Мы покинули серые стены почти окончательно – ночью. По крайней мере, нас разбудил сигнал тревоги и вездесущий голос. Он вещал о том, что активированы системы ПРО, диктовал последовательность действий и что-то еще... Тело снова двигалось само. Мне кажется, что оно часто двигалось само. Словно бы еще с самого детства, сначала – когда мы слышали слова хозяев замка. Определенные слова. Потом в каких-то конкретных ситуациях, как в серых стенах, во время тренировок. И в боях, что были похожи на эти тренировки – позже. Сборы. Трюмы десантных антигравов. Снаружи – и правда ночь, видимая только по визорам. Оказывается, мы были под землей все это время. Транспорт разделился, мы сели уже у другого здания. Но ненадолго. Снова сборы и взлет. Дроны. Десантирование. Бой. Дроны. Эвакуация. Сон. Дроны. Эвакуация. Бой. Десантирование. Бой. Дроны. Обед из гермопакетов. Атака. Сон. Взлет. Сборы. Похороны… Потому что тела тоже эвакуировали, в отличие от предыдущих боев… Чаще всего мы ставили ретрансляторы в труднодоступных для машин местах. Потом шла волна дронов. Иногда – наоборот. Одно и то же, разве что локации менялись. Иногда приходилось отбивать атаки чужих дронов. Реже – людей. С противоположной стороны не было крылатых. Еще реже нам нужно было атаковать самим. Может, и к лучшему, что все получалось само. Я не помню, как убивал. Я не хочу помнить. Не тогда ли я захотел все забыть? Все – как зацикленное видео. Много дней. Много одинаковых действий. Много людей. Все слилось в один непрерывный серый поток. Серый с вкраплениями крови, отблесками пожаров и едким дымом. Те, с кем мы покинули серые стены, постепенно исчезали. Приходили другие и занимали их место. Теперь я понимал, как исчезают некоторые люди – я видел их мертвые тела. Неужели мы исчезали так же? Я перестал запоминать имена. Я даже перестал хотеть запоминать чьи-либо имена. Слишком быстро они исчезали. Безвозвратно, уступая место все новым. Я перестал называть свое имя кому-то. Наверное, я забыл свое имя еще тогда. Я перестал думать о том, что делаю, хотя, кажется, я изначально не думал. Я не понял, в какой момент исчезли Ария, Ирида и Мику, которые долго были рядом со мной. Я… Кто я? Я перестал понимать даже это. Небо пылало красным, когда меня подстрелили. Не только меня. Нас было много в тех блоках, разбитых и искореженных. То, что осталось от наземного убежища. Бронебойные снаряды и мощные энергоизлучатели разрушили почти все. Нам просто некуда было деться оттуда. Казалось, пришло затишье. Но нет. На самом деле, антигравы, которые должны были нас забрать, как это было всегда, – оказались уничтожены, ретрансляторы – тоже. Спутниковая сеть не отвечала, и, возможно, ее уже не существовало. Почти ни у кого не оставалось идей, кроме как отбивать атаки на блоки, захваченные нами. Без спутника мы даже не смогли определить, где должны сейчас быть союзники. Значит, отступать – некуда. Но так не могло продолжаться долго. Я очнулся от странной вибрации пола и голосов рядом. Парализатор был явно с убойной дозой… недостаточно убойной. Почему не летальный излучатель? – Погоди, этим-то парашют бы пригодился. Все повеселее будет. Что, без антигравов-то кишка тонка? Теперь все! Рожденный ползать… Смех. Какой-то нерадостный, болезненный смех… – Не забудь проверить, как идет запись. Голоса. Они слышатся откуда-то со стороны, но голову к ним не повернуть. – Готово. Я слышал только звук. – Давай! Смешок. Возня. – Если попросишь как следует, примем тебя к нам. Давай! Умоляй! Ну, что ты молчишь, как мешок с дерьмом, а? – Идите вы к… – Мы-то пойдем. А ты вот – лети давай. Снова смешок. Громкий звук, словно что-то металлическое сдвигается в сторону. – Ну че, видели? Кто еще хочет послать нас? – Да я вас всех, таких… – О, еще один идиот. Че, смелый? Грохот. Еще один новый голос. – Заканчивайте развлекаться. Скоро прилетим, скидывай уже оставшихся. Они все равно ничего не знали. Бесполезные марионетки. – Но я не закончил! – Куда ты эти ролики денешь, если сеть давно рухнула? Шизик. – Себе оставлю. Не ворчи. Не твое собачье дело, как я развлекаюсь. Чувствую, как меня куда-то тащат. Картинка меняется, и я вижу пылающее алым небо через люк винтокрылой машины. Теперь я четко слышу звук лопастей. Не зря пол вибрировал. Обычно такие системы – вспомогательные, для маневров или приземления при поломке антиграва. Краем глаза отмечаю еще несколько тел на полу грузового отсека. Я осознал. Нас хотят просто сбросить вниз. Зачем? Я не понимаю людей. – Да че его спрашивать! Он крылатый! Пусть летит. Высоко. Даже у реактивов никаких шансов пережить это падение. Что говорить о линейках… Они просто люди, хоть и со спецтехникой. И у меня тоже шансов нет. Я не могу шевельнуться. Земля внизу, пятнистая, расплывчатая. Солнце где-то близко к горизонту, огромное, алое. Или это зарево от огня? Это то, что я успеваю разглядеть из распахнутого люка. Сзади кто-то пытается сопротивляться, судя по звукам. Крики. “Умоляю! Пощадите! Помилуйте!” Меня и еще несколько безвольных тел толкают вниз. Время замедляется. Мы вот-вот упадем. И исчезнем. Умрем. На самом краю, ко мне тянется чья-то рука. Незнакомая. Все равно не могу шевельнуться. Обе руки. Крошечный тубус – стандартный микроинъектор. Синяя полоска, зигзагом. Стимулятор. Шепот. – Не помри вместе с нами, ангелочек. Мы летим вниз, а меня держат за руку. Тогда все было также… Какой-то реактив. Почему он решил попытаться меня спасти? Почему я побоялся тогда запоминать его имя? Еще до того, когда нас захватили у блоков. Смогу ли я узнать это когда-нибудь? Только если выживу. Как просил Алан. Как просил этот реактив, как просила… Ария! Инъектор, опустев, щелкает. Я ощущаю, как покалывание расползается от места введения стимулятора. Реактив отпускает мои руки. Я его даже не вижу, все еще не могу повернуть голову. Как же я бессилен, пуст… и зол! На самого же себя. На странный мир. На людей… Секунда падения. Две. Ветер бьет мне в лицо, но не только в лицо. Я почти могу пошевелить пальцами. Но все еще не крыльями. Если не будет ветра – все тщетно. Но я не хочу умирать. Могу шевельнуть крылом! Рывок, кажется, я поймал восходящий поток… Кажется. Рывок слишком резкий. Земля все ближе, серый лес. Смягчат ли падение кусты? Взмах крыльев. Боль в лопатках и свист ветра в ушах. Кувырок и падение. Тишина. Тусклый свет. Размытое серое. Закат догорел. Нет. Только сейчас я понял – это был восход солнца. Моя война закончена. Нам осталось так мало. Нас осталось так мало. Еще столько всего не сделано. Но уже ничего не сделаешь. Больно. Если я умер. То почему же мне так больно? Глава 21. Ангел больше никуда не полетит Круглое сверху. Светится. Это не солнце. Потому что оно не двигается. Боль в лопатках и ощущение пустоты. И почему я не умер? Иллюзорно-тихо. Звуки словно спрятаны до какого-то момента от моего сознания. Белое и серое, все расплывается. Что из того что я видел – реально? Сейчас я лежу не на камнях, на чем-то почти мягком. Шорохи теперь кажутся слишком громкими, а мир вокруг – слишком зыбким. Было ли падение с башни реальным? А падение с воздушного транспорта? Может ли это быть сном? Я пытаюсь подняться и понимаю, что нет. Что все было на самом деле. Серая комната, свет бьет в окно и из ламп. Слишком яркий. Что же не так? Кроме слабости и боли, есть что-то еще. Есть? Или… Я не один. Рыжие волосы рассыпаны по спинке кресла, голова девушки лежит на сгибе руки. Она спит? Проснулась. Взяла меня за руку. Молчит и смотрит в глаза. Я вижу уже почти четко. Это место похоже на медблок. А девушка… – Мы... ампутировали их. Невозможно было срастить, у нас нет каркаса, нет синто-клеток для регенерации. Некоторые кости были раздроблены чуть ли не в порошок… – она проговаривает все это резко, испуганной скороговоркой, а потом замолкает и отводит глаза. А я смотрю на рыжие волосы… Рыжие крылья, которых больше нет. Я ведь окончательно вспомнил. Мне так хотелось спросить только одно: “почему?” Но я смолчал. – Ария. – Вспомнил? Пристальный взгляд. Печаль и боль. Участие. Понимание. Когда же ты возненавидела свое старое имя? Рика. Рикки. Как же мало я знаю о том, кем ты стала. Да и знал ли я, кем ты была? А кем был я и кем стал? – Ты больше не сможешь… Перебиваю ее: – Я никогда и не летал. Нет, не так. Я летал однажды… Поднялся так высоко, что приземление было слишком болезненным. Больше и не хочу. Верю ли я сам в то, что говорю? Тот миг, когда я взлетел к башне "Кей-си"… Пусть это называлось лишь парением, но каким нужным, каким особенным и всемогущим я себя ощущал! А раньше? Боже. “Боже, помилуй мя” – всплывает голос Георгия. Рика проводит рукой по моей щеке, и я понимаю, что плачу. Значит, я не могу обмануть ни себя, ни ее. Я, словно ребенок, утыкаюсь ей в плечо. А тебе очень шли крылья, Ария. Но вслух я этого теперь никогда не скажу. Неужели мы оба стали людьми? Радость и горе в живом упоеньи, Думы и сердце в вечном волненьи, В небе ликуя, томясь на земли, Страстно ликующей, Страстно тоскующей,