Страйк, – уже в который раз. Он порылся в немногочисленных оставшихся бумагах и нашел среди них еще одну ксерокопию рукописного документа, куда более аккуратного, чем писанина Тэлбота с закорючками и беспорядочными датами. Страйк еще не произнес ни слова, но Робин почему-то сразу догадалась, что этот плавный, округлый почерк принадлежит Марго Бамборо. – Выписки из амбулаторной карты Даутвейта, – пояснил Страйк. – Полиция раскопала. «Мигрени, расстройства желудка, потеря веса, учащенное сердцебиение, тошнота, ночные кошмары, нарушения сна», – прочел он вслух. А вот и заключение Марго, сделанное во время его четвертого посещения… вот здесь, видишь? «Личное и деловое общение затруднено; стресс вызывает проявления тревоги». – Его замужняя возлюбленная покончила с собой, – напомнила Робин. – Это кого хочешь выбьет из колеи, кроме законченного психопата, разве нет? У Страйка в мозгу мелькнула тень Шарлотты. – Да, пожалуй. И взгляни еще вот сюда. Незадолго до первого обращения к Марго на него было совершено нападение. «Ушибы, трещина ребра». Сдается мне, над парнем поработал разъяренный обманутый муж. – Но заметка оставляет такое впечатление, будто Даутвейт обхаживал Марго. – Видишь ли, – Страйк постукал пальцем по ксерокопии медицинской карты, – посещений тут уйма. Бывало, по три раза в неделю наведывался. Он взбудоражен, знает за собой вину, чувствует, что другие от него отвернулись, ну и, наверное, не ожидал, что интрижка закончится смертью любовницы. И тут он попадает на прием к миловидной женщине-терапевту, которая его не судит, а поддерживает и ободряет. Стоит ли удивляться, если у него зародились чувства? И вот еще что… – продолжал Страйк, откладывая в сторону медицинское заключение и показывая Робин последние машинописные протоколы. – Это показания Дороти и Глории: обе в один голос утверждают, что в последний раз Даутвейт вышел из кабинета Марго с таким видом… так, это у нас Дороти, – уточнил Страйк и зачитал вслух: – «У меня на глазах мистер Даутвейт вышел из кабинета доктора Бамборо как пришибленный. Мне также показалось, что он зол и расстроен. На выходе он споткнулся об игрушечный грузовичок ребенка, сидевшего в регистратуре, и вслух выругался. Создавалось впечатление, что он рассеян и ничего вокруг не замечает». А Глория, – Страйк перевернул лист, – сказала следующее: «Я потому запомнила, как уходил мистер Даутвейт, что он ругнулся на маленького мальчика. Как будто услышал дурную весть. Также мне показалось, что он чем-то напуган и сердится». Далее. Записи Марго насчет последнего визита Даутвейта не добавляют ничего нового, а только перечисляют прежние симптомы стресса. – Страйк вернулся к амбулаторной карте. – Определенно, пациенту не озвучили никакого диагноза, представляющего угрозу для жизни. Лоусон предположил, что Марго, чувствуя слишком сильную привязанность со стороны больного, попросила не отнимать у нее драгоценное время, которое можно уделить другим пациентам, и Даутвейту это не понравилось. Быть может, он внушил себе, что врач питает к нему ответные чувства. Все показания наводят на мысль, что в тот день у него было неустойчивое психическое состояние. Как бы то ни было, спустя четверо суток Марго исчезает. Тэлбот, узнав от медрегистраторов, что в амбулаторию без записи явился пациент, неравнодушный к Марго, вызвал его на допрос. Читаем дальше. Страйк вновь нашел среди машинописных листов одну страницу, исписанную от руки и усыпанную звездочками. – По привычке Тэлбот начинает с обращения к списку Крида. Но беда в том, что Даутвейт не может вспомнить, чем занимался хотя бы в один из тех дней. – Если он уже был в стрессовом состоянии… – начала Робин. – Ну еще бы, – подхватил Страйк. – Когда тебя вызывают на допрос и следователь подозревает в тебе Эссекского Мясника, это не особенно успокаивает нервы, правда? И посмотри заодно сюда: Тэлбот снова добавляет взятую с потолка дату: двадцать первое февраля. Но это еще не все. Ничего не замечаешь? Робин взяла у него из рук страницу и вгляделась в три нижние строчки. – Скоропись Питмана, – определила она. – Ты и в этом разбираешься? – Нет. Я владею только простейшей стенографией. А вот Пат действительно разбирается. – Хочешь сказать, раз в жизни даже от нее может быть польза? – Умолкни, Страйк! – рассердилась Робин. – Если тебе нравится чехарда временных секретарш – дело твое, но я люблю, когда сообщения передаются слово в слово и вся документация сортируется и регистрируется своевременно. Она сделала фотографию на телефон и отправила ее Пат с просьбой о расшифровке. А Страйк между тем отметил, что прежде Робин не называла его по фамилии, когда злилась. Как ни парадоксально, это прозвучало теплее, чем обращение по имени. Ему понравилось. – Извини, что наехал на Пат, – сказал он. – Кому сказано: умолкни. – Она не сумела скрыть улыбку. – Что на Даутвейта накопал Лоусон? – Когда Лоусон решил побеседовать с этим красавцем и выяснил, что тот съехал с квартиры, уволился и не оставил адреса для пересылки корреспонденции, это сразу его заинтересовало; оно и понятно. Кое-какие сведения он слил газетчикам. Все старались выманить его из укрытия. – И как – сработало? – спросила Робин, хрустя чипсами. – Сработало. Наутро после выхода статьи насчет «ловеласа» Даутвейт сам явился в полицейский участок в Уолтэм-Форесте – видимо, испугался, что скоро и Флит-стрит, и Скотленд-Ярд начнут ломиться к нему в дверь. Он рассказал, что в настоящее время сидит без работы и снимает комнату. Дежурный вызвал Лоусона, и тот немедленно примчался, чтобы допросить подозреваемого. Вот здесь полный отчет. – Он подтолкнул к Робин несколько страниц с самого низа стопки. – Все, что Лоусон добавляет от себя, сводится к следующему: «испуганный вид…», «уклончиво…», «нервозность…», «весь в поту», да и алиби было хлипкое. Даутвейт говорит, что вечером одиннадцатого октября он смотрел квартиры. – То есть одновременно с ее исчезновением он уже подыскивал себе новое жилье? – Совпадение? Допустим, но при ближайшем рассмотрении оказалось, что он не может назвать ни одного посещенного адреса и ни одного человека, способного его вспомнить. А под конец объясняет, как происходили поиски жилья: он сидел в ближайшем кафе и обводил кружками газетные объявления. Но опять же: в кафе никто не смог его вспомнить. По его словам, в Уолтэм-Форест он перебрался по той причине, что после допроса у Тэлбота одно название Кларкенуэлл вызывало у него депрессивные ассоциации, ведь его выставили главным подозреваемым, да к тому же на работе отношение к нему изменилось после самоубийства любовницы – жены сотрудника. – Что ж, охотно верю, – сказала Робин. – Лоусон вызывал его на допрос еще дважды, но вытянуть больше ничего не смог. На третий допрос Даутвейт явился с адвокатом. Тогда Лоусон поумерил свой пыл. В конце-то концов, на Даутвейта у них ничего не было, хотя он выделялся из всех подозреваемых. И даже то, что в кафе его никто не запомнил, легко объяснялось: это очень людное место. В паб ввалилась развеселая подвыпившая компания, наряженная в хеллоуинские костюмы. Робин перехватила машинальный взгляд Страйка, брошенный на юную блондинку в облегающем костюме Резиновой Медсестры. – Можно считать, – сказала Робин, – что на этом все? – Почти, – ответил Страйк, – но у меня есть искушение скрыть от тебя остальное. – Это почему? – Потому что неохота подпитывать твою одержимость священными местами. – Я вовсе не… – Хорошо, только не забывай, что чокнутых всегда манят исчезновения и убийства. – Ладно, – согласилась Робин. – Показывай. Страйк щелчком перевернул последний лист. Это была ксерокопия простейшей анонимной записки, которую составляли вырезанные из журнальных заголовков буквы. ЕcЛИ ХоТИТЕ УЗНАТЬ, ГДЕ ПОХоРОНЕha МАРГО БАмБоРО, кОПАЙтЕ ЗДеСЬ ✠ – Очередной крест ордена иоаннитов, – сказала Робин. – Точно. В восемьдесят пятом это поступило в Скотленд-Ярд на имя Лоусона, к тому времени ушедшего в отставку. В конверте больше ничего не было. Робин со вздохом откинулась на спинку стула. – Псих какой-нибудь, – сказал Страйк, складывая статьи и протоколы, чтобы свернуть их в трубку как было. – Кто на самом деле знал, где зарыто тело, тот бы начертил какой-никакой план. Время близилось к шести часам – к тому моменту, когда женщина-врач вышла из своего кабинета и как сквозь землю провалилась. Молочные оконные стекла паба отливали синевой. У стойки бара блондинистая медсестра в латексе хихикала, слушая рассказ парня в костюме Джокера. – А знаешь что, – начала Робин, глядя на стопку бумаг, сложенную возле пивного стакана, – ведь она опаздывала… к тому же лил дождь. – Продолжай, – поторопил Страйк, не веря, что она сейчас озвучит его собственные мысли. – Подруга ждала ее здесь, одна. Марго опаздывала. И наверняка хотела добраться сюда как можно быстрее. Напрашивается самый простой, самый очевидный вывод: кто-то предложил ее подвезти. У тротуара остановился автомобиль… – …или фургон, – подхватил Страйк; Робин и впрямь пришла к тому же заключению, что и он. – А там кто-то знакомый… – …или показавшийся безобидным. Старичок… – …или некто, переодетый женщиной.