Для тех, кто рассказывает истории о привидениях… и для тех, кто в них верит. У каждого дома есть своя история и свой секрет. Обои в столовой могут скрывать пометки карандашом с ростом детей, живших здесь десятки лет назад. А под выцветшим линолеумом может быть дерево, по которому когда-то ходили солдаты революции. Дома всегда меняются. Слоя краски. Ряды ламината. Новые ковры. Они скрывают истории и секреты до тех пор, пока кто-то не придет, чтобы их раскрыть. Это я и сделаю. Меня зовут Мэгги Холт. Я дизайнер и во многом историк. Я раскапываю историю каждого дома и пытаюсь вытащить ее наружу. Я горжусь своей работой. У меня хорошо получается. Я слушаю. Я учусь. Я использую это знание, чтобы спроектировать интерьер, который, при всей своей современности, все равно говорит о прошлом дома. У каждого дома есть история. Наша же история о привидениях. И еще это ложь. И теперь, когда еще один человек умер в этих стенах, наконец-то пришло время рассказать правду. Пролог 1 июля — Папочка, надо проверить, нет ли призраков. Я застыл в дверях спальни дочери, поражаясь, как и все родители, когда их ребенок говорит что-то настолько сбивающее с толку. Пожалуй, с тех пор как Мэгги исполнилось пять лет, надо было уже привыкнуть. Но я не привык. Особенно с такой-то неожиданно странной просьбой. — Надо? — Да, — настойчиво ответила Мэгги. — Я не хочу, чтобы они были у меня в комнате. До этого момента я и не подозревал, что моя дочь знает, кто такие призраки, не говоря уж о том, чтобы бояться их у себя в комнате. Больше одного, судя по всему. Я обратил внимание на выбор ее слов. Они. Я винил в этом наш новый дом. К тому времени мы пробыли в Бейнберри Холл почти неделю — вполне достаточно, чтобы заметить его странности, но недостаточно, чтобы привыкнуть к ним. Стены, как будто меняющиеся местами. Шум в ночи. Вентилятор на потолке, который, когда вращался на полной скорости, походил на щелканье зубов. Мэгги, восприимчивая, как и любая девочка в ее возрасте, явно с трудом ко всему этому привыкала. Накануне вечером, перед сном, она спросила меня, когда мы вернемся в наш старый дом — унылую и тусклую двухкомнатную квартиру в Берлингтоне. Теперь мне предстоит сразиться с призраками. — Пожалуй, не помешает, — сказал я, потакая ей. — Откуда начать? — Под кроватью. Тут ничего удивительного. У меня был такой же страх, когда я был в возрасте Мэгги — я не сомневался, что-то ужасное прячется в темноте в нескольких дюймах ниже того места, где я сплю. Я опустился на четвереньки и быстро заглянул под кровать. Там скрывались лишь тонкий слой пыли и одинокий розовый носок. — Все чисто, — объявил я. — Где дальше? — В шкафу, — сказала Мэгги. Я так и догадался, поэтому уже шел к шкафу. Эта часть дома — получившая название «крыло Мэгги», потому что в нем находилась не только ее спальня, но и прилегающая к ней игровая комната — располагалась на втором этаже под наклоном крыши. Из-за скошенного потолка одна половина старой дубовой двери шкафа тоже была скошена и из-за этого неуловимо напоминала вход в сказочную избушку. И это была одна из причин, почему мы решили, что здесь должна жить Мэгги. — В шкафу ничего, — сказал я, театрально дергая за цепочку, чтобы включить лампочку в шкафу, и проверяя все между вешалками. — Еще где-нибудь? Мэгги направила дрожащий указательный палец на массивный гардероб, который стоял на страже в нескольких футах от стенного шкафа. Это была реликвия дома, вещь из прошлого. Странная. Выше восьми футов. Его узкое основание постепенно расширялось до внушительной середины, а затем внезапно сужалось к вершине. Его венчали резные изображения херувимов, птиц и плюща, вьющегося по углам. Я подумал, что, как и дверца шкафа, он создает в комнате Мэгги особую, сказочную атмосферу. Что-то, напоминающее о путешествиях в Нарнию. Но когда я приоткрыл двойные дверцы шкафа, Мэгги глубоко вдохнула, готовясь к тому ужасу, который она сама себе придумала. — Ты уверена, что хочешь его открыть? — спросил я. — Нет, — Мэгги замолчала, а потом передумала. — Да. Я распахнул дверцы, скрывающие за собой лишь несколько платьев с оборками, которые моя жена купила в надежде на то, что наша девчонка-сорванец когда-нибудь будет их носить. — Тут пусто, — сказал я. — Видишь? Мэгги заглянула за дверцы с кровати, а потом облегченно выдохнула. — Ты же знаешь, что призраков не существует, да? — спросил я. — Ты ошибаешься, — Мэгги поглубже залезла под одеяло. — Я их видела. Я взглянул на свою дочку, пытаясь не выглядеть шокированным, хотя так и было. Я знал, что у нее развитое воображение, но я и не думал, что настолько. Она даже видела несуществующие вещи и верила в их реальность. И она правда верила. Я это видел в ее взгляде, в уголках ее больших глаз собирались слезы. Она верила, и это ее ужасало. Я сел на краешек ее кровати. — Призраков нет, Мэг. Если не веришь мне, то спроси маму. Она ответит тебе то же самое. — Но они есть, — настаивала Мэгги. — Я их все время вижу. И один из них разговаривает. Мистер Тень. По моей спине пробежал холодок. — Мистер Тень? Мэгги ответила отрывистым, испуганным кивком. — И что же говорит мистер Тень? — Он говорит… — Мэгги сглотнула, изо всех сил стараясь сдержать слезы. — Он говорит, что мы тут умрем. Глава первая Как только я захожу в офис, я понимаю, как все пойдет. Такое уже было. Столько раз, что не сосчитать. И хотя у всех этих случаев слегка разные вариации, итог всегда один. На этот раз я и не ожидаю ничего нового, особенно когда секретарша расплывается в улыбке, в ее глазах мелькает узнавание. Очевидно, она хорошо знакома с Книгой. Величайшее благословение нашей семьи. А также самое большое проклятие. — У меня назначена встреча с Артуром Розенфельдом, — говорю я. — Меня зовут Мэгги Холт. — Конечно, мисс Холт, — секретарша быстро окидывает меня взглядом, сравнивая и противопоставляя маленькую девочку, о которой она читала, с женщиной, стоящей перед ней в потертых ботинках, зеленых брюках-карго и фланелевой рубашке, испещренной опилками. — У мистера Розенфельда сейчас звонок. Он будет здесь через минуту. Секретарша — по имени Венди Дэвенпорт, судя по табличке на столе — показывает на кресло у стены. Я сажусь, а она все продолжает поглядывать в мою сторону. Я предполагаю, что она оценивает шрам на моей левой щеке — бледный надрез длиной в пару сантиметров. Он довольно знаменит, если подумать. — Я читала вашу книжку, — заявляет она очевидное.