Х Почти добрых полчаса Гидеон обстоятельно рассказывал о том, что с ним случилось за то время, как он с вечера вошел в церковь Святой Анны и утром предстал перед инспектором на пороге его собственного дома. К концу рассказа, слишком возбужденный, чтобы сидеть или стоять на одном месте, он, как ранее Каттер, кружил по комнате. Стараясь не упустить ни одной подробности – Гидеон даже поведал о своей постыдной встрече с пьяным сержантом, – на некоторых деталях он делал особый акцент, с нескрываемой настойчивостью неоднократно упоминая об исчезновении мисс Таттон. Каттер на протяжении всей его речи был занят ужином, не покидая своего места за столом. Он не перебивал Гидеона, ничем не выдавал, что он ему сочувствует. Гидеон снова сел за стол и остановил на инспекторе взволнованный взгляд, но полицейского это не сподвигло на немедленную реакцию. В задумчивости склонив голову, он дожевывал последний кусочек мяса. – Что ж, – наконец произнес Каттер. Он поставил бокал на стол и облизнул верхнюю губу. – Занятная история, ничего не скажешь. И говоришь ты красиво, надо признать. Как будто стихи декламируешь. Одно мне непонятно, Блисс. Если не брать в расчет твой маленький обман – к этому вопросу мы скоро вернемся, – какое отношение то, что сейчас ты рассказал, имеет к Столичной полиции? Гидеон на мгновение оторопел. – Так ведь пропал человек, сэр. Даже скорее всего двое. И это еще не все, если принять во внимание слова мисс Таттон. – Так, к этому мы сейчас вернемся, – сказал инспектор, меняя позу на более непринужденную. – Кто у нас первый пропавший? – Простите, сэр. Наверно, я не совсем понятно объяснил. Мисс Таттон лежала передо мной, когда некий злодей лишил меня чувств. А когда я очнулся, ее уже не было. Анджела Таттон пропала, сэр. – Пропала, говоришь? – Инспектор выпрямился, лицо его снова посуровело. – И кто же заявил о ее исчезновении? – Я, сэр, – помедлив, отвечал Гидеон. – В этом и есть суть моего рассказа: бедная девушка исчезла при загадочных обстоятельствах, и, возможно, в эту самую минуту ей грозит еще большее зло, чем то, от которого она настрадалась. – Ты, Блисс? – Инспектор враждебно смотрел на Гидеона. – Нет, так не пойдет. Как ты можешь заявлять о ее исчезновении? Ты эту девушку в глаза не видел, пока не наткнулся на нее в церкви. С таким же успехом ты мог бы сказать, что на Трафальгарской площади познакомился с голубем, а когда однажды пробудился ото сна, обнаружил, что тот исчез. – Все потешаетесь надо мной, инспектор. В любом случае… – Я учу тебя уму-разуму, и ты уж меня послушай. Допускаю, что ты силен в тригонометрии и латинских глаголах, но любая шлюха, месяца не проработавшая на Хаундсдитч, про полицейские процедуры знает больше, чем ты. Нельзя заявить об исчезновении человека, с которым ты не знаком, пустая ты голова. Может, эта девушка каждый вечер, прячась от холода, пробирается в ту церковь, а утром, пока никто не проснулся, украдкой уходит. Может, она прямо сейчас катит где-нибудь по улице тележку с устрицами или вернулась в какой-нибудь лагерь бродячих лудильщиков. Может, она уже сутки назад отчалила из Саутгемптона и находится на пути в Нью-Йорк. – По своей воле она никуда не могла уехать, сэр, в этом я абсолютно уверен. Она была не в том состоянии, чтобы передвигаться самостоятельно, и откровенно боялась тех, кто, как она полагала, должен был вернуться за ней. В любом случае, сэр, она не… – Блисс. – Инспектор подошел к Гидеону и положил ладонь ему на плечо. Рука у него была увесистая, хотя порыв его был вызван добрыми побуждениями. – Ты – отзывчивая душа. Твой дядя, вне сомнения, был такой же, видел в людях только чистоту и добродетель. Прекрасное качество для человека, избравшего стезю благочестия, но в моем ремесле это только мешает. Та девица Таттон наверняка имела связь с каким-то негодяем, который обошелся с ней не по-джентльменски, а потом и тебя приложил, когда увидел рядом с ней. История печальная, но поверь мне, это даже не сотая часть тех несчастий, что приходятся на одну квадратную милю в любой части Лондона за одну-единственную ночь. Тебе известно, каким количеством трагических происшествий нам в Столичной полиции приходится заниматься? – Догадываюсь, сэр. Но… – Это преступления, которые мы не вправе оставить без внимания, Блисс. Преступления, которые мы обязаны расследовать, потому что о них заявляют люди, не являющиеся пьяницами или маньяками. Преступления, которые попали в поле зрения журналистов или вызвали негодование какого-нибудь пэра. Преступления, которые некий квакер с убеждениями провозгласил великим социальным злом или которые, по утверждению помощника комиссара, фактически искоренили в Париже. Мы занимаемся только тем, что должны делать, не более того, иначе быстро утонем в делах, так что головы не высунешь. Это не значит, что мы никогда не действуем по велению совести, Блисс. Однако в Скотленд-Ярде сложились определенные представления о порядке работы, а благотворительность он не очень жалует. Да что говорить, даже это дело в доме Страйта не прибавит нам очков, если мы не выжмем из него что-то больше, чем чокнутая белошвейка. Нутром чую, там не все так просто, но это не имеет ни малейшего значения. Нельзя ворваться в дом к пэру и устроить там обыск, не имея на то веских оснований, а таких оснований у нас пока нет. Так что лучше выброси ту девушку из головы. – Сэр, дайте мне закончить. – Гидеон стукнул кулаком по столу, но тут же пожалел о своей вспышке и сложил руки на груди, чтобы не повторить ошибки. – С вашего позволения, сэр, я пытаюсь сказать, что тогда я видел мисс Таттон не впервые в жизни. Мы познакомились раньше. Каттер закрыл глаза и, поднеся руку ко лбу, стал его потирать, словно у него вдруг разболелась голова. Прошла минута, прежде чем он обрел дар речи. – То есть теперь ты говоришь, что знал ту девушку раньше? – Да, сэр. – Понятно. Тон у инспектора был рассудительный, но сам он сильно помрачнел. Гидеон решил, что лучше воздержаться от дальнейших высказываний, пока его не спросят. – Это, Блисс, что называется существенное обстоятельство. Тебе известно значение слова «существенный»? – Полагаю, да, сэр. Существенный – значит важный. Относящийся к существу дела. – К существу дела. – Каттер снова закрыл глаза. – Ты бы сказал, что данный факт к существу дела не имеет отношения, раз ты выпустил его из своего рассказа, а, Блисс? – Пожалуй, нет, сэр. – Пожалуй, нет. – Инспектор тихо барабанил пальцами по подлокотнику своего кресла. – Ладно, не будем заострять на этом внимание, а то я за себя не ручаюсь. Эта твоя бывшая знакомая, Блисс… откуда ты ее знаешь? Мисс Таттон тоже училась в Кембридже? Она доктор богословия? – Нет, сэр. Я познакомился с ней в Лондоне, когда гостил у дяди на его прежней квартире. Она была из тех, кому он помогал из милосердия. – Вот как? И ты тоже ей помогал? Дарил утешение? Такова была природа ваших отношений? Гидеон поднялся со своего места и подошел к единственному в комнате окну. Его покрывала копоть, и он принялся оттирать стекло, пока его взору не открылся кусочек Уорик-стрит. – В обществе мисс Таттон, сэр, я провел всего несколько дней. Потом дядя нашел ей новое пристанище, а я вернулся в Кембридж. Но все равно я успел неплохо узнать ее. Я был потрясен ее состоянием, инспектор, когда увидел ее в церкви. Жизнь ее не баловала, что верно, то верно. На ее долю выпало немало тягот. Но с помощью дяди она старалась улучшить свое положение. Она не стала бы связываться с дурной компанией, сэр. В том состоянии, в каком я ее обнаружил, она оказалась не по своей вине. – Допустим, Блисс. – Каттер растопырил пальцы в примирительном жесте. – Пусть так. Ты питаешь нежные чувства к этой девушке, но тебе не нравится, когда об этом говорят. Что ж, это вполне объяснимо. И как выяснилось, она, по крайней мере, твоя знакомая. Однако когда ты видел ее последний раз, до встречи в церкви? – Сэр? – Гидеон по-прежнему смотрел в окно, за которым теперь окончательно стемнело. Какая-то женщина проходила сквозь темноту, из тени в тень, и затем задержалась у уличного фонаря, рассматривая прохожих. Она ежилась, кутаясь в истончавший платок. Казалось, ее обволакивает радужное сияние в полупрозрачной оболочке. Снова повалил снег, предвещая очередную немилосердную ночь. – Та девушка, Блисс… Когда ты видел ее последний раз? – В августе, сэр. Я точно помню время той встречи. – Полгода назад, – подсчитал Каттер. – И с тех вы не общались? И не переписывались? – Нет, сэр, и не переписывались. – И никто тебе о ней ничего не сообщал? У тебя была причина опасаться за нее? Гидеон прислонился лбом к раме подъемного окна. Он старался не выпустить из виду ту женщину на улице, но она уже исчезла. Его зрение обманули тени, проступавшие сквозь пелену кружащихся в плавном танце снежинок. – Блисс? У тебя была причина опасаться за нее? Была ли у него причина? На короткое время, с тех пор как они покинули дом на Фрит-стрит, ему удавалось не думать о письме дяди, но более обманывать себя он не мог. Причина была почти с самого начала, только он не придал ей значения. Пустым взглядом Гидеон смотрел, как спокойно падает снег. Благостная картина, словно отпущение грехов. * * * Мисс Таттон. Мисс Анджела Таттон. Гидеон начертал ее имя на грифельной доске – просто чтобы посмотреть, как оно выглядит на письме, – и затем поспешно стер написанное рукавом. Имя мисс Таттон он тихо произносил, бормотал себе под нос время от времени, пока ожидал ее прихода. Ела она на кухне. Гидеона это смущало, но он считал, что не вправе посылать за ней. Наконец она появилась. Он вскочил со стула, охваченный страхом, что она нечаянно услышала его шепот. Мисс Таттон сопровождала миссис Дауни. Экономка завела ее в комнату, а сама села в уголке с рукоделием, чтобы наблюдать за учебным процессом. Мисс Таттон неумело присела в реверансе. Гидеон поклонился в ответ, но с неуклюжей торопливостью, опасаясь, что этим напугал ее. – Господин сказал, что после ужина я могу подняться сюда, – промолвила мисс Таттон после минутного колебания. Передник на ней был чистый, из-под пожелтевших накрахмаленных льняных манжет виднелись узкие натруженные ладони. – Что вы мне почитаете, что ли. – Да, да, – подтвердил Гидеон с излишней готовностью. – То есть с радостью. Садитесь, пожалуйста. В лице ее отразилась нерешительность. Гидеон предложил ей занять место во главе стола, где обычно сидел Нейи, когда бывал дома. – Прошу вас, – настойчиво повторил Гидеон, снова показав во главу стола. – Дядю вызвали по делам. Он упоминал какую-то белошвейку, хотя ума не приложу, на что она ему. Мисс Таттон плотно сжала губы, чтобы сдержать внезапно накативший на нее смех, и Гидеон опять покраснел. Пошутил он ненамеренно, хотя Нейи и впрямь уделял мало внимания своему внешнему виду. – Как бы то ни было, он вернется не скоро. Не стесняйтесь, прошу вас. – Хорошо, сэр. Спасибо, – поблагодарила она, усаживаясь за стол. – Пожалуйста, зовите меня… – Гидеон кашлянул и начал снова: – Можно просто Гидеон, мисс. Мы ведь с вами, наверно, почти одного возраста. – Возможно, – ровно произнесла она. Гидеон заморгал. – Итак, – он обратил взгляд на выложенные книги, – давайте… – Мне никто не говорил, когда я родилась, – сообщила мисс Таттон. – И я выбрала седьмое мая. Семь – счастливое число, как я слышала, а май – самый чудесный месяц. – Значит, это и есть ваш день рождения, – сказал Гидеон, тотчас же пожалев о своих словах. Ну что он лепечет всякую ерунду? – А вы, мисс… надеюсь, вы позволите называть вас Анджелой? Экономка демонстративно кашлянула. Не пора ли, говорил ее взгляд, приступить к делу. – Я выложил букварь. – Гидеон показал на книгу, что лежала на том конце стола, где сидела мисс Таттон. – Подумал, что мы могли бы начать со стихов. Я буду рад вам помочь, если вам встретится незнакомое слово. Мисс Таттон посмотрела на книгу, но рук с колен не подняла. – Но если вы считаете, что эта книга для вас слишком примитивна, прошу прощения. Я ведь не знаю уровень вашей образованности. Дядя не успел сказать. – Ну… – Она вскинула подбородок, пальцем водя по корешку букваря. – Это не заняло бы много времени. Гидеон заерзал на стуле, впившись пальцами в обшлага. – Что ж, тогда мы могли бы начать с алфавита, – предложил он, – если вас совсем не учили грамоте. Я принес грифельную доску, на ней вы могли бы попробовать писать буквы.