— Та-ак! Не стоило бы вам этого говорить. Если бы мне кто-нибудь сказал, что ему не нравится мое лицо, то в следующее мгновение он бы познакомился с моим кулаком. Чтобы такие замечания воспринимать совершенно спокойно, надо либо испытывать большой недостаток чувства чести, либо обладать завидной хитростью — считайте, как хотите. Скажу вам, что вообще-то ничего не имею против вашего лица, только мне не нравится его выражение. Мне кажется, что это не настоящее лицо. Полагаю, что вы, когда остаетесь один, меняете его выражение. Впрочем, мне не нравится в вас и кое-что иное. — Могу я поинтересоваться, что вы имеете в виду? — Скажу, даже если бы вы меня и не попросили об этом. Мне что-то очень не верится, будто вы прибыли из Тэйлорсвилля. — Почему? У вас там враги? — Ни единого человека. А теперь скажите мне правду, куда вы собрались? — Вверх, до Престона на Ред-Ривер. — Хм! И самый ближний путь туда проходит как раз мимо меня? — Нет, но я слышал о вас так много хорошего, что очень захотел познакомиться с вами. — Мне не хотелось бы, мастер Бартон, принять вас плохо!.. Стало быть, вы путешествуете пешком? — Да. — И у вас нет лошади? — Нет. — Ого! Только не пытайтесь убеждать меня в этом! Вы просто припрятали своего конягу где-нибудь поблизости, и я думаю, что сделали это не из чистых побуждений. Здесь каждый мужчина, каждая женщина, каждый ребенок путешествуют верхом. Чужак, спрятавший свою лошадь, а потом солгавший, что ее у него нет, может скрывать дурные намерения. Мормон сложил руки, как бы клянясь, и воскликнул: — Но, мастер Хельмерс, у меня и в самом деле нет лошади, уверяю вас. Я смиреннейшим образом передвигаюсь пешком и никогда еще не сиживал в седле. Тогда Хельмерс поднялся, подошел к гостю, тяжело опустил ему руку на плечо и сказал: — Парень, и вы говорите эти слова мне, много лет прожившему у границы? Вы, стало быть, считаете меня слепым? Я же вижу, что сукно на внутренней стороне ваших штанин потерто; это — от верховой езды. На сапогах я вижу вмятины от шпор и… — Это не доказательство, сэр! — прервал его мормон. — Сапоги я купил старыми, с уже имевшимися на них следами от шпор. — Та-ак! И как долго вы их носите? — Два месяца. — Ну, за это время рубцы покрылись бы пылью или грязью. А может быть, вам доставляет удовольствие каждый день выковыривать эту грязь?.. Прошлой ночью шел дождь. От долгой ходьбы ваши сапоги испачкались бы сверху донизу. В том, что они чистые, я вижу верное доказательство того, что вы приехали верхом. И еще… глядите-ка! Когда в следующий раз вы будете класть шпоры в карманы брюк, позаботьтесь о том, чтобы ни одно колесико от них не выглядывало снаружи! Хельмерс указал на латунное колесико, выглядывавшее из кармана. — Шпоры я нашел вчера, — защищался мормон. — Тогда бы вам скорее пристало оставить их на дороге, потому что сами вы в них не нуждаетесь. Вообще-то меня не касается, скачете ли вы верхом или плывете на фрегате. Катайтесь вы по белому свету хоть на коньках. Если вы сможете заплатить, то получите еду и питье, но потом убирайтесь. На ночь я не смогу вас оставить. У себя в доме я принимаю только не вызывающих подозрения людей. Хозяин подошел к открытому окну, вполголоса сказал несколько слов и снова вернулся на свое место, усевшись и, казалось, перестав обращать всякое внимание на чужака. А тот устроился за ближайшим столом, положив на него свой пакет, сложил руки и смиренно наклонил голову, ожидая, когда ему принесут перекусить. У него был вид человека, которого незаслуженно оскорбили. Между тем к короткой беседе с интересом прислушивался Хромой Фрэнк. Теперь, когда разговор закончился, он тоже больше не обращал внимания на мормона. Совсем иначе вел себя Кровавый Лис. Уже при самом появлении чужака он широко раскрыл глаза и не отводил от него больше взгляда. Он не присаживался, собираясь покинуть ферму; лошадь его находилась подле него. Теперь Лис схватился за голову, как будто стараясь что-то припомнить. Потом он опустил руки и медленно уселся напротив фермера, так что мог внимательно разглядывать мормона. Он старался оставаться незамеченным, но внимательный наблюдатель все же уловил бы необычайную внутреннюю сосредоточенность юноши. В этот момент из дверей вышла старая полная женщина. Она принесла хлеб и большой кусок поджаренного говяжьего бедра. — Это моя жена, — объяснил Хельмерс по-немецки Хромому Фрэнку, тогда как с мормоном он говорил на английском языке. — Она так же хорошо балакает по-немецки, как и я. — Это меня необычайно радует, — сказал Фрэнк, протягивая женщине руку. — Очень много времени прошло с тех пор, как я в последний раз общался с леди на родном немецком языке. Как же я вам рад и как благословляю вас, моя очаровательная фрау Хельмерс! Может быть, ваша колыбель качалась в Папаше-Рейне или Мамаше-Эльбе? — Пожалуй, нет, — ответила она, смеясь. — На нашей родине не имеют привычки ставить колыбели в воду. Несмотря на это, я натуральная немка. — Ну, про Рейн и Эльбу, конечно, не надо было понимать буквально. Вам достаточно было воспринять это как обычный пример поэтической метафоры. Сам я сделал свой первый исполненный блаженства вздох поблизости от эльбинской Флоренции, которую какой-нибудь зануда-географ назовет Дрезденом. При тамошних сокровищах искусства не удивительно, когда кто-то из наших привыкает витиевато выражаться. Когда Шиллер в «Походе за молотобойцем» столь прекрасно восклицает: «Достоинство человека дано вам в обе руки», то мы, саксонцы, думаем по-особому, так как нам принадлежит сердце поэта: ведь его жена, урожденная Барбара Уттман, появилась на свет саксонкой. И несмотря на это, я уважаю любого другого немца, а вас от всей души прошу относиться ко мне исключительно дружелюбно. Само собой разумеется, что с моей стороны будет выражена самая искренняя благодарность, учитывая, вообще говоря, мое превосходное воспитание. Добрая женщина уж и не знала, что ответить странному парню. Она вопросительно взглянула на мужа, и тот пришел ей на помощь в затруднительном положении: — Этот господин — мой дражайший коллега, весьма образованный лесник, который по ту сторону океана наверняка сделал бы себе хорошую карьеру. — Совершенно точно! — быстро вмешался Фрэнк. — Высшая, интенсивная лесоводческая наука была тем вожатым, на которого я забрался бы с руками и ногами, если бы сзади не схватила меня судьба и не перетянула сюда, в Америку. К счастью, я не раскаялся в том, что свой музыкальный слух подарил голосу судьбы. Двенадцатью музами я был вознесен на такую башню субтеллурической культуры, где посвященному все низкое безразлично. С этой позиции я констатировал, что именно женщины подносят нам небесную амврозию, вдохновляясь которой я прикоснусь к вашему пиву и говяжьей жареной ляжке. Поэтому мы намерены сейчас же вытащить клинки и сжалиться над дружескими дарами, за которые мы весьма благодарны. Я надеюсь, мы быстро познакомимся, моя преданнейшая фрау Хельмерс! — Убеждена в этом! — сказала она и кивнула. — Естественно! Высокообразованных людей немедленно сводит их врожденный инстинкт. Что лежит ниже облаков, нас не заботит… Но вообще-то мое пиво уже кончилось. Не мог бы я получить еще одну кружку? Фрау Хельмерс взяла его кружку, чтобы принести пиво. Она и мормону принесла хлеб, сыр, воду и маленький стаканчик бренди. Тот начал свою скромную трапезу, ничуть не огорчившись тем, что не получил мяса. В этот момент появился Боб. — Массер Боб поставил лошадей! — отрапортовал он. — Массер Боб тоже хочет пить и есть! Внезапно он посмотрел на святошу. Он оцепенел, несколько мгновений рассматривал этого человека и вдруг закричал: — Что видит массер Боб! Кто здесь сидит! Это же масса Уэллер, вор, который украл у массы Баумана очень много денег! Мормон вскочил со своего места и испуганно поглядел на негра. — Что ты сказал? — спросил Фрэнк, тоже вскочив. — Этот человек и есть тот Уэллер? — Да, это он. Массер Боб очень хорошо его знает. Массер Боб тогда его очень хорошо рассмотрел. — Вот это повезло! Так это же давно желанная встреча! Что вы скажете на это, мастер Тобайас Прайзеготт Бартон? Мормон справился с внезапным испугом. Он презрительно махнул рукой в сторону негра и ответил: — У этого черномазого, верно, не все в порядке с головой? Я не понимаю его. Я не знаю, чего он хочет. — Однако же его слова были сказаны достаточно отчетливо. Он назвал вас Уэллером и сказал, что вы ограбили его хозяина, некоего Баумана. — Меня зовут не Уэллер. — Но, может быть, вас когда-то так звали? — Меня зовут Бартон и всегда так звали. Кажется, ниггер спутал меня с кем-то другим. Боб угрожающе пошел на мормона, выкрикивая при этом отрывистые фразы: — Кто такой массер Боб? Он негр, а не проклятый ниггер. Массер Боб — цветной джентльмен. Если масса Уэллер еще раз скажет «ниггер», то массер Боб побьет его, как это уже сделал масса Олд Шеттерхэнд. Тогда Хельмерс вмешался в ссору, встав между противниками, и сказал: — Боб, никаких оскорблений действием! Ты обвиняешь этого человека в краже. Ты можешь доказать это? — Да, Боб сможет. Масса Фрэнк тоже знает, что массу Баумана ограбили. Он может быть свидетелем. — Это верно, мастер Фрэнк? — Да, — ответил тот. — Я могу это засвидетельствовать. — Как же была совершена кража? — А вот как. Мой товарищ Бауман, которого знакомые зовут еще Охотником на медведей, построил лавку вблизи Платт-Ривер, а я был его компаньоном. Дело вначале пошло хорошо, потому что нас часто посещали золотоискатели, которые в те времена со всех сторон тянулись в Блэк-Хилс. Мы зарабатывали много денег. Частенько у нас скапливалась значительная сумма в монетах и слитках. Однажды я должен был съездить к диггерам20, чтобы взыскать долги. На третий день я вернулся и услышал, что во время моего отсутствия Баумана обокрали. Он оставался один с Бобом и пустил чужого человека по фамилии Уэллер. На следующее утро тот исчез, а вместе с ним и все деньги. Преследование было бесполезным, потому что непогода скрыла следы вора. До сих пор не могут найти этого человека, хотя мы часто пытались разыскать Уэллера. Теперь Боб уверяет, что в этом святом последнего дня он узнал его, и я не мог бы поручиться, что он заблуждается. У Боба зоркий глаз и отличная память на лица. Тогда он утверждал, что очень хорошо запомнил парня и сможет сразу же узнать его в любой одежде. Вот и все, мастер Хельмерс, что я могу сказать по этому поводу. — Значит, сами вы не видели вора? — Нет. — Тогда вы, стало быть, не в состоянии свидетельствовать, что перед нами действительно вор. Боб со своим утверждением остался один. Что теперь делать, вы знаете так же хорошо, как и я. — Массер Боб точно знает, что делать! — воскликнул негр. — Массер Боб убьет мошенника. Массер Боб не ошибся, он узнал его. Негр хотел отодвинуть Хельмерса в сторону, чтобы подойти к мормону, но фермер отбросил его и сказал: — Стой! Это было бы насилие, а такого я на своей земле не потерплю. — Хорошо, тогда мастер Боб подождет, пока мошенник покинет эту землю. Тогда он его повесит на ближайшем дереве. Массер Боб будет сидеть здесь и хорошенечко смотреть, куда направится вор; он уж не спустит с вора глаз! И негр уселся так, чтобы держать мормона в поле зрения. Вид Боба убеждал в серьезности угрозы. Бартон боязливо разглядывал могучую фигуру негра. Вдруг он повернулся к Хельмерсу: