— Буду высылать деньги. Накопи ему на стажировку в корпорацию. У него будет рабочее место, мы сделаем это. Мать недолго молчала, потом сказала: — Тогда я выйду на сверхурочные. — Ну, уж нет. Пацану еще нужен уход. — Доран справится. А деньги нужны как можно скорее, — чуть подумав, она добавила. — В случае чего, возьмем кредит. Обоснуем трудной жизненной ситуацией. Доран дал приказ коптеру возвращаться. Он больше не мог этого слушать. Уткнувшись лицом в подушку, он закричал. *** Чеми отправила ему несколько аффи, которые вышли в этом месяце. Доран загрузил тот файл, который назывался “Незыблемое в пустоте”. Чеми писала, что это надо обязательно попробовать. “Девять баллов на “Аффи-поиске” и полный отвал всего, закачаешься!” — восторженно писала она. Доран достал пакетик с синей жидкостью — специальная сыворотка, которая не позволит ему потерять координацию. Залпом проглотив сыворотку (эту гадость лучше на вкус не пробовать), он надел вир-шлем. Сначала была темнота. Затем в этой пустоте засветились проценты загрузки. Доран ощутил лёгкое волнение, пробежавшее по телу. Сыворотка начинает действовать. Или он просто давно не смотрел аффи и теперь рад отключиться от реального мира? Наверное, и то, и другое. Первым звуком, что он услышал, был шум воды. Крики чайки. Гудение рыбацкого корабля. Бульканье. Он видел глубокий синий свет и яркие блики. Вода с шумом билось о скалы, словно пытаясь сдвинуть их с места. Но скалы были непоколебимы. Доран не мог понять до конца образы, что охватывали его. С одной стороны он ощущал свободу, огромное пространство. Нет, даже бесконечность. Вокруг не было ничего. Только две половины сферы — небо и океан, соединенные красной полоской горизонта. И синий, много синего, во всех оттенках, они смешивались и переходили друг в друга, как радужка Чеми. Свет и цвет игрались, и он чувствовал это. Затем что-то подхватило Дорана. Сильный воздушный поток, как в аэротрубе. Его тело набирало высоту, легкое и податливое. Доран резко взмывал и вновь опускался, ощущая брызги океана на своей коже. Его охватил почти детский восторг первого полёта. Птица! Быть птицей и летать над миром, принадлежать небу, быть недоступным для человеческих забот. Наклон влево, наклон вправо, спикировать и вновь набрать высоту… Что бы ему еще сделать? Что его сковывает? Притяжения нет. Границ нет. И никаких препятствий! Только начало без конца и направление, которое нужно выбрать. Доран понимал, что это только симуляция, что всё это нереально, но он погружался в ощущения и несся среди воздушного пространства в никуда. Времени ведь тоже нет. Образы сменились давлением. Воздух отяжелел, стало тревожно. Треск молний и крики людей. Дорана подбрасывало из стороны в сторону. Он слышал скрип дерева и трепыхание ткани. Дыхание спирало, было холодно и сыро. Ветер, до этого дружелюбный союзник в полете, стал жестоким и подлым, а брызги воды ледяными. Доран видел под собой суетящихся людей, таких маленьких и ничтожных против могучей силы природы. Красная полоска угасала, синий смешивался с черным, яркий свет вспыхивал и угасал под металлический грохот. Что-то тёмное нависло над ним. Страх пронзил тело Дорана и парализовал. Он опустил руки при виде этой могучей тьмы. Затем что-то пробудилось внутри. Мысль. Паническая мысль: “Спастись! Спастись! Улететь!” Доран пришел в себя, и теперь страх двигал им. Он устремился выше, в отчаянных поисках света и воздуха. Еще выше, еще… Откуда это притяжение? Почему он стал таким тяжелым, неповоротливым? Нет, нужно бороться из последних сил! Выше, выше, выше! Не дать темноте нагнать тебя, работай усердней, не смотрит вниз, просто лети… Темнота накрыла его с головой. На короткий миг всё исчезло. Доран задыхался, пытаясь опомниться. Он не мог пошевелиться, и сама мысль о борьбе отдавалась болью в груди. Доран погребен, забыт и покинут. Стихия победила его, воля природы, единственной, многоликой, раздавила его. И он останется там, под толщей воды, под умирающим мирозданием. Теперь не имеет значения, чего он хотел. Доран уже ничего не может сделать. Он мертв. Даже больше, чем мертв, — никогда не рождался, и теперь возвратился в первозданную бездну. Что имеет смысл в этой темноте? Мечты? Они сгинут. Связи? Они оборваны. Выживание? Но ради чего? Доран устал, он выбился из сил. Он стал легким и просто существовал здесь, во тьме. Сколько времени прошло? Ах, да. Времени тоже нет. Иногда к нему пробивались синие полоски призрачного света. Они скользили по тьме, словно прощупывая бездну. Но угасали, так и не достигнув Дорана. Так и жизнь в нем угасала. Сознание окаменело. Доран всё знал и чувствовал, но не реагировал. А зачем? Солнечный блик сквозь синюю толщу. Легкое касание тепла. Внутри что-то робко откликнулось на это касание. Свет становился ярче, тепло обволакивало его, и вдруг вспомнились всё то неуловимо прекрасное, что когда-либо происходило с ним. Первая победа в забеге по легкой атлетике. Улыбка мамы. Ослепительно синее небо и руки, тянущиеся к нему. Множество лиц и ощущение единства с группой, ощущение того, что ты часть команды. Модель ракеты, которую они соорудили с дядей. Шоколадные батончики в каждую среду как награда за сотню отжиманий. Глаза, что меняют цвет радужки и щурятся от смеха... Тьма отпустила его, и Доран снова вдохнул полной грудью. Казалось, он не дышал тысячу лет. И теперь на грудь ничего не давит, и он свободен. Его окружало безмятежное спокойствие утра, крики чаек, всплеск воды, далекие разговоры радостных людей, занятых своими повседневными делами. Всё это исчезло и замерло в воздухе. Высветилась надпись: “Воспроизведение окончено. Повторить?” Доран снял вир-шлем. Коснулся лица — по щекам катились слезы. Но в душе была только лёгкость. *** Доран зашел домой, разминая мышцы плеча. — Доран! — мама ждала его в прихожей. — Только не говори, что ты опять был на пробежке! — Доброе утро, — Доран снял наушники и потянулся. — Не беспокойся. Я не дошел до парка. Просто обежал двор и всё. Со стороны гостиной донеслись тяжелые шаги. — Есть разговор, пацан, — сказал дядя мрачно, появляясь в прихожей. — Тас! — мать одарила брата строгим взглядом, но Доран положил руку ей на плечо. — Я уже знаю про отказ. Я всё слышал. Мама и дядя молча обменялись взглядами. Доран нервно усмехнулся. Ох уж эти взрослые! Всегда такие серьезные. — Ничего страшного, мам. Это было предсказуемо. Но делать нечего. Надо с этим смириться. — Ты правда в порядке? — мама сжала его руку. — Доран… Я знаю, это тяжело. Ты расстроен отказом Внешней Защиты, — отчеканил Тас. Судя по интонации, он заучивал слова заранее. — Но ты молод, и у тебя много возможностей реализовать себя. Нельзя сдаваться. — Нет, это вы сдались, — ответил Доран. — А я наоборот, продолжаю борьбу. — Ты о чем, пацан? — Я сам заработаю на биопротезы и поступлю на службу в Защиту. Не сейчас, так через год. Но я не сдамся. *** — Что это такое? Я вижу голограмму, или что? — Эндирей театрально протирал глаза. — Здорово, ребят, — Доран кивнул им. — Ты всё-таки пришел! Одноклассники придвинули ему стул. На круглом столе, за которым они сидели, валялись упаковки, бутылки газировки и остатки еды. Ребята уже успели умять две пиццы. — Я пропустил что-нибудь интересное на церемонии? — спросил Доран, садясь между Энди и Киндилом. — Йору толкнул пафосную речь про наше будущее, — Эндирей закатил глаза. — Настолько пафосную, что мы чуть не уснули. Ребята наперебой рассказывали ему про церемонию, про танец тысячи дронов в небе, а Чеми показала руки — на белой коже распускались красные лилии. — Красиво, — улыбнулся ей Доран. Чеми засияла.