– Спасибо, «Европа». Все возвращаются домой. – Ваших сильно потрепали? Помощь нужна? – Если организуете встречу, скажем спасибо. – Примем и доставим, не волнуйся. Мягкой посадки, Стриж. Ну, правильно, потрясли кулаками, показали всем, какие грозные, можно и нормально поговорить. Уверен, Женька капитана «Европы» лично знает. Может и пил с ним как-нибудь, или на Терре, или дома. – А что это они? – Инге с подозрением следит за построенной «Аладой» траекторией расхождения. – Не знаю, – и правда, поведение какое-то нетипичное. Хотя Марс и Терра периодически друг перед другом мускулами играют, но это скорее дань традиции, чем реальная необходимость. Если так, то ребятки не самый подходящий момент выбрали. И если не так? – Стриж, чего они хотели? – Вас досмотреть. – Ни… фига себе! Это да, это наглость на грани фола. Хорошо, терряне оказались вменяемыми и всё правильно поняли. Но – с чего бы? Видно, реально у нас груз тот ещё. Ничего, думаю, на Марсе всё узнаем. А он уже скоро. Инге Сонел Марс я видела. В смысле, в гало и на снимках. Но в натуре это совсем иначе выглядит. Одни спутники чего стоят! Их там аж четыре. Один естественный, Фобос называется. Их было два когда-то давным-давно, но второй, Деймос, мантисы уничтожили. Он вроде как-то в планетарной обороне был задействован, или что-то вроде того. Сейчас в честь него один из искусственных спутников назвали. А вот они тут огромные, просто жуть! Даже орбитальные хабы на Теллуре раза в полтора меньше. Этакие монстры, и видно, что они как будто из разных элементов собраны. Или даже не элементов, а… – Это… когда-то были корабли? – Да. В основе каждого – корабли-колонисты. Вернее, транспортники. Они разгружались и состыковывались, эта возможность была изначально в конструкцию заложена. Конечно, спутники уже много раз модернизировались и переделывались, – этот Стриж, похоже, готов про Марс часами рассказывать. – Деймос – это чисто военная база, на нём проходят подготовку пилоты и экипажи кораблей. База Олимпик – орбитальный завод. База режимная, как и Деймос. Ну и база Дракон, это хаб. Там же центр подготовки гражданского флота, он сдаётся Терре, медицинский центр и ещё много всего. Но главная их функция в другом. У Марса слабое магнитное поле, в начале колонизации его вообще, считайте, не было, так, что-то остаточное. Из-за этого и радиация на поверхности была высокой. Плюс солнечным ветром сдувало атмосферу. Конечно, не всю. Солнечный ветер ионизирует верхние слои атмосферы и создаёт зону ионизации, которая его же тормозит. Но этого недостаточно. Потому спутники, во-первых, создают магнитный щит, повышая плотность атмосферы, а во-вторых, «раскачивают» ядро планеты, чтобы восстановить в нём конвенционные токи и запустить естественное планетарное динамо. Вот честно? Не читала бы я про Марс до этого, не поняла бы, о чём речь. А Стриж дальше гнал, и я прям слышала, как он рад тому, что говорит. С таким восторгом рассказывал, что я тоже улыбаться начала: – На Марсе стало значительно теплее, примерно на пять градусов, а пятьдесят лет назад, может, чуть больше, произошло извержение вулкана! Вернее, выброс газа, по сути, но он длился целых семь минут, представляете! Семь минут шло извержение! Наверное, вам это может показаться диким, но этот день назван Днём Жизни. Это как первый вдох. Марс больше не просто глыба камня в космосе, это живая планета со своей биосферой. Да-да! У нас есть своя биосфера. Последние триста лет мы ищем в поясе астероидов ледяные образования и возим их на Марс. Вода, углекислый газ… За счёт их таяния повышается плотность атмосферы, дальше включаются бактерии, образующие кислород… Простите, я могу вечно говорить о Марсе, – и Стриж совсем другим тоном сообщил: – Мы выходим на посадочную орбиту. Если хотите, можем подогнать транспорт. – Нет. Корабль в норме. Если садиться по лучу, проблем вообще нет, – сказала и тут же пожалела. Но уже поздно реверс врубать. Ладно, я не дитё малое, сядем. Как-нибудь. – Отлично. Тогда полного штиля вам. Передаю вас Олимпу-Три. – Полного штиля? – слово «штиль» я только на Теллуре узнала. Это когда на море волн нет. А здесь-то оно при чём? Но Стриж сразу объяснил: – Да. У нас бури бывают. Они и раньше были неслабыми, а теперь… Их стало меньше, но уж если пошла волна, то тушите свет. – Понятно. Спасибо, Стриж, до связи. «Тушите свет»? А это что значит, интересно? Наверное, эта… идиома какая-то. Надо будет потом у Тима спросить. Но потом. Посадка в незнакомом порту всегда требует внимания, даже если на посадочный стол лучом ведут. Или здесь шахты? А сейчас вообще… Как раз как в той песенке, «на честном слове и на одном крыле…». Вправду интересно, откуда я её знаю? Вроде никогда не вспоминала раньше. Ладно. Не об этом сейчас надо думать. – «Алада», вызывает Олимп-Три. – Олимп-Три, слышу вас. – Даю посадочный луч. Сброс скорости на первой трети, дальше мы вас подхватим и посадим. Мягкой посадки, «Алада». Погода отличная. Ну да, подхватим и посадим… Но начало посадки никто вместо меня не проведёт. Очень не хотелось опозориться. Вот кто меня за язык тянул говорить, что корабль в норме! Я в прямом смысле слова взмокла, пока в створ вошла. «Алада» реагировала с опозданием, шла нестабильно, нас трясло и болтало… Всё-таки одно дело – полёт по условно-прямой траектории, когда вся коррекция идёт на пару-тройку градусов по любой оси, и совсем другое – манёвры на входе в атмосферу. Да уж, судя по всему, Марс – это не ласковый Теллур, где даже в верхних слоях – тишь да благодать. Можно подумать, я не рейдер, а челнок орбитальный сажаю, так нас болтало. – Тормозные на минимум. Створ зафиксирован. Погрешность отсутствует. Я уж и не думала с первого раза это от диспетчера услышать. Казалось, так криво иду, что придётся или подниматься – и на второй заход, или передавать управление наземному контролю. И то, и другое – то ещё позорище. Но вроде всё получилось. – Тяга на ноль. Входим в створ. Нас снова тряхнуло – сработал силовой захват. Всё. Теперь от меня уже ничего не зависело. «Алада» мягко заскользила вниз по лучу – а мне стало страшно. Я ведь хотела на Марс! Чтобы попытаться узнать, что Тима с ним связывает, и вообще на планету интересно посмотреть, но я как-то по-другому сюда прилететь думала. А сейчас, как нарочно, всякие жуткие истории про КБМ в голову полезли. Причём ведь ничего конкретного про них не рассказывают, так… Что там сплошные звери работают, убить любого могут, «нет человека – нет проблемы» и всё такое. И умом понимаю ведь, что это чушь, скорее всего, я и с функционерами МУКБОПа общалась, и с Адмиралтейством… Нормальные там люди работают! А всё равно – жутко. – Касание. Всё. Марс. И что теперь с нами будет? – «Алада», с прибытием. Ждите, сейчас мы вас в шахту спустим. – Принято, – отвечаю, а у самой в голове вертится: из шахты просто так не вырвешься, они что, это нарочно? Да и куда нам вырываться, «Алада» еле живая, нам не уйти, если что… Мне даже системы отключать не хотелось, но пока нас под поверхность опускали, стандартную процедуру провела. А вот интересно, здесь посадочные шахты такие же, как дома? В смысле, на Нове-17? Там-то – просто шахта и выходы в коридоры. На Теллуре и на Тиране посадочные столы открытые, корабли оттуда просто на платформах спускают и отгоняют, если надо, а здесь как? Ага, «такие же шахты», как же! Я рот открыла, когда увидела. Да тут зал подземный раза в три, если не в четыре, больше трюма «Зари». Прям интересно стало выйти и посмотреть, тут ведь точно без конструкционных полей не обошлось… Но и боязно. – Ну что? С чемоданами на выход? – Тим довольный такой, а мне даже от кресла отлипать страшно. – Ты чего? Ну и как объяснить, чего я боюсь? Глупо ведь, глупо… Но это же Тим, а я уже решила, что от него никаких секретов у меня не будет. – А нас тут… не того? Тим сначала не понял, а потом заулыбался: – Глупенькая! – он меня обнял, к себе прижал и в макушку поцеловал. Тим всегда так делает, когда хочет показать, что всё в порядке. – Это же Марс, тут так не бывает. – Да? Точно-точно? Ну ладно, – я встала и, кажется, чуть к потолку не взлетела. – Эта какая же здесь сила тяжести? – Ускорение свободного падения на Марсе составляет 3,711 метра в секунду за секунду. Это в 2,642683912691997 раз меньше стандартной. Упрощая до точности, которые могут воспринять человеки… – Спасибо, Том. Я поняла. Ага, только к этому надо приспособиться, а это непросто. Те же «чемоданы», конечно, оказались лёгкими, вот только менее неповоротливыми и громоздкими они не стали. Так что мы их на тележку в итоге погрузили и как раз в шлюз закатывали, когда по связи услышали: – «Алада». Давление в норме. Дезинфекция закончена. Добро пожаловать на Марс! Я открыла шлюз, мы вышли, и оказалось, что трюм… зал, куда нас поставили, ещё больше, чем на экранах казалось. Он был светлый, чистый, и – вот уж это точно неожиданность! – одна из стен вся в зелени. В живой. Там даже цветы какие-то были. Мне захотелось подойти и рассмотреть, но нехорошо как-то получилось бы. Нас ведь целая толпа встречала. Техники – этих ни с кем не спутаешь, они везде одинаковые – уже на «Аладу» накинулись. В сторонке трое, на нас смотрят внимательно так, на нарукавных нашивках – какие-то палки с крылышками и змеями. Не знаю, что за символ, но судя по стандартным сумкам в руках, медики. И человек пять непонятных, в смысле – никаких знаков, шевронов и всего такого. Только фамилии на куртках, на нагрудных карманах. У всех, кроме одного. Народ весь загорелый, светловолосый, только один из технарей брюнет, да тот из «непонятных», что без нашивок – темноволосый, с седыми висками. Но он вообще странный. Так посмотреть, такого же роста, как остальные, но если ни с кем не сравнивать, кажется маленьким и каким-то… сморщенным, что ли. Тощий, лицо узкое, глаза внимательные. Я никак не могла понять, кого он мне напоминает, а потом сообразила. Крысу. Не мясную, толстую и ленивую, а декоративную. Они забавные, умные и любопытные. Вот в этом типе что-то такое и было… крысиное. Оказалось, кстати, что на Марсе крыски декоративные – любимые домашние зверьки. А ещё эти… щеглы и канарейки. И попугайчики маленькие. Это уже птицы, а не звери, они яркие, красивые, а некоторые ещё и поют здорово. Но это я уже потом узнала. В общем, те четверо непонятно кого сразу у нас груз забрали и увезли, а этот самый, на крысу похожий, к нам шагнул: – Рад приветствовать вас на Марсе, товарищи. Меня зовут Пётр Иванович Гейнц. Тим Найдёнов И опять встаёт вопрос: что же мы привезли, если нас встречает лично начальник КБМ? Заочно я был с ним знаком: Гейнц, тогда ещё первый зам директора, курировал моё дело, когда меня нашли. Тогда чести пообщаться не удостоился, теперь вот довелось. Не скажу, что счастлив от этого, особистов я никогда не любил, но и отрицательных чувств он у меня не вызвал. Сколько Петру Ивановичу лет, совершенно непонятно. Может, пятьдесят, а может, и сто. А уж если он Чёрный Дракон, то судить о возрасте совершенно невозможно. Драконы, говорят, не доживают до преклонных годов, хотя и как мухи не гибнут. Просто пожившие воины всегда идут в первых рядах, сберегая детей и внуков. Могу ошибаться, но Хранителю Олимпа было едва не больше двухсот лет, когда он ушёл. – Я директор Комитета безопасности Марса, – буднично сообщил Пётр Иванович. – Я провожу вас домой, вас осмотрят медики, потом… отдыхайте и милости прошу ко мне. А пока… Он сделал шаг вперёд, пожал руку Инге, и неожиданно для неё, да и для меня тоже, обнял. Она захлопала глазами, а потом заулыбалась. Видимо, почуяла, что всё в порядке. Гейнц и мне руку пожал, и обнял – быстро, коротко, но даже я понял – от души. – Пока от себя и всего Марса приношу вам нашу искреннюю благодарность за то, что вы сделали. Как-то неловко у него получилось. Вот уж не думал, что увижу расчувствовавшегося особиста! Надо как-то разрядить этот момент, но я никогда в таких вещах силён не был. Можно, конечно, ответить, как положено марсианину, но как-то не тот момент, да и не я тут главный, а капитан мой растерялась. Так что я спросил: – Пётр Иванович, а краска у вас есть? Тот тоже вроде как не понял, зато один из техников мигом рядом нарисовался: – Сколько? – Пока четыре, две побольше: волков завалили, – а что, тут есть чем гордиться, это я без ложной скромности говорю. – На этом? Ну вы даёте, хотя… Кораблик-то прокаченный, как посмотрю, – техник уткнулся в свой комм. Ну да, они же уже подключились к системам. – Ого! Уважаю. Ничего, мы тоже немного пошаманим, станет ещё лучше.