– Да, сэр, говорила, – немного обиженно протянула Дорис, разочарованная тем, что ей не дали воспользоваться ещё одним козырем из рукава. – И от кого она его ожидала? – Вот этого не знаю, сэр, – ответила горничная кислым тоном. – Зато знаю, что Айрис собиралась купить собственный дом. И ещё она обещала, что возьмёт меня с собой и сделает старшей горничной, а потом и экономкой. – Даже так? – приподнял рыжие брови инспектор. – И ты была согласна? Чем же тебе Гриффин-холл так не угодил? Дорис снова вспыхнула, осознав, что сказала нечто явно лишнее. Глаза её забегали, руки принялись теребить оборку фартука. – А ещё у неё ухажёр был! – выпалила она, рассчитывая отвлечь внимание от своего промаха. – В Лондоне. Он по ней страшно сох, а когда Айрис с ним порвала, то начал угрожать, что выпьет яд или её отравит. И письма ей присылал, со стихами. И цветочные букеты, и коробки конфет. Всё надеялся, что она к нему вернётся. А потом у него мать захворала сильно, и ему пришлось уехать, чтобы за ней ухаживать, но он продолжал присылать ей букеты и письма через сестру… – А коробки с конфетами? – поинтересовался инспектор серьёзным тоном. – Конфеты-то он продолжал ей присылать? Или сестра сама их съедала? Чтобы не пропадать добру, так сказать? Мечтательное выражение медленно сползло с лица Дорис. – Не знаю, сэр. Только я правду говорю. Всё так и было, Айрис бы не стала мне врать. Сев очень прямо, горничная упрямо уставилась на вазу, полную бордовых георгинов. Инспектор Оливер задумчиво потеребил нижнюю губу, а после негромко хлопнул в ладоши. – Ну что ж, Дорис. Твои сведения оказались очень полезными для следствия. Ты просто молодчина. Горничная медленно встала и замерла, просительно глядя на детектива. – А вы, сэр, не скажете миссис Уоттс или мистеру Симмонсу, что я собиралась уйти из Гриффин-холла? Миссис Уоттс очень добрая, но это её расстроит. Оливер, уже успевший забыть о присутствии в комнате девушки, чуть раздражённо повернулся к ней. – Что?.. Нет, нет, конечно. Совершенно незачем расстраивать такую добрую миссис Уоттс. Ты можешь идти, Дорис. Как только двери за горничной закрылись, инспектор издал приглушённый вопль. – Киркби, ты это слышал? Снова наследство, тётка с павлинами, ухажёр с угрозами отравления, букеты, письма… – Любовных писем в её вещах не нашли, – с готовностью проинформировал сержант, сверившись на всякий случай с описью имущества погибшей. – А вот следы от пальцев на правой руке, на два дюйма выше запястья, обнаружены. Свежие. – Вопрос в том, кто из них большая выдумщица? – сварливо спросил инспектор. – Айрис Белфорт явно нравилось морочить голову глупенькой горничной. Но и Дорис эта, прямо скажем, любительница небылиц. Особенно с лирическим уклоном. Её рассказ о таинственном ухажере больше похож на сюжет голливудской любовной драмы. – «Шипы и розы», с Дугласом Эвансом в главной роли, – подтвердил сержант. – Что, правда? – обрадовался своей проницательности инспектор. – Вы что, Киркби, посещаете кинематограф? Надо же… – Моя мать не пропускает ни одного фильма. Её это развлекает. Ну и я тоже, если честно, пристрастился, – признался Киркби. С трудом избавившись от видения, как сержант в своей нелепой шляпе с вышитой лентой на тулье сидит в мерцающем зале и внимательно следит за перипетиями жизнеописания какой-нибудь белокурой танцовщицы, инспектор бегло просмотрел записи опроса горничных и послал за дворецким. *** Дворецкий Симмонс вошёл в библиотеку с большим достоинством. Каждое его движение, как и неодобрительный взгляд, которым он окинул перестановку мебели, говорило о том, каким ужасающе нелепым он считает присутствие в Гриффин-холле полицейских. Инспектор, предложив дворецкому сесть, начал с обычных вопросов, из ответов на которые стало ясно, что Симмонс противодействует ему так же ловко, как и Розмари Сатклифф. Дворецкий охотно рассказал про то, сколько лет он служит в доме, подтвердил показания экономки и горничных, но, как только речь зашла о его хозяине, «замкнул свои уста на замок», как любила высокопарно выражаться матушка инспектора. – Значит, мистер Крэббс не известил вас заранее о своих матримониальных намерениях? – Нет, сэр. – А когда вы узнали, что избранницей мистера Крэббса стала нанятая им библиотекарша, вы не делали попыток обсудить эту новость с ним? Ну, или, может быть, с кем-то из других слуг? – Я нахожу это крайне неуместным, сэр. Более того, непозволительным. Последнее слово дворецкий произнёс практически по слогам, напирая на каждый, как на дверь с тугой пружиной. – Ну, хорошо, вы не обсуждали это ни с хозяином, ни со слугами. А как гости мистера Крэббса отнеслись к его планам? Ведь он сообщил им о своей женитьбе за ужином? – Большей частью расстроились, сэр. И очень удивились. – Может быть, кто-то огорчился сильнее других? Не припомните такого? Тут Симмонс впервые задумался. Было видно, что он старательно воскрешает в памяти события, предшествовавшие трагедии. – Пожалуй, миссис Хоггарт вела себя немного странно. Она опоздала к ужину, и когда ей сообщили о скорой свадьбе мистера Крэббса, очень побледнела. Мисс Вивиан Крэббс тоже была молчалива за ужином. Она почти ничего не ела, только пила вино. И мисс Розмари… Было видно, что новость о свадьбе брата застала её врасплох. Мисс Розмари вообще очень… Ей требуется деликатный подход, – понизив тон, предупредил Симмонс инспектора, грозно сдвинув брови. Детективу Оливеру вовсе не показалось, что пожилая леди с острыми зубками и нарисованным бледно-розовой помадой сердечком на месте губ так уж беспомощна, как о ней думают. Однако спорить с дворецким он, конечно же, не стал. – Что вы скажете о госте мистера Крэббса, Джереми Эштоне? – Весьма достойный молодой джентльмен, – несколько старомодно отрекомендовал его Симмонс. – В последнее время он часто посещает Гриффин-холл. – Что вы думали о мисс Белфорт? Ваше отношение к ней изменилось, когда вы узнали, что она станет новой хозяйкой Гриффин-холла? Как только поднялась тема, имеющая отношение к мистеру Крэббсу, на лице дворецкого вновь появилось упрямое выражение. – Мистер Крэббс не любит суеты, – наконец произнёс Симмонс, крайне неодобрительно глядя на инспектора. – Заведённые в доме порядки менять не собирались. Да и вряд ли мисс Белфорт смогла бы на это претендовать. На мой взгляд, уклад большого поместья ей был совершенно незнаком. Добившись от Симмонса хоть какой-то личной оценки погибшей девушки, инспектор в душе возликовал. – Значит, вы не считали, что мисс Белфорт составит достойную партию мистеру Крэббсу? – Я не вправе, сэр, высказывать своё мнение на этот счёт, – с ледяной вежливостью заявил дворецкий, – но, если вы позволите, выражусь так: мисс Белфорт не обладала ни воспитанием, ни навыками, которые приличествовало бы иметь леди, претендующей на подобный брак. – А есть ли в окружении мистера Крэббса… Сейчас или в прошлом… Леди, которая смогла бы составить счастье такого джентльмена, как мистер Крэббс? – инспектор с любопытством взглянул на Симмонса. – Насколько я знаю, сэр, в намерения мистера Крэббса никогда не входила повторная женитьба на ком бы то ни было. Во всяком случае, не было ни малейшего намёка на подобное развитие событий. После смерти миссис Гвендолин мистер Крэббс все эти годы оставался верен её памяти, – с той же ледяной, буквально арктической вежливостью произнёс дворецкий, с неодобрением наблюдая за тем, как Киркби, подпирая изнутри щеку языком, будто собирался приступить к бритью, записывает каждое его слово. – Благодарю вас, Симмонс. Ваши показания чрезвычайно полезны для расследования. Если вы припомните ещё что-нибудь, касающееся прошлого вечера, прошу непременно известить об этом меня. Детектив Оливер встал, дворецкий тоже медленно поднялся, и уже собирался покинуть библиотеку, которую так варварски превратили в допросную, но развернулся и замер в нескольких шагах от двери: – Возможно, этот инцидент мало что значит, – уклончиво сказал он. – Тем не менее я считаю себя обязанным известить вас о том, что слышал. В перерыве между ужином и коктейлями в мастерской, мистер и мисс Адамсон выходили в сад. Я вышел в холл, чтобы проводить близнецов к остальным, где и стал свидетелем окончания их разговора. Мистер Филипп сказал сестре, что мистер Крэббс «когда-нибудь за всё заплатит». Так он выразился, сэр. Уверен, что мой долг сообщить вам об этом. Глава четвёртая, в которой инспектору Оливеру сообщают результаты экспертизы, после чего дело становится ещё более запутанным Вивиан, воспользовавшись передышкой, пока полицейские допрашивали прислугу, привела себя в порядок и сразу почувствовала облегчение. Несколько раз подряд опустив лицо в глубокую миску с обжигающе холодной водой и кубиками льда, она промокнула его мягким ворсистым полотенцем и втёрла в лоб, скулы и щёки питательный крем с маслом миндаля. Смочив губку этой же ледяной водой, девушка освежила шею, грудь, плечи и подмышки, а после присыпала кожу тальком и надела атласную блузку пепельного цвета и клетчатую твидовую юбку. Тонкий слой помады сдержанного оттенка, невидимая вуаль пудры и тщательно расчёсанные на прямой пробор волосы скрыли её утренние муки и всю ту неразбериху в мыслях, что заставила её полчаса тому назад скорчиться под одеялом, как испугавшийся грозы ребёнок. К тому моменту, когда Эмма поднялась к ней и известила о том, что инспектор ждёт её в библиотеке, Вивиан уже собралась с духом и приготовилась выдержать предстоящее ей испытание. Выслушав горничную, она отослала её вниз и последний раз взглянула на своё отражение. Зеркальный двойник представлял собой бледную спокойную девушку, одетую хоть и не без шика, но вполне подобающе для создавшейся ситуации. Вивиан взяла батистовый носовой платок, сложенный треугольником, осторожно приложила его к губам, чтобы не смазать помаду, и изящно пошмыгала носом. Эта деталь придала образу ранимость и она, подумав секунду-другую, всё же решила взять платок с собой. Пока она шла по коридору, заданный где-то в подсознании урок продолжал своё осуществление. Внешний вид девушки менялся на глазах: походка Вивиан стала не такой уверенной и изящной – мелкие несмелые шаги скорее принадлежали особе застенчивой и робкой, – брови чуть приподнялись, отчего лицо сразу приобрело какое-то ждущее, просительное выражение, а руки принялись теребить платок и нервно поправлять причёску и высокий воротничок блузки. Когда Вивиан подошла к лестнице, метаморфоза уже завершилась. Она привычно скользнула в кокон выдуманной личности, воображая, что за каждым её движением следят восхищённые зрители. Это позволило ей на время позабыть о собственных страхах и отвлечься от страшной картины, со вчерашнего вечера преследующей её – обмякшее тело Айрис Белфорт с запрокинутой головой и прилипшими ко лбу волосами, – такое же жалкое, как те высохшие бабочки, угасшие от паров цианида и нашедшие последнее пристанище в своих картонных саркофагах. Она почти наткнулась на Майкла Хоггарта, заметив его в последний момент. – Как вы сегодня, Вивиан, детка? Вам лучше? – участливо спросил он. – О, можно подумать, мистер Хоггарт, что вас всерьёз это заботит, – тихим голоском ответила Вивиан, но фраза прозвучала так театрально, что она добавила несколько теплее: – Хотя всё равно спасибо, конечно, если ваши слова и правда искренни. С этим она чуть склонила голову набок, что можно было принять и за учтивый кивок, и за сигнал, что она торопится и больше не может беседовать с ним. Майкл Хоггарт остался на лестнице, недоумённо глядя вслед Вивиан, а она той же нетвёрдой походкой направилась в библиотеку. – Проходите, мисс Крэббс, вот сюда, – учтиво и даже сочувственно произнёс детектив Оливер, встречая её у дверей и показывая на плюшевое глубокое кресло. – Сожалею, что вынужден просить вас побеседовать с нами после того, что вы пережили вчера, но уверен, вы поймёте, что интересы следствия требуют от меня подобной жестокости. – Разумеется, инспектор, я всё понимаю. Вы можете задавать свои вопросы, а я… я приложу все усилия, чтобы быть полезной вам, – репетиция не прошла даром, и Вивиан, нервным движением вскинув руку с платком, издала совершенно натуральный тонкий всхлип. Лицо инспектора сочувственно сморщилось, однако от намеченного плана он отступать не собирался.