— Спасибо большое! Ой, да что же я… вы проходите! В самом помещении должно быть чисто, мы с ребятами кархером и пеной отмывали всё. В химзащите, разумеется! Он открыл дверь и прошёл внутрь, сделав приглашающий жест. Я, Оля и директор направились за ним. Саныч остался снаружи. — А откуда у вас химзащита? — заинтересовался я. — А как же! Кто ж с удобрениями работать-то будет? Да и склад разной химии от вредителей имеется… вот у них на хозяйстве и одолжили. Оля тем временем достала и включила счётчик Гейгера. Меня немного удивило, что она легко разобралась в приборе, даже не заглядывая в инструкцию. Явно когда-то имела дела с похожими. Отключив звук, она направила трубку на Семёна. Посмотрела на показания на экране. — Вы чисты, — констатировала она. — Можете не беспокоиться. На лице фельдшера явственно читалось облегчение. — Отлично! А то понимаете, когда они приехали, не всегда можно было идеально все меры предосторожности соблюдать, хотя я старался! — Технику, одежду — куда убрали? Не сжигали, надеюсь? — спросила Оля. — Да как можно! Мы что, дикари какие? — фельдшер всплеснул руками. — Храним в герметичной железной бочке, на складе опасных отходов. Да, у нас и такой есть, если хотите знать. Договор с фирмой, которая утилизацией занимается, от них по мере необходимости спецы приезжают… приезжали, — поправился он. — «Буханка», на которой забирали Гребенкова, тоже стоит опечатанная. Мыть пока не стали — непонятно, что со сливом делать. Только плёнкой накрыли. — Всё правильно, — одобрительно кивнула Ольга. — Больной здесь? — Да, в первой палате! Пойдёмте, провожу. Ой, хотя что ж это я… гардеробная здесь, — фельдшер указал на одну из боковых дверей и щёлкнул выключателем рядом на стене. — Там же защитные комбинезоны одноразовые, одолжили в коровнике. И маски, сверху на полке. Вы переодевайтесь пока. Гардероб предсказуемо оказался крошечным. Десяток вешалок да банкета. Мы втроём едва поместились. — Дозиметр — это очень предусмотрительно… — вздохнул директор. — У нас тоже был. Положено замеры периодически проводить, агрономы лучше знают. А сейчас хватились — а прибор неисправен. Кто-то трубку разбил на складе, представляете? Инвентаризацию проводили спустя рукава, не включили не проверили… теперь вот всем предприятием расплачиваемся, получается. — Он грустно вздохнул. — Вы извините, — сказал я. — Но отдать не сможем. Никак. — Да я понимаю, что уж там… но хоть проверить проблемные моменты поможете? Меня очень беспокоит подъездная. Мы не останемся в долгу, конечно. — Это без проблем, — кивнул я. — Спасибо. Мы переоделись и снова вышли в коридор. — Сюда, — пригласил фельдшер, указывая на лестницу справа от гардеробной. — Палаты на втором этаже. — Подождите, — сказала Ольга. Из-за маски её голос звучал глухо. — Пациенты нас отсюда не слышат? — Палаты звукоизолированы. Это было в техзадании при проектировке, — довольно улыбнулся Семён. — Расскажите коротко, по времени симптомы. Фельдшер почесал пухлый подбородок. — Так… ну, когда его только привезли он живчиком бегал. Рассказывал, мол, какого ужаса натерпелся с этим чёрным дождём и как рад, что ребята за ним приехали. Всё порывался домой идти. — Но вы не пустили? — Нет, конечно! Сначала всех помыть пришлось, да одежду в герметичные пакеты запечатать. Всё как говорил. Правда, с канализацией пришлось… ну тут уж ничего не попишешь, потом уже очистные придётся проверять… так, о чём это мы? — Симптомы, — напомнила Ольга. — Да. Точно. Симптомы. У него кожа покраснела, как от сильного солнечного ожога. Я знаю, что это при сильном облучении бывает… да и Гребенков тоже знал, «Чернобыль»-то многие смотрели! В общем он вроде как встревожился, но не слишком. Я дал ему «Бепантен» кожу обработать. Потом он снова домой проситься стал, говорил, что отлично себя чувствует… — Настаивал? — Поначалу да, — кивнул фельдшер. — А потом ему прямо тут, внизу, резко плохо стало. — Плохо это как? — Ну, слабость резкая. Я ему помогал наверх подниматься, почему и подумал, что мог нахвататься дозы… — Дозу, вполне вероятно, вы и схватили, — кивнула Ольга. — Только пока рано делать выводы какую. Важно, что на вас радионуклидов нет и для окружающих вы не так опасны. Сколько времени прошло с момента экспозиции до наступления слабости? — Это с момента как он под дождь попал? — уточнил фельдшер. — Да. — Часов шесть, получается… может, даже восемь. — Ясно, — кивнула Ольга. — Дальше? — Дальше я дал ему витаминов, снотворного и отправил спать. Ольга сжала челюсти, но никак не прокомментировала действия фельдшера. — Дальше? — спросила она. — Утром всё то же самое: от еды отказывался. Я сделал глюкозу и электролит. Слабость нарастающая. Потом желудочные явления… диарея, вероятно, с кровью. Рвота. Кажется, кишечник полностью очистился. — Сейчас он в сознании? — Да, но так… иногда может бредить, — фельдшер вздохнул. — Осмотрите? Его тон стал жалостливым, будто боялся, что после всех расспросов Ольга могла сейчас просто уйти, оставив его на едине с пациентом. — Конечно. Пойдёмте. Как зовут пациента? — Саня… Александр Гребенков. В жизни я всякое видел. И раны неприятные, и смерть. Но в лучевой болезни было что-то особенное. Какая-то тёмная мистика. Это ведь и правда похоже на древнее колдовство или проклятие, когда тебя убивает нечто незримое. Причём убивает очень неприятным, изуверским способом, причиняя страдания, которые не всякому палачу под силу. Думаю, я вполне мог остаться внизу или даже вернуться к машине. Но где-то на подкорке чувствовал, что моё присутствие придаёт Ольге сил. Каким бы ты профессионалом ни был, но моральная поддержка — это очень важно. Гребенков оказался довольно молодым парнем. Может, лет двадцать пять — двадцать семь. Он был в сознании, лежал под капельницей. Увидев нас, он повернул голову. Кожа на лице была красной, с тёмными пятнами. Его губы исказила гримаса боли… — Я доктор Ханжонкова, — представилась Оля. — Александр, вы можете говорить? — Плохо… — с трудом ворочая языком ответил больной. — Ясно. Тогда мы так поступим: когда я буду задавать вопросы вы просто коротко отвечайте «да» или «нет», хорошо? — Да. — Тошнота идёт приступами? Сначала накатывает, потом некоторое облегчение? — Да. Продолжая задавать вопросы, Оля подошла к больному и провела несколько раз над ним трубкой счётчика Гейгера. Изучила показания на дисплее. — Александр, я скоро вернусь. Мне нужно подготовить план лечения, — сказала Ольга обращаясь к пациенту, после всех манипуляций. Она кивнула нам и указала на дверь. Мы вышли в коридор. — С лабораторией у вас, так полагаю, всё плохо? — без особой надежды спросила она. — Есть лаборатория, — кивнул фельдшер. — Гематологический анализатор, анализатор мочи. Всё новенькое, настроенное. Реагенты все есть. Проблема в лаборантах… вздохнул он. У меня допуска нет, планировал отучиться, но… — А с препаратами? — Есть довольно хорошая аптека. Основное вроде присутствует. — Ясно. Попробуем выкрутиться, — кивнула Ольга, после чего сказала, обращаясь ко мне и директору: — Парни, это часа на три. Дим, детишек покормить надо будет, время обеда. Займёшься? — Может, до завтра задержитесь? — предложил директор. — У нас гостевой дом есть. Обычно мы использовали для всяких инспекций из штаб-квартиры холдинга… ну и для местных властей, конечно. Там хорошо! А ребят в столовой покормим! Я посмотрел на Олю. Та согласно кивнула. — Хорошо. Конечно, — ответил я. — Вот и отлично, — улыбнулся директор. — А завтра утречком как раз пройдёмся с дозиметром! — Да! Пока не забыла, — добавила Оля, — всех касается, кто здесь бывает. Непосредственный контакт с больным — не более пяти минут за один подход, и не более часа в день. Приняли?