Матео сделал, как велено, сильнее склонившись вперед, позволив лекарю осмотреть его задницу. — Да уж, действительно распух знатно, — отметил лекарь. — За вечер в нем побывало два члена, а дальше его ждет еще больше, — сказал Сервантес. — Безусловно, но сегодня он нуждается в передышке и завтра, думаю, тоже. Не забывай, что необходимо, чтобы он окреп и был готов приступить к тренировкам. Его раны и так еще не до конца зажили, а теперь еще и это, — лекарь указал на задницу Матео. Сервантес фыркнул. — Он молод и крепок, поэтому завтра же приступит к тренировкам, — выпалил он, отмечая недовольное выражение лица лекаря. — К легким тренировкам. Это приказ господина. Томас вздохнул: — Пусть так. Но сегодня только отдых. — Дай ему какую-нибудь мазь и отдай под мое руководство, — настаивал Сервантес. Матео понятия не имел, превосходит ли Сервантес Томаса по рангу или же они были на равных. Оба они были рабами, но с прилично расширенными властными полномочиями. Матео пробыл здесь уже три недели, но вопросов меньше не становилось. — Я вымою его и лишь потом намажу мазью, — ответил лекарь. — Тогда живее, — рявкнул Сервантес. Матео не произнес ни звука, пока лекарь промывал его от спермы и крови. Данные манипуляции вызывали жжение, но в то же самое время заглушали боль. Мазь, нанесенная после этого, даровала ему утешение, так как охлаждающий эффект притупил болевые ощущения, что было столь желанно для Матео. Затем, когда все было сделано, юноша вернулся в свою камеру в сопровождении Сервантеса, который снова запер его за решеткой. — Уже завтра мы приступим к твоему обучению. К тому же это последняя твоя ночь в этой камере. Дальше ты сам за себя, — заявил Сервантес и удалился. Матео опустился на пол. Все его тело ныло, чувства были уязвлены, а дух практически сломлен. Но все же надежда на то, что однажды он обретет свободу, была жива. Настойчивые удары в бок вырвали Матео из блаженного сна. Открыв глаза, он увидел Кодака, смотрящего на него сверху вниз. — Поднимайся, время тренировки, — сообщил темнокожий гладиатор-охранник. Как бы ни было сильно желание Матео снова закрыть глаза и вернуться в страну грез, он понимал, что у него нет выбора. Парень поднялся на ноги, слегка поморщившись от боли в заднице, а также в боку, так как его раны еще не зажили. Матео проследовал за Кодаком, который вывел его во двор, где уже собрались остальные гладиаторы. Кодак подвел его к столу с разложенным на нем тренировочным снаряжением. Взяв кожаные нагрудные доспехи, он начал надевать их на Матео, накрепко зашнуровывая. — Вытяни руки, — скомандовал Кодак. Матео повиновался, подняв обе руки, чтобы Кодак мог обмотать его ладони и запястья полосками кожи. Затем он взял со стола китану и вакидзаси и протянул их юноше. — Тебе предстоит тренироваться в стиле Сакаты, великого гладиатора. Он первый, кто выступал в этом стиле. Ступай к Сервантесу, — распорядился Кодак. Матео внимательно осмотрел оба орудия с своих руках. Каждый из них имел разный вес: китана по ощущениям тянула минимум на килограмм, а вакидзаси была вдвое легче. Юноше никогда не приходилось держать в руках ничего подобного, но дизайн ему определенно нравился. Следуя полученным указаниям, он направился к Сервантесу, попутно изучая, с чем работают остальные гладиаторы. Борис работал с огромным мечом, длина которого, казалось, равнялась его росту. Шиан, гладиатор, которого природа не обделила внешностью, если бы только он не потерял один глаз и пол его лица не оказалась изуродованной шрамами, управлял оружием, незнакомым Матео. Но если бы его попросили описать его, то он бы назвал это хлыстообразным мечом. Другие гладиаторы сторонились Шиана на арене, пока тот с удивительной ловкостью орудовал гибкими лезвиями. — У нашего доминуса самые лучшие гладиаторы, и ты не станешь исключением, — заявил Сервантес. Его голос привлек внимание Матео. — Да, учитель, я правда хочу стать хорошим бойцом, — ответил Матео. — Не хорошим, а лучшим, — поправил его Сервантес. Затем он стал обучать юношу, как правильно держать оружие. Также учитель объяснил ему, что он может носить их в ножнах на боку, использовать во время сражения, как одно, так и оба оружия одновременно, и что он будет обучен искусству владения и тем, и другим в равной степени. — Почему используются разные стили ведения боя? — поинтересовался Матео. — Все мужчины и женщины разные. Каждый хорош в своем стиле. Ты не сможешь показать достойные результаты с длинным мечом Бориса, так же как он не будет хорош с парой джамадхаров Фейлонга, — пояснил Сервантес. Матео снова взглянул в сторону упомянутых гладиаторов, теперь уже зная названия их оружия. Он наблюдал за тем, как Фейлонг разносил в щепки кусок дерева своими клинками, лезвие которых напоминало длинные сложенные ножницы. Это выглядело смертоносно, и юноша радовался, что его ранили не ими. Не было уверенности, что при таком раскладе он смог бы выкарабкаться. Будучи не в силах превозмочь себя, Матео перевел взгляд на Хараку, который тренировался с другим гладиатором, еще незнакомым ему. Оба орудовали деревянными щитами и мечами, и юноша не мог не признать превосходный уровень их мастерства. Хоть Харака и был чемпионом, Матео верил, что когда-нибудь его мастерство превзойдет умения мужчины, который едва не лишил его жизни. — Будь на чеку, — сказал Сервантес, прервав молчание и нанеся Матео удар в бок своим клинком. — Ах! — прохрипел Матео, а потом застонал, так как его тело пульсировало от боли. Слава богу, кожаное обмундирование смогло защитить его от увечий. — Простите, учитель. После допущенной оплошности он сосредоточил все свое внимание на учителе. На протяжении нескольких часов он отрабатывал стойки, используя оба своих оружия, как в обороне, так и в нападении. Затем он пообедал овсянкой, пшеничным хлебом и водой. Безусловно, это было лучше бульона, хотя он искренне жаждал отведать тушеной говядины и выпечки, которую подали для гладиаторов. После обеда все снова вернулись к тренировкам. Одни делали это в спарринге, другие — поодиночке, а некоторые посвятили это время общим физическим нагрузкам для поддержания своего тела в форме. Матео вынужден был присоединиться к ним, хоть и в щадящем режиме. Доминус настоял на том, чтобы он приступил к тренировкам, но не переусердствовал, поэтому к нему относились вполне снисходительно, за что Матео был благодарен. Хотя, безусловно, юноша не был столь наивен, чтобы думать, что так будет всегда. Постепенно с ним переставали сюсюкаться, и вчерашняя ночь была тому доказательством.