И не к машинам, а именно к легковушке. Приехал кто-то значимый? И Батюшин на эту вольность никак не реагирует. Поэтому и я не дёргаюсь. Но поглядываю за самыми любопытными. Единственное, что ещё сделал, так это на верхний пулемёт стрелка отправил. Пусть провинность отрабатывает. Опять же пусть хоть такая огневая точка на всякий случай будет. Наконец-то из легковушки пассажир вылез, перекинулся несколькими фразами с окружившими его людьми и быстрым, энергичным шагом направился к Батюшину. – Николай Степанович, наконец-то! А мы уже беспокоиться начали – время-то идёт, рабочие без хлеба сидят! Здесь всё согласно нашим договорённостям? – поздоровался и кивнул на самолёт. – Да, Владимир Ильич, привезли всё, как договаривались, – многозначительно покосился в мою сторону Батюшин. – Тогда чего мы с вами ждём? Грузите, грузите, – возбудился Владимир Ильич. – Хорошо, сейчас всё сделаем, – и Батюшин дал отмашку своим людям. Дальше уже и мне самому очень интересно стало. Пассажиры наши из самолёта пару ящиков вынесли. Похоже, очень тяжёлых. Вон как пыхтят назначенные Батюшиным носильщики, к подъехавшему легковому автомобилю свою ношу тащат. Загрузили. Рессоры жалобно скрипнули. В машину сразу же несколько встречающих запрыгнули. Легковушка тяжело развернулась и уехала. Отвёл в сторону глаза, столкнулся с встречным внимательным взглядом Батюшина, пожал плечами. Да понятно уже, что это за ящики… – Надолго? – Николай Степанович подождал, пока машина скроется за деревьями, и развернулся к собеседнику. – Придётся немного подождать. Полагаю, за два часа управятся, – успокоил генерала Ульянов. И сразу задал встречный вопрос: – Дальше действуем согласно плану? Летим в Париж? А я наконец-то узнал наш дальнейший маршрут. – Владимир Ильич, я бы попросил вас не оповещать всю округу и всех присутствующих о наших дальнейших планах, – чуть наклонился к собеседнику генерал. – Хорошо, хорошо… – вождь мирового пролетариата даже спорить не стал. И дальше стало понятно, почему. – Я лечу с вами! О как! – Ну куда вам с нами, Владимир Ильич? – постарался сохранить невозмутимое выражение лица Батюшин. – Мы же там даже садиться не будем! – Как не будете? – удивился Ульянов. – А каким же тогда образом вы остальные ящики по назначению доставите? – Давайте мы с вами чуть в сторонку отойдём, – подхватил под локоток революционера генерал и почти что поволок его в сторону от меня. Там что-то коротко объяснил явно ошарашенному услышанным вождю, оглянулся на нас. А что мы? Экипаж своими делами занимается. Первым делом полученные повреждения осмотрели, осталось теперь только пробоины заделать, отремонтировать. Но это чуть позже, а пока… Кто-то инженеру помогает с заправкой, кто-то пулемётами занимается. Их же после стрельбы почистить необходимо. Да ещё и ленты расстрелянные заново набить требуется. Игорь вокруг моторов вертится, что-то там осматривает, во внутренностях копается. Про повреждения сразу сказал, что ничего страшного там нет. Повезло нам. Штурман, правда, так на своём рабочем месте и сидит – с картами работает. Только я ничего вроде бы как не делаю, но это только со стороны так кажется. На самом деле я за всеми приглядываю. За работой экипажа, за рассредоточившимися по границам площадки пассажирами, за встречающей группой, за беседующей чуть в стороне от меня довольно-таки странной и неожиданной парой. И кое-какие выводы из своих наблюдений делаю. Вот и сейчас мне почти всё понятно. Есть, правда, кое-какие сомнения в точности предстоящей нам выброски – у штурмана-то нашего подобного опыта нет! А крайним, если что не так пойдёт, окажусь я. Короче, почти всё понятно. Вот только мысли и догадки свои лучше не озвучивать, а держать при себе. А вроде бы как короткий разговор уже и не совсем короткий, не успокаивается революционер, горячится, всё что-то доказывает генералу. Думаю, докажет. Не устоит Николай Степанович. О, возвращаются. И что-то вид у господина Ульянова торжествующий. Точно, доказал, настоял на своём! Только этого нам не хватало! – Сергей Викторович, как я и говорил, до утра отдыхаем. Об охране не беспокойтесь… – Да, можете совершенно не волноваться по этому поводу. Весь район под полным контролем рабочей милиции, – перебил Батюшина Владимир Ильич. И сразу же обратился к генералу: – А вам предлагаю проехать с нами и своими глазами посмотреть на результаты нашей с вами… – Обязательно, Владимир Ильич, обязательно! – вклинился в речь революционера Батюшин. Не дал ему сказать что-то явно лишнее. Хотя поздно вклинился. Уже и так понятно, что именно хотел сказать Ульянов. И Батюшин откланялся. Уехал вместе со встречающими. Так понимаю, генерал продолжает заниматься своими прямыми служебными обязанностями! Что ж, охрана у нас есть, можно наконец-то и мне самолёт осмотреть. Да и команду дать послеполётное обслуживание техники провести. И межполётное заодно. А то всё как-то не до того было. Слишком обстановка здесь какая-то… Нереальная, что ли? И личности вокруг нерядовые… Никто нас так до утра и не побеспокоил. Сначала несколько удивился этакому факту, особенно после всех недавних перипетий, но потом решил просто плюнуть и не дёргаться. Было же сказано – весь район под контролем рабочей милиции. Остаётся только верить. Зато спокойно все пробоины заклеили, залакировали и оставили сохнуть. Ну а потом прекрасно выспался. Взлетели точно в назначенное время. И пассажиров у нас на борту, как я и ожидал, добавилось. И вновь все любопытные впёрлись в пилотскую кабину. Сначала развернулся, собрался уже и рот в гневной отповеди открыть, вон всех прогнать, да сообразил – главным экскурсоводом-то сам Батюшин выступает. А генерала полковнику строить Уставом не положено. Да ещё и когда он в роли твоего непосредственного начальника выступает. Так что все свои возражения быстренько при себе оставил, развернулся к приборам и сделал вид, что очень уж пилотированием самолёта занят. А сам краем уха разговоры ловлю. Сначала-то ничего интересного, просто обычный рассказ об этом самом аппарате. Интересно стало, когда разговоры пошли ни о чём и обо всём. Вот тут я кое-какую информацию и выловил. Перед взлётом нам наконец-то довели место назначения и оптимальный маршрут. Придётся хороший такой круг делать, уходить после взлёта на запад, в море, и пересекать границу с Францией со стороны Англии. Да, теперь точно узнал, что нигде садиться мы не собираемся. Подтвердилось то, что я успел давеча подслушать. Просто будет выброшен десант с грузом. Впервые… Мне вот интересно, и где это столько авантюристов на добровольное покидание самолёта нашлось? Тут ведь одним приказом сверху не отделаешься… Не оскудела земля русская талантами… К предместьям Парижа мы подлетали через четыре часа сорок пять минут. Долго. Пришлось ещё лишнего намотать на винты, пройти над проливами чуть западнее в сторону Ла-Манша – над Па-де-Кале очень уж оживлённо было… Жаль, что не смог самолично увидеть, как из самолёта парашютисты выпрыгивали. Особенно кое-кто из них. Чую, эта выброска скоро в анналы войдёт. Ну да ладно. Меня сейчас больше всего другой факт интересует: а ящики с золотом отдельно выбрасывали или цепляли каждый из них фалой к парашютисту? Если вместе, то это же какой общий вес получается… Свистеть будут до земли с большой вертикальной скоростью. Как бы не покалечились, не побились… Да не ящики, золоту-то ничего не будет! А вот люди… Почему Батюшин не посоветовался со мной? Впрочем, это точно не моё дело… М-да… Интересно, а если их отдельно выбросили, то сумеют ли этот особо ценный груз после приземления найти? Вовремя? А то как бы кто посторонний содержимое ящичков не оприходовал… Хотя, если учесть давние связи Ильича во Франции (он же здесь долго проживал), то наверняка на земле груз уже поджидают. Организация-то всего дела оказалась весьма на высоком уровне! Ведь и место выброски, и время мне точно обозначили… Выходит, «есть у революции начало, нет у революции конца…» Германия, на очереди Франция… Если сейчас в кабину поднимется Батюшин и прикажет нам после выброски лететь в сторону Лондона, я уже не сильно удивлюсь. Разрастается пожар народного восстания. Вот только сумеют ли его у нас вовремя остановить? Что-то сомневаюсь я сильно… Не угадал я с островами. Похоже, пока ещё до них руки не дошли… Вернулись этим же маршрутом на точку вылета. Там дозаправились, осмотрели самолёт и вылетели в сторону дома через Варшаву. Обратный полёт прошёл на удивление спокойно. Никто нас в воздухе не донимал, не вылетал на перехват, не устраивал засад. И над линией фронта прошли свободно, без обстрела снизу. Садились на базовом аэродроме через два дня, ночью, при свете прожекторов. После выключения двигателей нас из самолёта не выпустили. Батюшин собрал всех в грузовой кабине, достал из папки несколько листов бумаги. Зачитал вслух распечатанный на них текст и приказал каждому расписаться в своём листочке под этим текстом. Ещё раз вслух предупредил о секретности только что проведённой операции и об ответственности за разглашение сведений. После этого дал добро на выход. Ну и сам уехал. Уехать-то он уехал, а об экипаже кто заботиться будет? Ладно, у Игоря своя машина на аэродромной стоянке под охраной стоит, а остальные? Нет, кого-то и мы подхватим, довезём до дома. А оставшиеся как? Извозчика за свой счёт нанимать? Как-то это… Нет, нужно будет обязательно поднять этот вопрос в ближайшее время! Да что там в ближайшее, вот прямо сейчас с Игорем и поговорю, пусть и он к этому свою директорскую руку приложит. А то всё я да я… Утро добрым не бывает… Избитая фраза, но какая точная! Потому что выспаться досыта нам с Игорем не дали – приехал посыльный, привёз приказ срочно явиться на Фурштатскую. Кто бы сомневался… Впрочем, явиться туда нужно было мне одному, так что у Игоря ещё была возможность отлежаться и отоспаться. Ну, он тут же этой возможностью и воспользовался – скрылся в спальне. А я только перед выходом из квартиры сообразил – нужно же было спросить разрешения воспользоваться автомобилем. Придётся теперь как-то своим ходом добираться. А хорошо-то как на улице. Ночью дождь шёл, лужицы кругом блестят, подсыхают. Календарная осень наступила… Постоял на выходе из парадной, подышал полной грудью, развёл плечи – красота! Никакого общественного транспорта! С удовольствием прошёлся по улице, в конце квартала поймал извозчика, назвал адрес. Поехали! Цокают по мостовой подковы, катится возок, иной раз слегка на неровностях дороги подпрыгивает. Смотрю по сторонам, на дома, на прохожих. Ничего вокруг не меняется. И оттого мысли разные в голову лезут – недавние события вспоминаются. Нет, никуда мы от революции не денемся… На Невский проспект выехали, проехали по нему немного. Ещё чуток, и можно на Литейный сворачивать – немного осталось. – Сергей Викторович! Обернулся на знакомый мужской голос, прищурился – утреннее низкое солнце прямо в глаза бьёт. И зачем щуриться, если по голосу уже узнал? – Останови-ка, братец! – скомандовал извозчику и выпрыгнул из качнувшейся при этом моём резком движении пролётки. Пошёл навстречу знакомой паре, остановился в двух шагах: – Ваше высокопревосходительство… Доброе утро, Елизавета Сергеевна, – поприветствовал согласно Уставу и этикету генерала с дочерью. – И не стыдно вам, Сергей Викторович? Как вы могли уйти и не попрощаться? – сразу же напустилась с упрёками девушка, не дав отцу ни малейшей возможности вставить слово. – Но, позвольте, Елизавета Сергеевна. Мне показалось, что моё присутствие на банкете было несколько… Скажем так, неуместным. Да и вам было явно не до меня. – Лиза! Купи, пожалуйста, мне… Да хоть вон то пирожное, – Сергей Васильевич указал глазами в блестящее стекло кондитерской. – Но, папа! – Ступай, Лизавета! – построжел голосом генерал. Девушка залилась румянцем, коротко взглянула на меня и направилась к входной двери. Остроумов подождал, пока она скроется внутри и тяжело вздохнул: – Прошу простить мою дочь, Сергей Викторович. Но Лиза, в общем-то, права. Согласитесь, ваш поспешный уход выглядел несколько странно и весьма невежливо по отношению… Да хотя бы по отношению ко мне. И мы с вами так ни разу и не поговорили после вашего возвращения, а ведь нам есть что обсудить. – Ваше… – перестроился на ходу, увидев знакомую гримасу. – Сергей Васильевич, задним числом прошу меня извинить, но… Ну не моё это всё, все эти банкеты, вы же знаете. – Знаю. Но прощение заслужить нужно. Жду вас сегодня вечером, – генерал щёлкнул крышечкой хронометра. – Ровно в девятнадцать ноль-ноль у себя дома. Форма одежды повседневная. Возражения не принимаются. Воспринимайте это как приказ, господин полковник! Не успел я переварить только что услышанное (отказываться даже и не подумал, приказ ведь), как тут и Лизавета объявилась. И с ходу попыталась атаковать меня всё теми же вопросами. Но тут, к счастью, меня Сергей Васильевич спас: – Лизонька, оставь, прошу тебя, Сергея Викторовича в покое. Сегодня вечером я пригласил господина полковника к нам на ужин. И он милостиво соизволил принять моё приглашение. Так что у тебя ещё будет возможность задать ему все интересующие тебя вопросы. А теперь будь добра и не задерживай господина офицера. Наверняка он на службу торопится. И Остроумов подмигнул мне с видом заговорщика. Причём проделал это так, чтобы Лиза ни в коем случае не смогла этого подмигивания заметить. Тем самым свёл на нет все мои возможные попытки отказаться от приглашения. Ну и жук! А Лизавета-то сразу как успокоилась! – Хорошо, папа. Господин полковник, до свидания, – и… Обозначила едва-едва заметный книксен. Пока я судорожно соображал, что это такое сейчас было, девушка быстро забралась в генеральский экипаж и уже оттуда посмотрела в мою сторону воистину царским взором. Вот чертовка! – Ну, не буду вас больше задерживать, Сергей Викторович. Ждём вас к ужину в девятнадцать часов. Там и поговорим, благо есть о чём. Стою, провожаю взглядом удаляющийся по Невскому экипаж и не замечаю ни струящегося вокруг меня народа, ни мнущегося на козлах извозчика, явно озабоченного непредвиденной задержкой. М-да. Забрался в пролётку, толкнул в спину извозчика: – Поехали!