Девочка не отреагировала. — Я хочу вернуться к своему отцу, — сказала Марджори. — У вашего отца… сейчас не очень хорошо идут дела. Он живет в Бетнал-Грин, в каком-то подвале. Речь не о том, что он не хочет вас забрать, но сейчас он не сможет о вас по-настоящему заботиться. Поэтому миссис Паркер, та самая дама, могла бы пока определить вас в детский дом… — Нет! — Это был крик отчаяния. Вслед за этим Лора вскочила на ноги и бросилась в объятия Фрэнсис, чуть не опрокинув ее своим весом. — Нет! Пожалуйста, не надо! Оставьте нас здесь, Фрэнсис, пожалуйста! Не отправляйте нас! Мы будем делать все, что вы скажете, только оставьте нас здесь! — Она сильно рыдала, и все ее тело дрожало. — Ради всего святого, Лора, — воскликнула потрясенная Фрэнсис, — успокойся же! Никто тебя никуда не собирается отправлять! — Лора, ты сумасшедшая, — бросила Марджори. — Ты не можешь остаться жить здесь только потому, что ты этого хочешь! Лора подняла голову, которую уткнула в плечо Фрэнсис. Ее лицо было залито слезами. — Я хочу остаться здесь! Я не хочу к отцу, и тем более в детский дом. Пожалуйста, Фрэнсис! Мой дом здесь! — Ты действительно это ощущаешь? — озадаченно спросила Фрэнсис. Она, конечно, знала, что Лора, в отличие от Марджори, никогда не противилась жизни в Уэстхилле, но ей было непонятно то, что девочка пустила здесь корни. Ребенок из Лондона на уединенной ферме на севере Йоркшира, вдали от всего, что было для нее родным, — и она называла это своим домом! Но потом Фрэнсис подумала, что у Лоры не было счастливого детства, с их папашей-размазней, с их постоянно переутомленной матерью, и все это в одном из самых унылых рабочих районов на востоке столицы… Возможно, она считала настоящим раем большой, красивый дом, далекую перспективу, свежий воздух и множество животных. — Вы, Виктория и Аделина — это все, что у меня есть, — всхлипывала Лора. — Нам впятером… ведь хорошо здесь живется! Фрэнсис не переставала удивляться. Она никогда не имела представления об ощущениях Лоры. Получалось, что ей нравится жизнь в этом доме с тремя очень разными женщинами, между которыми постоянно возникали разного рода трения. Похоже, что она нашла здесь тепло родного гнезда. Для нее это стало неожиданностью и очень тронуло ее. Намерение расписать Лоре и Марджори жизнь в детском доме в радужных тонах постепенно сходило на нет. — Если у тебя есть желание, Лора, ты можешь остаться на столько, на сколько захочешь, — сказала Фрэнсис. — Лора боится, что в детском доме она не сможет есть столько, сколько захочет! — съязвила Марджори. Фрэнсис посмотрела на нее холодным взглядом. Девочка только что узнала, что потеряла мать… и все ей трын-трава! — Марджори, должна тебе сразу сказать, что у тебя не будет шансов остаться здесь, если ты и дальше будешь с такой ненавистью относиться к своей сестре, — сказала она. — Я собственноручно отправлю тебя в детский дом, можешь быть уверена! — Марджори тоже должна остаться здесь, — заплакала Лора. — Я должна подумать, — сказала Марджори. Но ее непоколебимость была лишь игрой. В последующие дни Фрэнсис постоянно слышала, как она горько плачет. Миссис Паркер с облегчением отправилась в Лондон, когда убедилась, что дети останутся у Фрэнсис. — Я рада этому, — сказала Виктория, — дом без них был бы пустым. — У нас было бы значительно меньше неприятностей, — проворчала Фрэнсис, — и меньше расходов. Частные уроки с Маргаритой — это уже приличные деньги! — Зато у нас есть двое детей, — сказала Виктория, и Фрэнсис поняла, что сестра внутренне уже давно их удочерила. Она не стала ей возражать, так как в одном Виктория была права: Лора и Марджори оживляли дом. И когда они вечерами все вместе сидели вокруг стола в столовой — с Маргаритой, которая часто была у них в гостях, их было шестеро, — ей даже начинало казаться, что вернулись прежние времена. Тогда они выглядели единой семьей. Август 1942 года — Фрэнсис, могу я с вами поговорить? — раздался голос Маргариты. Она так неожиданно появилась в саду среди кустов и деревьев, что Фрэнсис, которая в самом дальнем углу сада на коленях копалась в грядке с овощами, вздрогнула. Она подняла голову. — О, Маргарита! Я не слышала, как вы подошли… — Смахнула влажные волосы со лба. День был жарким, почти душным, и у нее постоянно выступал пот. — Что нового? — Если вы имеете в виду войну, ничего хорошего. — Маргарита села на стенку. — Роммель вплотную подошел к Каиру, и англичане отступили до границы с Египтом. — Я знаю. Но Черчилль говорит, что англичане не отдадут больше ни пяди земли. Да и Россия, кажется, становится для немцев бедой… Все это теперь должно скоро закончиться. — Мы все постоянно это говорим. Но Гитлер сильнее, чем кто-либо мог себе это представить. А если он в конце концов все же победит? Кто сказал, что зло всегда проигрывает? Уверенность в силе добра существует только в сказках. Фрэнсис задумчиво посмотрела на нее. — Вы сегодня производите на меня удручающее впечатление, Маргарита. Это из-за плохих новостей из Африки? Или вас заботит что-то еще? Француженка, казалось, искала слова, что для нее было необычно. Как правило, она выражала свои мысли довольно четко и ясно. — У меня проблема… С Викторией. То есть она еще ничего не знает об этом, но… — О чем вы говорите? Маргарита смотрела мимо Фрэнсис. — Мы с Джоном хотим пожениться. У Фрэнсис из рук выпала небольшая лопатка. — Я знаю, что это очень неожиданно, — продолжала Маргарита, — мы никому ничего не говорили, и никто ничего не замечал… «Да, если ты не заблуждаешься!» — подумала Фрэнсис. Первый шок долго не проходил. Она спрашивала себя, что именно почувствовала, но не могла этого понять. По всему ее телу распространялась какая-то странная пустота. — Виктория всегда была так любезна со мной, — сказала Маргарита. — Конечно, мы очень разные, и…ну да, иногда она действует мне на нервы. Но она была здесь первым человеком, который мне помог. Тогда это очень много значило для меня. Она не то чтобы моя близкая подруга, но я не хотела бы причинить ей боль. «Дурацкое положение, — подумала Фрэнсис. Из внутренней пустоты постепенно образовалось чувство горечи. — Опять. Опять я стою здесь и наблюдаю, как он женится на другой…» — Я знаю, что Виктория все еще не пришла в себя после развода с Джоном, — продолжала Маргарита. — Она, наверное, никогда не сможет прийти в себя. Все, что случилось, она воспринимает как болезненное поражение. И, насколько я могу об этом судить, никогда не сможет от него оправиться. И если Виктория узнает, что мы с Джоном… — Француженка не договорила фразу до конца. Она казалась искренне опечаленной и растерянной. Фрэнсис показалось, что она наконец должна что-то сказать. — Вы совершенно в этом уверены? Я имею в виду — вы с Джоном уже всё точно решили? Бесповоротно? — У меня будет ребенок, — спокойно ответила Маргарет. Фрэнсис села прямо на грядку и обхватила голову руками. Она была вне себя и хотела немедленно поговорить с Джоном, но потом решила сохранять хладнокровие и не уподобляться обиженной девице. Кому она недавно сказала, что скоро будет праздновать свое пятидесятилетие?.. Ах да, бедной, страдающей одышкой миссис Паркер. В пятьдесят лет самое время достойно реагировать на жизненные кризисы. Когда Фрэнсис смотрелась в зеркало, она видела, что седины в ее волосах уже больше, чем смоли. «С таким количеством седых волос, — сказала она себе с иронией, — не бегают в Дейлвью, как раньше. Это показалось бы смешным. Это он должен прийти сюда и объясниться». И он пришел. В душный день в конце августа, когда каждый человек, каждое животное и каждая травинка жаждали благодатной грозы, Джон появился неожиданно, сразу после обеда. Фрэнсис сразу поняла, что его приходу предшествовал продуманный план: Маргарита уговорила Викторию отправиться за покупками в Лейберн, а Аделина решила, как она объявила еще за несколько дней до этого, навестить свою сестру в Вортоне. Фрэнсис с Лорой и Марджори должны были до вечера быть одни. Она обещала девочкам приготовить ужин и поэтому, сидя в кухне, чистила картофель. — Добрый день, — сказал Джон от входа. — Извини, что я так бесцеремонно… но на мой стук в дверь никто не ответил. Фрэнсис подняла глаза. — Я ничего не слышала. — Н-да, — произнес Джон. Он в нерешительности остановился посреди кухни. На нем был светло-серый костюм и галстук. Фрэнсис знала, что в своем старом синем хлопковом платье она выглядит убого рядом с ним. Если б он был выпившим, она могла бы чувствовать свое превосходство, но, Джон, очевидно, был совершенно трезв. Элегантно одет и трезв. Она забыла, как хорошо он выглядел, когда у него не было мешков под глазами, а на лбу не выступали капельки пота. — Где дети? — спросил Джон. Фрэнсис пожала плечами: — Не знаю. Думаю, что на улице. Я уже час их не слышу. — Она указала на стул, стоявший на другой стороне стола. — Садись. Я, к сожалению, должна почистить картошку, иначе мы останемся без ужина. — Не обращай на меня внимания, — сказал Джон и сел. В своем костюме он выглядел довольно нелепо на фоне миски с картофелем. — Маргарита рассказала мне, что говорила с тобой, — сказал он. — Она считает, что с Викторией будет проблема. — А ты считаешь, что нет?