– Да так, надо парочку звонков сделать. Справишься без меня? – Он шептал на ухо, доверительно касаясь губами мочки девичьего уха, вдыхал ее аромат. – Конечно, – Аделия отозвалась, но то ли в самом деле с неохотой, то ли ему показалось. Макс деликатно освободил девушку, решил про себя, что выяснит это вечером, когда они останутся одни. ⁂ После ужина Макс утянул Аделию в комнату. – Ну, что скажешь? – спросила она с порога. – Данил Карину поедом ест, а та по углам с Рафаэлем шепчется. И все утверждают, что ничего особенного не происходит. У капитана опустились плечи и вытянулось лицо: он-то этого ничего не заметил, словно цепной пес, собирая сведения по Генке: Громов, чертыхаясь и подключил дежурных, ребята сбрасывали данные по мессенджеру. Кредит на 580 тысяч на Генке висит. Плюс проценты по кредиту. Просрочка десять месяцев с последнего платежа. Когда Макс его подслушал, разговаривал с местным номером, зарегистрированным на имя Игоря Николаевича Ша́мова, сотрудника консалтинговой фирмы «Модус». Которая как раз и занималась скупкой долгов. И в этой суете, еще и умудряясь ловко уходить от расспросов по Каринкиному делу, он, конечно, не заметил маневров Данила. Мужчина медленно опустился на край кровати. – А что конкретно ты заметила? Девушка отошла от двери, опустилась в кресло и поджала под себя ноги, укутала ступни, снова пытаясь их согреть. Пожала плечами: – Троллит. Мне кажется, он и на Геннадия зуб имеет… – Ну еще бы, квартира-то в Вязьме Генке досталась. Аделия кивнула: – Да… Мне кажется, Данил считает себя незаслуженно обделенным. Девушка вспомнила взгляд, каким Данил провожал новенький сотовый Ольги. С какой ледяной неприязнью наблюдал за Кариной и поблескивавшем на ее шее кулоном. Его супруга, Марина, кажется, то и дело нашептывала ему на ухо. И от ее комментариев Данил зеленел и покрывался темными пятнами. В таком состоянии не то, что деньги украсть, но и зарезать можно. Макс обдумывал услышанное. Данил родился, когда его родители были уже в разводе. Отца почти не видел, никакой близости не возникло, хотя Дмитрий никогда и не уклонялся от отцовского долга перед сыновьями. Но… не сложилось. Что там стало причиной – характеры, удаленность, живые обиды между родителями или подначивания со стороны матери, так и не сумевшей построить новую семью без Дмитрия – кто теперь разберет. Но Данька рос озлобленным на весь свет. Макс никогда не забудет одну из его шуток. Брат набрал тараканов, выдолбил в скалке углубление, а насекомых посадил в него, аккуратно заклеив углубление бумагой. Затонировал гуашью с подмешанным в нее клеем ПВА и подсунул Светлане в кухонный стол. Как раз в День ее рождения. Тетка собралась печь печенье, начала раскатывать тесто, тонкая бумага разорвалась, выпустив несколько десятков тараканов на стол. Визг, крики, рассыпанная мука, а Данил стоял в стороне и ржал. И это можно было бы списать на глупую шутку, если бы Макс не видел, с каким хищным удовольствием брат наблюдал за паникой мачехи. Потом, после школы, когда Данька поступил в универ, он вроде успокоился. Озлобленность сменилась сарказмом и здоровой иронией. С ним стало весело: он подрабатывал, у него водились деньги, вокруг него всегда вились девчонки. Но о мачехе всегда отзывался сквозь зубы – считал, что она увела отца из семьи. Мог ли он украсть деньги? Мог. Мог ли организовать схему хищения, найти нужных людей? Тоже – да. – Кража из личной неприязни, мести? – капитан задумчиво растирал подбородок и удивлялся, что упустил такую очевидную ветвь расследования: не всегда корыстные преступления совершаются из корысти. «Черт, я лопух», – отметелил себя мысленно. Месть – довольно мощный мотив. И тогда это объясняет, почему деньги до сих пор нигде не «всплыли» – они могут просто лежать на карте. Или наличкой, в верхнем ящике чьего-нибудь стола, под носками и нижним бельем. Волей-неволей, он выходил к расследованию, в котором подбирал возможные мотивы в отношении всех членов семьи. Ну, пожалуй, кроме его «невесты», сидевшей сейчас у окна с озадаченным видом, и его самого – сам-то он точно ничьи деньги не брал. Аделия рассеянно растирала ступни, смотрела прямо перед собой. Возможно, обдумывая свое личное расследование. Что там она выяснила насчет призрака? Макс прищурился, отвлекся от собственных мыслей. – Ты так и не согрелась? – он смотрел на нее и улыбался. Девушка поймала его улыбку, на мгновение замерла, будто швея, уколовшаяся об иглу. – Да, холодно. – Призналась, наконец. Опять этот взгляд насквозь, неземной и пугающий. Макс придвинулся ближе. – Хочешь, наберу тебе горячую ванну? Простое, обыденное предложение смутило девушку еще больше, чем его недавняя выходка с объятиями, но – он увидел это отчетливо – хоть взгляд снова стал земным. Макс знал, что торопится, чувствовал, что может спугнуть. Но не мог сбавить обороты – времени на то, чтобы покорить сердце гадалки, оставалось не так уж много – закончатся каникулы, они вернутся в Москву. И согласится ли она встречаться с ним – большой вопрос. На его вопрос девушка продолжала молчать, изучала его – скользила взглядом по лицу, плечам, цеплялась за сцепленные пальцы. – О чем ты задумалась? – он ловко почувствовал затянувшуюся паузу, сменил тактику. Безотказный прием: хочешь понравиться девушке – заинтересуйся ее хобби. Он искренне считал, что мужики напрасно недооценивают такие мелочи, как бисероплетение или скрапбукинг, да и любые фишки, которыми увлекаются их девушки. Эти мелочи – знак, что вы на одной волне, в одной лодке. В конце концов, это несправедливо – весь вечер приседать на уши подруги с турнирной таблицей Лиги чемпионов, а в момент, когда та решит обсудить с тобой Серсею из «Игры Престолов», зевнуть. Это, как сказал бы Штирлиц, провал. Он видел, что Аделия мучается, ее тянет на откровенность, но она не доверяет. Продолжает молчать и разбирать капитана на детали, как солдат – автомат Калашникова. Тогда он сыграл ва-банк: – Слушай, а что ты выяснила о том призраке, которого ночью видела? У родни что-то интересное разузнала, пока меня не было? И девушка ожила. Будто кто-то невидимый снял ее с режима паузы и запустил неведомо как работающий механизм вовлечения. – Я тоже ошиблась. Я думала, что призрак пришел к кому-то из обитателей дома, а твои сегодня рассказали, что здесь озеро есть, в котором много кто утонул. Особенно дети. И вот я думаю – это же может быть кто-то, совершенно не связанный с твоей семьей. Кто-то из отдыхающих или местных… соседей. – А утопленник разве не должен быть мокрым? – Макс прикинул, что в сериале про паранормальное такой довод смотрелся бы кстати. Хотел рассмеяться, но натолкнулся на ошарашенный взгляд Аделии, в ее округлившихся глазах застыло удивление. – Точно… Ты прав! – Она порывисто встала. – Призрак девочки был в сорочке, но она не выглядела мокрой. Она развевалась на ветру. Она бросилась к двери. Макс едва успел крикнуть ей вслед: – Ты куда? И бросился следом. Девушка сбежала на первый этаж, торопливо натянула сапоги и накинула куртку, дернула ручку двери. Макс успел подхватить шапку и, догнав на нижней ступеньке, нахлобучил Аделии на голову. – Ты меня пугаешь, – пробормотал. Но гадалка его словно не слышала, брела по своим утренним следам к беседке, не дойдя до нее, снова свернула к забору. Обернулась на дом: – Вот это окна нашей спальни? – ткнула на темные квадраты под витражом. Макс кивнул. Девушка перешагнула низкие кусты вдоль садовой дорожки, подошла ближе к забору. – Я видела ее здесь, – указала рукой чуть правее. – Она стояла и смотрела на окна. На наши окна. Перед этим в стекла попал снежок…. – Снежок? – Ну, звук такой, когда в окно бросят снежок, – девушка говорила быстро, кусала от волнения губы. Макс смотрел на снег вдоль забора. Нетронутый. Его даже сегодняшними баталиями не потревожили. И на гладком, чуть уплотненном ветром насте – ни следа. Аделия подошла вплотную к забору, провалилась в сугроб выше колен, Макс не успел ее перехватить. – Ну куда ты? – Вздохнув, шагнул за ней следом. Девушка зачерпывала снег, неуклюже вытаскивала ноги, увязшие в сугробе. Макс чертыхался, но не отставал. – Посвети! – Девушка замерла у забора, наклонилась вперед. Капитан послушно достал сотовый, активировал фонарик. Ярко-белый луч разрезал темноту, замер на кирпичной кладке забора. – Что мы ищем? – он подошел ближе, присел на корточки – в конце концов, это его профессия, разбираться в следах. И он вправе знать, что происходит. Девушка отозвалась приглушенно, изменившимся, будто чужим голосом: – Что-то… Взяла сотовый из его рук, скользнула лучом вдоль забора правее. Потом вернулась и развернула фонарик левее. И тут замерла, схватила Макса за рукав: – Смотри: земля! Поверх снега, действительно, темнели темные хлопья. – Да с чего ты… Макс наклонился вплотную, едва не нюхая непонятное вещество. – Это земля, точно тебе говорю, – девушка протянула руку и зачерпнула несколько крупиц вместе со снегом. Запах весенней сырости и ранних, несмелых еще, почек – порывом в лицо. Темнота перед глазами стала непроницаемой. Только яркие звезды над головой и крохотный желтый квадратик на черной, жирной от талого снега земле. Покосившийся забор из тощих досок вперемешку с ветками. На кольях – перевернутые вверх дном глиняные крынки, как метки. Аделия глубоко вздохнула – это не двор Александровых-Симбирцевых. Это не нынешняя ночь. Горсть снега таяла на ладони девушки, прогорая, будто зимний день. В момент, когда на пальцах осталась только талая вода, а поднятая земля коснулась кожи, Аделию оглушил женский визг. Он разрезал живую темноту, полосовал вены. В одно мгновение пропитав все вокруг собой, растаял, оставив, словно скорбный саван, детский плач.