— Как замечательно, что вы все же решили составить нам компанию, — воскликнула Маргарет подчеркнуто бодро. — Пожалуйста, присаживайтесь! Юноша сел напротив Фрэнсис. — Я бы выпил немного чая, — сказал он. — Вы слишком худы для вашего роста, — констатировала Маргарет. — Вам надо немного поесть. — Утром у меня никогда нет аппетита, — возразил Филипп. Фрэнсис украдкой посмотрела на него. У Филиппа были очень тонкие черты лица, чувствительный узкий рот, густые темно-русые волосы. Зеленые глаза с длинными ресницами можно было бы назвать самым красивым фрагментом его лица, если б они не были наполнены пугающим отчаянием. Как и накануне вечером, Фрэнсис опять охватил ужас. Неожиданно Филипп поднял глаза. Она не поддалась первому порыву быстро отвести взгляд, и их глаза встретились. Фрэнсис улыбнулась, и через секунду удивления Филипп ответил на ее улыбку. — Давайте предпримем сегодня что-нибудь приятное, — предложила Маргарет. — Кто знает, сколько еще продержится хорошая погода! Мы могли бы поехать в Хелмсли и устроить пикник на берегу Темзы… — Конечно. Если вы хотите, — ответил Филипп вежливо. Маргарет вздохнула. — Простите! — сказал мистер Уилсон, дворецкий, незаметно войдя в комнату. — Мисс Грей просят к телефону. Это была Элис Чэпмен. Она приглашала Фрэнсис вечером на встречу ЖСПС. Фрэнсис согласилась, и у Маргарет появилось серьезное основание, чтобы еще раз глубоко вздохнуть. Ей стало ясно, что она приютила в своем доме не только склонного к суицидам молодого человека, но еще и суфражетку. Четверг, 26 декабря 1996 года Пока Барбара читала, ее руки заледенели. Она отложила листки в сторону и потерла руки под одеялом одна о другую, чтобы усилить в них кровообращение и согреть. Комната постепенно превращалась в ледяную пещеру. У нее мелькнула мысль: интересно, кто здесь раньше спал. Чарльз и Морин? Бабушка Кейт? Кто-то из детей? Может быть, Фрэнсис? Она представила себе, каким в то время было холодное зимнее утро. Потрескивающий огонь в камине. Запахи кофе и поджареного сала, поднимающиеся вверх. Украшенная елка в гостиной. Голоса шести человек, или даже семи, если считать горничную Аделину. И все друг друга перекрикивают, болтают, смеются и спорят… Дом, полный тепла и жизни. В какой-то момент у Барбары возникло чувство тоски; в ней шевельнулось что-то, что до сего времени никогда не проявлялось в виде желания. «Это тоже жизнь, — подумала она, — в доме, вдали от города, с семьей…» Но потом старшая дочь уезжает и присоединяется к воинствующим суфражисткам, что сегодня примерно соответствовало бы вступлению в террористическую организацию. Что еще ждало семью Грей? На пороге стояла Первая мировая война, а сын вступил в призывной возраст… Она будет читать дальше. Она обязательно прочтет, что было дальше. Но сейчас должна что-то съесть. За последние часы Барбара просто-напросто забыла про голод, но он приходил в ее сознание все более настойчиво. Ее удивляло, что два дня голодания привели к такому ощущению слабости. — Можно войти? — спросил голос за дверью. Это был Ральф. Он вошел, принеся с собой запах морозного воздуха. Его щеки раскраснелись от холода. — Завтрак готов, — сообщил он. — Боже мой, — воскликнула Барбара с чувством вины. — А я все еще лежу в постели! Извини… — Она заметила, что его волосы были влажными. — Как погода? — Идет снег. Я расчистил дорогу к сараю и принес дрова. Снег, похоже, не собирается прекращаться. — Он подошел ближе и осторожно дотронулся до ее подбородка. — Кровоподтек просто ужасный! — Зеленый или синий?.. И боль тоже довольно сильная… — Можно подумать, что ты принимала участие в боксерском поединке. Тебе надо было, наверное, сразу положить лед. Этого у нас, в конце концов, предостаточно! Барбара спустила ноги с кровати. — Я была слишком расстроена… Что у нас на завтрак? — Чай сколько захочешь, — ответил Ральф лаконично, — половина яйца вкрутую и по куску хлеба для каждого. И тогда у нас останутся еще два яйца, два куска хлеба, немного масла и джема. А потом — всё. — Во всяком случае, в этом году у нас не будет традиционной праздничной проблемы, — успокоила Барбара. — Нам не надо будет думать о том, как сбросить несколько фунтов, которые мы обычно наедаем за праздники. — Мы вернемся стройными и закаленными, — добавил Ральф. — Голодание, уборка снега и колка дров не останутся без последствий. Они оба несколько натужно рассмеялись, потом Ральф кивком указал на стопку листов на тумбочке Барбары. — Ага, так ты действительно читаешь это? — Да. Очень интересно. Эта Фрэнсис, чья фотография стоит на камине, была среди женщин, которые боролись за право голоса женщин в Англии. — Да? Странно… — Как и многие мужчины, Ральф испытывал скрытую неприязнь к феминисткам, не будучи, в общем-то, противником их целей. — Так ты идешь завтракать? Барбара влезла в халат. — Можешь себе представить, что здесь когда-то жила семья из шести человек и горничная? — спросила она, спускаясь вслед за Ральфом вниз по лестнице. — Трое детей, родители, бабушка. И собака. Сад, должно быть, летом был великолепен… И когда-то все они были очень счастливы. Ральф остановился и повернулся к ней. В сумеречном свете лестницы Барбара с трудом могла разглядеть его лицо, но тем более отчетливо уловила оттенок горечи в голосе мужа. — Замечательно! — сказал он. — Это очень сильно напоминает мне мое представление о том, что для меня является понятием «счастье». У тебя это, правда, всегда вызывало полное непонимание и мгновенное неприятие. Но, к твоему собственному удивлению, ты, кажется, обнаружила, что это может иметь свою привлекательность… Она ничего не ответила. Позднее, после скудного завтрака, который скорее возбудил желудки, чем насытил их, Ральф сказал: — Я считал, что это невозможно, но проклятая пурга, кажется, не закончится никогда. Если так будет продолжаться, то у нас возникнут серьезные проблемы. — Ты имеешь в виду, с едой? — Да. У нас есть немного лишь на завтрашнее утро. И это только в том случае, если мы сегодня больше ничего не будем есть, что довольно непросто. Потом мы сядем на мель. Барбара кивнула. Впервые с тех пор, как они оказались здесь, у нее зародился страх. Она видела несметное количество падающего снега. Он будет идти дни, недели… Они с Ральфом усядутся в этой кухне перед чашками с кофе, а когда его запас закончится — перед чашками с чаем, и их мысли будут только о еде, и больше ни о чем на свете… «Послушай, — приказала она себе, — не говори всякую чепуху!» — Конечно, так быстро голодной смертью не умирают, — продолжал Ральф, — но это состояние вызывает дискомфорт, и у меня нет особого желания слишком долго терпеть его. — Он отодвинул свою тарелку, на которой лежала яичная скорлупа — жалкие остатки их убогой трапезы. — Это начинает действовать мне на нервы. Завтра мне исполняется сорок лет, и праздничная еда будет опять состоять из одного сваренного вкрутую яйца и куска хлеба… Ночью я уже видел сон с полными тарелками и кастрюлями! Барбара подлила себе кофе. — У меня все то же самое. Но, боюсь, мы мало что можем сделать. — В подвале стоит пара лыж. На них я мог бы попробовать доехать до Дейл-Ли. — Слишком опасно. Мы приехали сюда три дня назад в сумерках, было уже почти темно. Поэтому у нас есть только примерное представление, в каком направлении отсюда расположен Дейл-Ли, и даже здесь мы можем заплутать. Предположим, ты заблудишься. В такой холод и в такую пургу это может стоить тебе жизни! — Я об этом подумал, Барбара. Конечно, существует риск, что деревню вообще не удастся найти. Но даже если здесь действительно уединенная местность, то ведь не всё полностью вымерло! Даже если заблудишься, все равно рано или поздно наткнешься на какую-нибудь ферму или жилой дом. — Если не повезет, то, может, и нет. — Мы все-таки в Уэнслидейле в Северном Йоркшире, — сказал Ральф, — а не в сибирских широтах, хотя сейчас это выглядит именно так. Не может быть, чтобы за все время пути в течение дня мне не встретился бы ни один человек. — Тогда, по крайней мере, давай пойдем вместе, — предложила Барбара. Ральф покачал головой. — Там только одна пара лыж. — Я нахожу эту идею не очень удачной. Но ты, кажется, настроен решительно… Он потянулся через стол и взял ее руку. Этот жест был редким для них, и Барбара воспринимала его как своеобразную нежность. — Я не намерен идти сегодня. Я только подумал, что нам надо составить план на тот случай, если погода не улучшится. Барбара кивнула и снова взялась за кофейник, хотя из своих радикальных курсов диет, которыми она увлекалась в прежние годы, ей было известно, что большое количество кофе на почти пустой желудок может вызвать желудочные боли. Но в данный момент ей это было совершенно безразлично. Они разгребли снег и накололи дров, и Барбаре пришлось обрабатывать кровавые пузыри на руках Ральфа, которые появились у него во время работы, несмотря на перчатки. Оба были уставшими и голодными и изо всех сил старались не думать о еде или о такой роскоши, как горячая ванна с обильной пеной. Ральф предложил Барбаре подогреть для нее на плите воду и принести наверх, пока заполнится ванна на старомодных изогнутых ножках, но Барбара сказала, что подобные усилия не соответствуют реальной пользе. Ральф, совершенно измотанный, кажется, вздохнул с облегчением. Он нашел на полке детектив об Эркюле Пуаро и отправился с ним в столовую к камину, в то время как Барбара готовила чай из неисчерпаемых запасов Лоры. Она ощущала сильную боль в желудке. На улице стемнело, и с неба каскадом падали снежные хлопья. Барбара резким движением задернула занавеску на кухонном окне. Больше не могла смотреть на этот проклятый снег. На столе лежала рукопись Фрэнсис Грей. Барбара читала ее весь день напролет, отрываясь лишь на неприятную работу, которую было необходимо сделать. Фрэнсис Грей осенью 1910 года часто встречалась с Элис Чэпмен и участвовала в мероприятиях ЖСПС. Она увиделась со своим братом Джорджем, который тяжело переживал размолвку с отцом, но которому гордость и самоуважение не позволяли самому сделать первый шаг. Еще раз написала Джону Ли, но тот опять ничего не ответил. У нее было несколько столкновений с Маргарет, которая, мягко говоря, не одобряла общения своей племянницы с воинствующими суфражистками. В течение этих недель тетя столкнулась с серьезным противоречием и не могла принять нужное решение. С одной стороны, она чувствовала себя обязанной сообщить родителям Фрэнсис об опасных амбициях их дочери; с другой стороны, опасалась показаться нелояльной, если выдаст племяницу и тем самым причинит ей неприятности. У нее и так совсем сдали нервы, поскольку она старалась не спускать с Филиппа глаз, подозревая, что тот только и ждет возможности снова наложить на себя руки. А ночью лежала без сна и размышляла о том, что может случиться с обоими молодыми людьми, которых ей доверили.