— Может, вы хотите, чтобы я искупал вас, бог Элой? — предложил слуга, глядя на подсыхающее семя на торсе Элоя. Элой посмотрел вниз и ухмыльнулся. — Оближи меня. Слуга улыбнулся и склонился, убирая языком сперму с загорелой мускулистой груди. Элой наблюдал, как розовый язык парня избавляет его плоть от перламутровых капель. Ему доставлял удовольствие этот процесс. Бывало, что он отдавал приказ вылизать его тело полностью и мог достичь оргазма от этого. — Прекрасно, а теперь ступай, — приказал он, как только слуга закончил. — Слушаюсь, бог Элой, — ответил он и тут же покинул покои. Сейчас мысли о Матео отступили. Элой был слишком удовлетворен и расслаблен, чтобы продолжать думать о сексе. Он хотел только одного — погрузиться в сон. Глава 8 Матео был в курсе письма, которое Рама отправил богу Элою с предложением его тела для плотских утех. Он также знал, что никак не может воспротивиться этой участи и повлиять на ситуацию. На протяжении трех недель, в течение которых он залечивал свои раны, он должен был оставаться нетронутым. Несколько гладиаторов уже наказали за то, что предпринимали попытки надругаться над ним, и сейчас уже не для кого не было секретом, что Матео девственник. Уже одно это знание, казалось, подзадоривало и служило вызовом остальным гладиаторам, которые жаждали его тела. В целях безопасности он спал в одиночной камере, что гораздо лучше, чем времяпрепровождение в клетке, в которой он пребывал изначально. Здесь, по крайней мере, было хотя бы минимально комфортно и имелось ведро, куда можно справить нужду. Его выхаживали несколько служанок и лекарь. Лекарство из медвежьих ягод, что они давали ему, возвращало его к жизни даже быстрее, чем ожидалось, что крайне радовало Раму, который строил на Матео планы. Матео сидел в своей камере, наблюдая за гладиаторами, которые занимались водными процедурами после изнурительных круглосуточных тренировок. Он слушал, как они отпускают скабрезные шуточки в адрес друг друга. Среди них были несколько мужчин, которые предавались плотским утехам на глазах у всех и, создавалось впечатление, что это вполне в порядке вещей. Такая откровенная демонстрация была чужда Матео. Люди в бесплодных землях гораздо скромнее и вели интимную жизнь в стороне от посторонних глаз. Один из гладиаторов приблизился к его камере и просунул свой толстый, вожделеющий член сквозь решетку, заставив Матео отпрянуть назад. — Отсоси мне, — скомандовал он. Этот мужчина приводил Матео в трепет. Его тело усеивали шрамы, полученные за время его пребывания на арене, свидетельствуя о том, что он опытный гладиатор. Его тело было мускулистым и чертовски рельефным, а рост превышал два метра, как прикидывал Матео. На его голове красовался ирокез из черных волос, и густая борода, как у дикаря. Серые глаза гладиатора уставились на Матео. — Ты слышишь меня, щенок… Твой рот не настолько девственен, как твоя дырка. Так что, соси! — Он потряс необрезанным членом перед Матео, который ещё дальше отодвинулся от решетки. — Тебе не стоит делать этого, — предупредил Матео. — Заткни пасть, проклятый сучонок! — Гладиатор плюнул в Матео, угодив ему на щеку. Матео метнулся назад, прижавшись спиной к стене. Ему не терпелось стереть с себя харкотину, но не хотел, чтобы гладиатор счел это за слабость, поэтому не стал делать этого. Несмотря на то, что Матео испытывал страх перед этим мужчиной, он никогда не позволит ему узнать об этом. Юноша сохранил непоколебимое выражение лица, несмотря на решительный взгляд, нацеленный на него. — Я непременно трахну тебя, как только твоя вишенка будет сорвана, — прорычал он, отстраняясь и возвращаясь к остальным гладиаторам. Некоторые из них оценили его выходку, засмеявшись. — Борис, ты пугаешь нашего птенчика, — сказал один из гладиаторов, хлопнув Бориса по плечу. — Я этому птенчику ещё повыдергиваю перышки, — заявил тот, посмотрев на Матео и послав ему воздушный поцелуй, продолжая глумиться над ним. По крайней мере, теперь Матео было известно имя этого человека. Борис. Он вздохнул, убирая с лица мерзкую харкотину и вытирая руку о набедренную повязку. Ему встречались в Бесплодных землях мужчины, ведущие себя подобным образом, но избегать контактов с ними было достаточно просто, так как обычно они зависали в определенных местах. Но даже их нравы не были настолько варварскими. Он лег на свой тонкий, поношенный матрас, предоставленный для того, чтобы ему не приходилось спать на полу, пока идет на поправку. От других гладиаторов он узнал, что если бы не его ранение, то он спал бы, как все, на голом полу. А некоторые и вовсе подкалывали его тем, что ему вообще бы не пришлось беспокоиться о том, на чем коротать ночи, если бы бог огня не остановил поединок. Минуло уже три недели с того рокового дня, когда жизнь в очередной раз изменилась и заиграла новыми красками. Конечно, Матео не мог знать, сколько ему отмерено на этой земле, учитывая, что его ждала участь стать гладиатором, весь смысл существования которых сводился к сражениям насмерть на арене. Он расспросил обо всем немного одного из самых приятных для него мужчин тут, Малека, который, казалось, был к нему более снисходителен, нежели другие. Матео хотел понимать, действительно кто-то из гладиаторов смог обрести свободу, и получил утвердительный ответ. После многочисленных сражений и побед во славу богов и лудуса, которому они служили, семеро гладиаторов стали свободными. Их господин, Рама, являлся одним из этих счастливчиков. Знание этого вселяло в Матео надежду, но совсем небольшую. Гладиаторские бои проводились уже на протяжении столетия, причем Игры были ежемесячными. За весь этот период только семерым дарована свобода. Мог ли Матео даже осмелиться думать о том, что он станет восьмым? Ещё его волновало, насколько возможно выжить после прохождения обучения, на что Малек сказал, что все зависит от того, насколько сильно желание сделать это. Безусловно, это воодушевляло Матео. Он искренне желал этого, а осознавая то, что гладиатор может получить свободу, ему было за что бороться, как и всем остальным. Хотя по ощущениям Матео, многие жаждали только славы, и ради этого готовы даже с гордостью сложить голову на арене. Матео не разделял этого стремления, и, возможно, никогда не придет к этому. Громкий стук по решетке камеры вырвал его из потока размышлений, и юноша приподнял голову, чтобы посмотреть, кому он понадобился. — Господин желает видеть тебя, — сообщил Сервантес и стал отпирать дверь. Матео поднялся с матраса и пошел за своим наставником. Он вышел в сопровождении Сервантеса и ещё одного охранника. Судя по тому, что открылось взору Матео, в помещении находилось по меньшей мере десять охранников, но, возможно, их было и больше. Он не имел раньше доступа в главный дом. Он заметил ещё множество рабов, которые стояли на страже или ухаживали за домом, пока следовал за Сервантесом туда, где его ждал Рама. Дом господина выглядел величественнее всего, что юноше доводилось видеть за свою жизнь. Каменные колонны, мраморные полы. Бесчисленное количество факелов освещали произведения искусства в виде фресок, нанесенных на стены, на протяжении всего их пути, и Матео был просто очарован таким великолепием. — Шевели ногами, — упрекнул его Сервантес, заметив, что юноша отстает. — Простите, наставник, — ответил Матео и прибавил ходу. Он покинул помещения, предназначенные для рабов-гладиаторов, и очутился в гостиной главного дома, где на диване расположился Рама, наслаждаясь массажем спины от своей рабыни. Сервантес объявил о прибытии, а затем отступил на несколько шагов, но охранник, вооруженный и при доспехах, остался стоять на месте. Рама повернул голову и окинул Матео оценивающим взглядом. — Ты уже немного окреп. Это радует. Похоже, твои раны успешно заживают. Матео кивнул: