Тощий помотал головой: — Говорю вам, Арно фон дер Лейену все известно! Почтальон потребует его убрать! Поверьте! — Вот как! — удивился Крёнер. — И как же это произойдет? — язвительно спросил он. — При помощи телепатии? Крёнер не улыбался. Почтальон напоминал призрака — со всеми вытекающими преимуществами. — А тебе не кажется, что он давным-давно смылся? Не забыл ли он про своего маленького верного оруженосца? Да и зачем вам это, герр гауптштурмфюрер? Вам бы только евреев грабить, вы же просто глупец. Мы же все такие, верно? — Погодите, сами увидите! В глазах Дитера Шмидта мелькнула искра. «„Дэвид Копперфилд“! Сегодня будет „Дэвид Копперфилд“!» Джеймс вдавил голову в подушку. В палате тихо. С первого знакомства в детстве Джеймс считал «Дэвида Копперфилда» главным произведением Диккенса. В памяти Джеймса остались Виктор Гюго, Свифт, Дефо, Эмиль Золя, Стивенсон, Киплинг и Александр Дюма. Но самый яркий след принадлежал Чарльзу Диккенсу и «Дэвиду Копперфилду». После обеда, когда у медсестер было полно работы, в тишине и покое он вызывал в памяти утешительную историю. А для этого нужен был покой. Его злейшими врагами стали растерянность и сбивчивые мысли. Таблетки — гадкий, содержащий хлор препарат — влияли на память сильнее, чем сеансы электрошоковой терапии. Еще в самом начале истории Джеймс осознал, что закончить ее у него не получится. Забылись имена персонажей «Дэвида Копперфилда». Как звали вторую жену Копперфилда, его подругу детства? Вспоминал Джеймс долго. Первую жену звали Дора. Значит, вторая — Эмили? Нет, это не она. Элизабет? Бред! Джеймса прервали в тот момент, когда он с грустью и нарастающим ужасом решил, что память непоправимо повреждена. Два санитара, хлопнув в ладоши, вытащили медкарты. — Вас отсюда переводят! Собирайте вещи и идите наверх! После переклички пациентов вывели в коридор, а на их места привели новых. Слегка покраснев, сестра Петра улыбнулась Джеймсу. Вести их поручили Воннегуту. Группа получилась отвратительная. Всего семь человек. Трое мучителей, они с Брайаном, красноглазый и Человек-календарь. Пять симулянтов в одной палате. — Доктор считает, дела у вас идут хорошо. — При этих словах на покрытом глубокими морщинами лице Воннегута отразилось сомнение. — Вас отделяют от остальных. Он говорит, так вы выздоровеете. Наверху есть свободная палата. Там никого. Всех на фронт отправили! Глава 22 Первым делом Человек-календарь повесил на стену свой маленький блокнот. На нем значилось 6 октября 1944 года. Комната оказалась намного меньше прежней палаты. Звуки заглушались, делая невидимым творившееся этажом ниже безумие. С постели Джеймса — она стояла в гордом одиночестве у короткой торцевой стены — открывался превосходный вид. Справа от него, по бокам от Вернера Фрике, Человека-календаря, притаились Дитер Шмидт и широколицый. В конце палаты от сквозняка хлопнула дверь. Джеймс вяло оглядел место Брайана — между красноглазым и Крёнером. Когда Брайан через несколько часов вернется с сеанса электрошоковой терапии — без сознания, слабый, — он, как и сам Джеймс, окажется в полной власти симулянтов. Ждущие их впереди дни покажутся годами. Протест выражала каждая часть его тела. Внутри еле теплилась жизнь. Опустошенный, он лишился сил. «Я тебя отсюда вытащу, Брайан!» — вяло подумал он. Но сейчас ему надо прийти в себя. Хорсту Ланкау хотелось поговорить, но Крёнер уже несколько раз предупредительно от него отмахивался. Крёнер способен вспотеть — такое Джеймс увидел впервые. Его взгляд внимательно обшаривал палату. Ему казалось, что за ним подглядывают. Лишь после дневного обхода Крёнер осмелился произнести хоть слово. Прослушки в палате не было. Судя по всему, ходом выздоровления заведующий отделением был доволен. С этого момента лечить их стали более интенсивно. Вероятно, лишь через несколько месяцев их признают годными для службы фюреру. — Тирингер ничего не подозревает, — тихо заговорил Крёнер, попеременно глядя то на Ланкау, то на Шмидта. — Но перспектива не радужная. Не успеем мы оглянуться, как опять вернемся на службу. И что из этого получится, как вы думаете? Почтальон эту проблему тоже решит — а, Шмидт? — Я уж, черт побери, позабочусь, чтобы на фронт не вернуться. Это и в ваших силах! — забормотал Ланкау, понизив голос. — По-моему, у нас есть проблемы посерьезнее. Поднявшись, Ланкау спокойно встал перед Человеком-календарем. — Вставай, Фрике. Здесь будешь лежать, — сказал он, похлопывая рукой по своей постели. Человек-календарь не вполне оценил серьезность намерений широколицего и даже не сдвинулся. После третьего хлопка Ланкау сжал кулак и погрозил Человеку-календарю: — В следующий раз руку я распрямлять не буду, ты понял? Вот так! Ты идешь? — И как, по-твоему, к этим перемещениям отнесутся медсестры? — устало произнес Крёнер. — Ты теперь еще сам решать будешь, где лежать? — Они и не заметят, если медкарта лежит где положено. Всё! Открыв держатели для карт, он повернулся к Дитеру Шмидту, снова оказавшемуся его соседом: — Итак, гномик, мы опять стали маленькой семьей! И теперь, собрат, ты ответишь на наши вопросы! Выкладывай, где Почтальон и что, во имя дьявола, тебе известно о его планах. Потом можешь рассказать, что нам с этими двумя ублюдками делать! Не сводя глаз с Дитера Шмидта, широколицый указал на пустую постель Брайана и вытянул большой палец в сторону Джеймса: — Эти два ублюдка слишком много знают, тут я согласен. В данный момент именно они наша главная проблема. — На мгновение он перевел взгляд на Джеймса — тот лежал с закрытыми глазами и неглубоко дышал. — А что делать, если этот глупец фон Лейен опять попытается сбежать? Думаешь, Почтальон мне это расскажет? — Естественно. Дитер Шмидт смотрел на него холодно. — А я, черт возьми, считаю, что об этом ты нам должен рассказать! Ланкау предупредили раздавшиеся в коридоре шаги. Когда к ним вошла сестра Петра, все лениво разлеглись. На то, что Ланкау оказался на другой постели, она внимания не обратила. Интересовал ее только Джеймс. В ту же ночь симулянты возобновили перепалку про ценности в грузовом вагоне и Почтальона. И про Брайана. Дело приняло скверный оборот. Джеймс едва мог пошевелиться. Казалось, тошнота не уйдет никогда. У него началась лихорадка. Раньше Брайана никогда не забирали на процедуры так надолго. Заволновалась вся палата. Естественно, по разным причинам. С одной стороны, Джеймс от всей души желал, чтобы Брайан поскорее вернулся — целым и невредимым. Обычно сеанс шоковой терапии занимал столько времени, если у пациента начинались судороги. В таком случае на него уходила еще пара часов. Но с другой стороны, Брайана могли перевести в другое отделение. И хотя это означало разлуку и неизвестность, в конечном счете для Брайана так лучше. Проходили часы, и симулянты все больше настраивались убить Арно фон дер Лейена, как только его приведут. Перешептывание действовало Джеймсу на нервы. Сам он тоже стал предметом их тихой дискуссии, но в данный момент они явно чувствовали, что он под надлежащим контролем. Красноглазого и Человека-календаря они вообще не замечали. Вопреки обыкновению, самым молчаливым оказался Крёнер. Ланкау предложил обмотать вокруг шеи Брайана простыню и вытолкать его из окна. Крёнер заворчал и помотал головой. Перевели их всего несколько часов назад. Самоубийство в маленькой палате — сомнительное предприятие. — Допрашивать будут всего шестерых, — произнес он наконец. — Вы правда уверены, что выдержите перекрестный допрос? А потом застыл Крёнер. Ответ пришел с неожиданной стороны. — Я выдержу! В темноте раздался новый голос — властный и ледяной. В палате даже как будто стало светлее. — А вот выдержите ли вы, уже сомнительно. Заговорил лежавший ближе всего к Джеймсу человек — сосед Брайана, невзрачный, угловатый, с красными глазами — Петер Штих. — Господа, рад вас поприветствовать: наше знакомство долгое время было односторонним. Судя по звукам, доносившимся с кроватей Крёнера и Ланкау, они уже сели. Джеймс не сводил глаз со Штиха. — Стойте где стоите, герр штурмбаннфюрер! Услышав обращение по воинскому званию, Дитер Шмидт остановился перед кроватью Джеймса. — Вы прекрасно справились. Я очень доволен вашей верностью и немногословностью. Благодаря вам мы сильно продвинулись к цели. Возвращайтесь на свое место. А что касается вас, господа, — произнес он, отмечая, что к нему приковано внимание всей палаты, — раз уж мы так далеко зашли, разрешите представиться. Вы уже наверняка поняли: я и есть тот самый человек, кто столь долгое время преследовал вас в мыслях как Почтальон. Эффект он произвел неожиданно слабый. Доносившееся с кровати Хорста Ланкау ворчание тут же прервал Крёнер: — Вот как! Глядите-ка! Отборное общество у нас тут образовалось! Крёнер кивнул красноглазому без малейшего удивления: — Личину сбросил сам предводитель. Надо сказать, замаскировался он занятно. И очень хорошо! — Так будет и впредь. — Иронию Крёнера Почтальон проигнорировал. — Как уже было сказано, общество у нас отборное. Нужно ли напоминать, что у того, кого вы, господа, намереваетесь препроводить в другой мир, в этой палате самое высокое звание? Разумеется, я ваше мнение разделяю. Арно фон дер Лейен ведет себя не как сумасшедший. На самом деле я тоже уверен, что он абсолютно здоров, как вы, господа, да и я сам. Я видел, как он делает то, чем ему заниматься не следовало бы. Например, таблетки прячет! Но если говорить о фон дер Лейене, нам стоит учесть другую загвоздку. Сомневаюсь, что заслуги оберфюрера фон дер Лейена известны вам так же хорошо, как и мне. — Да он тот еще козел! — Ланкау фыркнул. — Умненький мальчик: из тех, что стоят и смотрят, как другие дерутся, а себе потом заслуги присваивают!