Я то и дело с улыбкой смотрела направо. Там, на расстоянии четко выверенных пятидесяти метров — колдовство не ошибается — ехал Берти. Если я слишком долго не оказывала сыщику знаков внимания, в меня прилетал снежок — с магическим ускорением, а потому ощутимый. Как-то раз я, задумавшись, пропустила снаряд и чуть не грохнулась с лошади, после чего Берти разразился целой чередой громогласных извинений в стиле пастушьих йиоотль-песен. Слушая его диковатое выступление, я так хохотала, что всё-таки свалилась, м-да… А в горах от таких хоралов даже сошла небольшая лавина. Красивое, нежное облачко — издалека. Как будто пенка на кофе. День рождения нового силля… Но, надеюсь, не новых проблем! Мы с Голден-Халлой ехали параллельно до самого Авириаса — последнего горного города Севера. За ним кончается Норшвайн и начинаются холмы княжества Вухх. А еще — расходятся торговые тракты по всем сторонам света. Перед городскими воротами мы отпустили коней, попрощались с феечками. По очереди, держа дистанцию, зашли внутрь. Там нас встретили высокие деревянные башенки, ледяные фигуры, ярмарки, дегустации сыров и — главное — огромная, бурлящая тусовка лыжников и сколозкистов. Отовсюду доносились музыка и смех. Я с любопытством крутила головой: Авириас в любой сезон похож на нескончаемый праздник, ведь сюда в отпуск приезжают со всей Лайонассы. На местных улочках, пахнущих выпечкой, воском для досок и имбирём, я даже встретила пару шолоховцев, выходцев из Дома Дерзающих. Они всучили мне карту города, рассказали, что здесь как устроено и строго велели везде торговаться. Приглашали покататься с ними пару дней, но я отказалась: мне давно уже пора домой. В том числе соотечественники поведали о кафе под названием «На веранде Вселенной». Это была открытая площадка — деревянный настил, висящий, как балкон, на одной из гор, у подножия которых раскинулся город. В кафе вел смешной дубовый фуникулер. И что заинтересовало меня больше всего — ширина террасы значительно превосходила пятьдесят метров… Услышав об этом, я пошла прямиком туда. И, да, теперь на одном краю веранды Вечности устроилась я, а на другую сторону чуть позже пришел Бертрам Голден-Халла. Мы сидели, наполовину повернувшись к солнцу, и еще наполовину — друг к другу. Между нами кипела веселая отпускная жизнь: — А я сегодня поехал сквозь Черный Лес, представляете?! В какой-то момент на меня напали пикси, пришлось прямо на лыжах огрызаться заклятьями! — А я нашел грот, а в нем, д`гарр их подери, рубины! Торчат из стен! Я уж думал выковырять штучку, но тут гномы повылазили! — А кто-нибудь пойдет на пост-каталковую вечеринку на крыше Приюта Паломника? Я поставила локти на парапет и залюбовалась горами: голубоватыми и розовыми, сиреневыми и персиковыми, тающими в нежной дымке. Передо мной на столе — деревянном и массивном, рассчитанном на большую компанию — стояла кружка великолепнейшего горячего шоколада. Взбитые сливки на нем густились не хуже, чем снежные шапки Ротхорна. Подошла официантка. У нее в руках была коробка из кожевенной мастерской, под бечевой — просунута записка. Официантка проворковала на местном диалекте: — Это вам от вон того херра! — и протянула подарок мне. Я фыркнула от неожиданности, утерла сливочные усы и прочитала: «Хей-хей! Я еще в первый день нашего знакомства обещал проследить за тем, чтобы у тебя была нормальная обувь. Пришлось выбирать самому, м-да. Надеюсь, я угадал с размером. Если нет — облей раскаленным металлом, набей соломой и поставь в саду как памятник нашим приключениям. Скорее всего, тогда в сапогах заведутся кристивлинки — а это милые создания и прелестно поют. Вроде в Шолохе они тоже водятся. Кстати, дашь мне свой почтовый адрес?». Вместе с той же официанткой я отправила Берти ответ и, заодно, эпичнейший имаграф, сделанный в Лощине Предсказаний — подарок. Еще через пять минут сыщик прислал мне уже свой адрес и напомнил, что я так и не рассказала ему о «запредельных аспектах своего бытия». Я ахнула, сообразив, что он прав, и уточнила: «Это всё — очень долгая история… Ты готов читать записки в трех томах?» «Готов! Более того: в ответ я тоже наскребу тебе что-нибудь о своих приключениях». «Ох, Берти, мы озолотим почтальонов!» «И производителей бумаги». «У меня появится мозоль на среднем пальце, от письма, как было в школе». «На пальце — ничего страшного. Главное, чтобы не на сердце. Впрочем, это тебе не грозит, попутчица». — Кхя-кхя! — осторожно сказала официантка записке эдак на тридцатой. — Может, фрау просто пересядет? — Увы, нельзя! Придется подождать полтора года. — Это такой` приличьий в Восточных Пределах? — удивилась официантка. Я неопределенно развела руками. Норшвайнка смягчилась, и с ее помощью мы болтали до самого заката. Я писала сначала на вырванных листках из своего блокнота, потом на салфетках, на чеках, на фантиках из-под печенья… Я хохотала, всматриваясь в танцующие шутки Голден-Халлы, и рисовала рожицы в ответ. Иногда мы чокались по воздуху. Пускали “волну” из лыжников между нами — как на матчах по тринапу. Веселились. Наступил вечер. Солнце кокетливо прикрылось пиком Маддерхарном, и на город упала длинная, упоительно синяя, свежая тень. На столах расставили свечи, а гостям раздали пледы. В считанные минуты всё преобразилось. Авириас осветился тысячью мерцающих огоньков — по всей горе и под горой — поле звёзд рукотворных, как ожившая мечта, как добрая надежда. Я смотрела вокруг, и мое сердце разрывалось от красоты, восторга и щемящей грусти, от того, сколь прекрасно мгновение, от того, как здорово — жить… И я знала, что я не одна в этом тихом таянье. Что как минимум еще один человек на веранде Вечности замер так же и смотрит, не дыша, не веря своему счастью, не в силах налюбоваться этим чудесным, бесконечным, упоительным миром. Мы кивнули друг другу, как сообщники. Горы, я вас люблю. Жизнь — тебя обожаю. …Наконец мне передали, что мой дилижанс готов к отправлению. Впереди меня ждала долгая дорога домой, в лето. «До встречи, Берти!» — написала я. «До встречи, госпожа попутчица», — он улыбнулся и торжественно приподнял чашку с шоколадом.