– Есть, конечно. – Она достала с полочки красивую керамическую банку с песком. – Вот это дело. – Ульяна насыпала в чашку три полные ложки. Шумно подула, смешно выпятив губы трубочкой, и принялась пить маленькими глоточками. Вероника тоже села к столу и надкусила мармеладку. – Бабушка Ульяна, а вы мне не ответили. Кто дом построил? – Кто построил, того уж нет. И не будем об этом. – Старуха недовольно поморщилась. – Вот чай у тебя не очень. Я тебе свой принесла. – Она кивнула на лежащий на диване сверток. – Попробуешь. Он у меня с травами, сама сушила. И собирала сама. Тут у нас разнотравье летом, надо только не полениться, спозаранку встать – и в поле. В травах и сила, и здоровье. Вот, к примеру, у тебя отчего детишек нет? Ты замужем? – Замужем, – кивнула Вероника. – Не болеешь ли по-женски? – Нет, здорова. Просто пока не хотели детей. Бабка осуждающе покачала головой. – Как это можно детей не хотеть? Дети для женщины – первое дело. Вот у меня их пятеро, детишек-то было. Пять! – Почему было? – вырвалось невольно у Вероники, и тут же она пожалела о своих словах. – Померли они. – Взгляд Ульяны стал глубоким и отрешенным. – Как померли? – Она закрыла рот ладонью. – А вот так. До годика доживали и помирали. Мальчики все были. А девочка последняя – та до трех дотянула и все равно померла. На все воля Божья, дочка, я тебе так скажу. Вот муж мой покойный, Феденька, царство ему небесное, тот никак смириться не хотел, все роптал на Бога, плакал. От слез у него хворь приключилась, вот и умер он, не дожив до шестидесяти. С тех пор я одна кукую. Изба моя развалилась, крышу перекрыть некому, дров наколоть тоже. Иногда сосед придет, подмогнет. Да и то не за просто так, а за денюжку. – Сосед – это Василий? – догадалась Вероника. – Он. Кроме него, здесь, почитай, и мужиков-то нет. Только тезка его, но тот алкаш, от него толку нет. – Ульяна отколупнула ложечкой кусочек халвы. Соседка нравилась Веронике все больше и больше. Не сломалась, несмотря на беды, постигшие ее, живет себе, чаи гоняет, травы собирает. – Я обязательно заварю ваш чай, – пообещала она старушке. – Не пожалеешь. Ну а муж-то твой где? – На работе, где ж ему быть. Он автосервис содержит, вкалывает с утра до вечера. – Это хорошо, что вкалывает. – Ульяна тщательно пережевывала халву, с зубами у нее явно была беда. – Мужик пахать должен, для него это главное. Для нас детишки, для них работа. – Это верно, – согласилась Вероника и неожиданно для себя спросила: – Бабушка Ульяна, а вы не знаете, что за бомж ходит тут у вас по поселку? – Какой такой бомж? – Старуха перестала жевать, лицо ее посерьезнело. – Ну старик, седой такой, в лохмотьях. – Откуда ты знаешь про старика? – Ульяна отложила ложечку и напряженно смотрела на Веронику. Та почувствовала, как по спине ползут мурашки. – Он что, приходил к тебе? – полушепотом спросила та. – Да. Стучал в калитку. Просил пустить. Говорил, что дом принадлежит ему. Старуха сокрушенно покачала головой. – Плохо, дочка, очень плохо. – Почему плохо? – так же шепотом спросила Вероника. – Потому что оборотень это. Нечистая сила. – Старуха истово перекрестилась три раза. Вероника сидела, открыв рот и глядя на бабку с изумлением. – Как это нечистая сила? Что вы говорите? – То и говорю. Повадился, нечисть, в нашу деревню. Откуда приходит – никому не известно. Вишь, лес рядом, может, там он хоронится. Вероника вспомнила, как бродяга исчез за деревьями, точно растворился. Ее, как накануне, прошиб холодный пот. Тут же она одернула себя – ерунда какая! Она же не восьмидесятилетняя старуха, чтобы верить во всякие басни о нечистой силе и оборотнях. Ульяна меж тем продолжала, опасливо озираясь: – Он, лешак поганый, смотрит своими зыркалами да молчит. Молчит да смотрит. – А со мной заговорил. – Матерь божья! – Старуха снова перекрестилась. – И что сказал? Вероника опустила голову. – Сказал, что жить мне осталось мало. – О господи! – Ульяна чуть не свалилась со стула. Рука ее дернулась, чашка опрокинулась, остатки чая вылились на скатерть. Вероника сидела в оцепенении и молчала. – Ты вот что, дочка, – наконец пришла в себя гостья. – Ты не печалься так-то. В церковь сходи, помолись. Попроси защиты у боженьки. У нас-то в Плацкинине своей церкви нет, погорела лет пять назад. Дак мы в Нестерово ходим, это недалече, километра два будет. – Схожу. – Вероника вздохнула. – Может, и пронесет, – сказала Ульяна и встала. – А я пойду себе. У меня еще куры не кормлены. – Она поспешно засеменила к порогу. Вероника помогла ей нахлобучить пальто и проводила до калитки. – Ты приходи в гости, – пригласила ее старуха. – Дом у меня не ахти, но чайку попить есть где. Приходи. – Приду, спасибо. – Вероника смотрела, как старушка ковыляет по дорожке, то и дело проваливаясь в сугробы. Наконец она скрылась за своим забором. Вероника постояла немного, затем захлопнула калитку и сделала несколько шагов в сторону леса. Вот та тропинка, по которой ушел бродяга. Какая-то сила заставила ее медленно двинуться мимо заснеженных кустов. – Карр! – раздалось у нее над головой. – Каррр!! На сугроб села большая черная ворона, ковырнула носом снег и с важным видом пошла по нему, оставляя на синевато-белой глади цепочку четких следов. Вероника остановилась, прислушалась. Ей показалось, что где-то рядом скрипит снег. – Эй! Тут кто-то есть? За деревом мелькнуло что-то темное. Вероника вскрикнула и кинулась бежать. Увязая в снегу, она выскочила из леса на дорожку, вившуюся вокруг домов. Добежала до калитки. Дрожащей рукой вставила ключ в замок. Обернулась. Рядом никого. Она влетела во двор, с ходу наткнувшись на снежную бабу. Та рассыпалась на снежные крошки. Вероника заскочила в дом и хлопнула дверью. Сердце ее бешено колотилось. Что, если Ульяна права? В Плацкинине живет оборотень? Приходит сюда из леса. Их дом самый крайний к нему, поэтому он и облюбовал его. Ему было холодно, и он просил пустить его. Интересно, лешему бывает холодно?.. Она сходит с ума. Какой леший? Какая нечистая сила? Это просто бомж, лицо без определенного местожительства. Пьяница, как верно сказал Егор. Громко зазвонил телефон. Вероника вздрогнула от неожиданности и глянула на экран. Отец! Она дрожащей рукой схватила трубку. – Да, папа. – Привет! – пророкотал на том конце бодрый отцовский голос. – Ну, как вы там, на природе? Не скучаете? – Нет. Я одна, Егор на работе. – И что ты делаешь целыми днями вдали от мирской суеты? – Много чего. Обустраиваю быт, готовлю, работаю. – На следующей неделе мы с мамой собираемся к вам в гости. На этой не получается, работы много. Даже в выходные. – Хорошо, мы будем очень рады. – Что-то не слышу в голосе особой радости, – другим, более серьезным тоном произнес отец. – Что-то не так? А, Ника? Вероника старалась сдержать подступающие к горлу рыдания. – Нет, тебе показалось. Все отлично. Я счастлива. – Странно. А впечатление такое, будто ты плачешь. Или связь так искажает. – Связь. – Ну хорошо. Мы с мамой очень соскучились. Она все рвется приехать одна, но я не пускаю ее. Не с ее здоровьем такие поездки. – Я тоже соскучилась. Правда! Целую вас и жду. – Еще созвонимся. Пока. – Отец отключился. Вероника стояла посреди гостиной. Только сейчас она поняла, что так и не сняла ни пуховик, ни шапку, только угги сбросила в прихожей. Нужно что-то делать. Взяться за отчет, готовить ужин. Запустить стиралку, повесить готовую штору в спальне. Она постаралась встряхнуться и взять себя в руки. Однако ее не оставляло странное чувство, будто она не одна. Словно то существо, которое мелькнуло за деревом, каким-то непонятным образом пришло вслед за ней и проникло в дом. Вероника решила начать с ужина. В конце концов, Егор не виноват в том, что у нее поехала крыша, он-то привык, что по вечерам его ждет накрытый стол. Превозмогая дрожь в руках, Вероника достала из холодильника мясо, разморозила его в микроволновке, слегка отбила и поставила на плиту сковороду. Плеснула на нее масло, повернула вентиль. Раздался хлопок, столб пламени взметнулся вверх, масло брызнуло Веронике в глаза. Она вскрикнула и отпрянула, с ужасом глядя на пылающую факелом плиту. Огонь в любую минуту мог перекинуться на стены, и тогда не миновать пожара. Вероника вспомнила, что за ванной, в техническом помещении, есть огнетушитель, и помчалась туда. Отыскала в углу баллон, схватила его, сорвала пломбу и, выставив его перед собой, вбежала в гостиную. Явственно пахло гарью. Почерневшая сковородка кособоко стояла на конфорке, вагонка над ней слегка обуглилась. Однако само пламя погасло. «Очевидно, газ в баллоне закончился», – с облегчением решила Вероника. Ноги ее подкосились, и она опустилась прямо на пол. Почему загорелась плита? Вроде она не такая старая и вполне исправная. Как теперь готовить ужин? Она медленно поднялась на ноги, распахнула окна, стараясь прогнать отвратительный запах гари и раздумывая, как ей быть. Где-то на втором этаже, в коробках, привезенных из Москвы, есть электрическая плитка, мама отдала свою, с дачи. Она неновая, но вполне пригодная для готовки. Вероника пожалела, что не послушалась Вороновых и не купила индукционную плитку – на той готовить одно удовольствие. И легко, и безопасно. Но Егор уперся – газ, и все тут. Его можно понять – дом отапливается от электрокотла, это немалые деньги. Если еще и готовить на электричестве, то выйдет совсем астрономическая сумма. Вероника пошла наверх, обшарила пару коробок, отыскала плитку, спустила ее, установила на столешнице и включила в розетку. Сковородку пришлось выкинуть, она достала другую. Снова налила масло, посолила и поперчила отбивные и принялась обжаривать. На электрической плитке процесс готовки затянулся. Вероника потратила целый час, пока ей удалось довести мясо до мало-мальски аппетитной корочки. Она отказалась от мысли об овощном рагу с шампиньонами и сварила макароны.