Франк ждал. Маме явно было что сказать. – В общем, стою я в магазине. Подошла моя очередь. Передо мной старушка хочет заплатить за апельсины. – Ну и? – Кассир ей говорит, что нужна еще крона. Она ищет, но не может найти. Не хватает одной кроны. – А при чем тут жвачка? – спросил Франк. – И вдруг они замечают меня – и кассир, и старушка с апельсинами. Видят, что в очереди стою я – мультимиллионер. «Можно я завтра занесу крону?» – спрашивает старушка. Она ведь каждый день ходит в магазин! «Нет, – отвечает кассир. – У меня касса не сойдется, а она должна сойтись». – И что дальше? – спросил Франк. – Она достала все барахло из своей сумки – косметику, бигуди, ломтик зачерствелого сыра. И жалуется при этом: столько шума из-за одной кроны. А сама все посматривает просительно на меня. В конце концов она находит две монетки: одну в пятьдесят эре, которую кассир не принял. А другую хорватскую – клянется, что она точно стоит больше кроны, но иностранные деньги кассир тоже принимать отказывается. И тогда она начинает причитать, что к ней в гости едут четверо внуков и она хотела каждому дать по апельсину, – просит кассира еще раз их взвесить. Он взвешивает, но цена от этого не меняется. – И? – спросил Франк. – И тогда они снова смотрят на меня, и прямо хором: «У вас не найдется кроны для бедной старушки?» – Правда так сказали? – Не вслух, – ответила мама. – Но и так было ясно. – Угу! И что? Мама развела руками. – А ты бы что сделал? Франк думал всего полсекунды. – Дал бы ей крону. – А если бы ей не хватало двух крон? Или десяти? Или ста? В общем, я взяла упаковку жвачки и стала читать. – Зачем? – Чтобы не встречаться с ними взглядом. Франк задумался. – Ты стала жадной. Раньше ты такой не была. Раньше ты бы запросто дала ей крону. Мама не ответила. Она только раздраженно вздохнула и ушла в ванную переодеваться. – Ты стала чаще вздыхать, когда разбогатела, – крикнул Франк ей вслед. – Сколько хочу, столько и вздыхаю! – донесся ответный крик. Франк не понял, кричит она потому, что рассержена, или потому, что находится за стеной, или то и другое разом – рассержена за стеной. Когда мама вернулась, лицо у нее было красное, как будто на дворе январь и она два часа кряду каталась на снегокате. – И ты туда же! Не надо на меня так смотреть. – Всего одна крона! – сказал Франк. – Да, но сам подумай! Каждому по апельсину! Как будто нынешние дети едят апельсины. Вот ты бы съел целый апельсин? Франк покачал головой. – Так чем всё кончилось? – Ей пришлось выложить один апельсин, – сказала мама и направилась к дивану в гостиной. – А что у нас на обед? – Жвачка! Франк повысил голос. – Так ты ее купила? – Да. – И сколько она стоила? – Без понятия. Крон двадцать, наверное. – Но… – сказал Франк. – Дело в принципе! – перебила мама. – Быть богатой и жадной, – пробормотал Франк достаточно громко, чтобы она услышала. – Такой вот принцип. По почте стали приходить письма. Одно вчера и два сегодня, сказала мама. Франку можно будет прочесть их после обеда. И, кстати, она пошутила насчет жвачки на обед. Жвачка будет на десерт. Первое письмо оказалось от отца какого-то семейства. В конверт была вложена фотография пятерых сопливых детей на диване. Судя по их виду, сильнее всего они нуждались в носовых платках. Но просил он машину: в семье должен вот-вот появиться шестой ребенок, и пора сменить машину – на что-нибудь побольше. А для этого им нужно как минимум сто тысяч крон. Иначе они не смогут все вместе поехать в путешествие на каникулах. Интересно, подумал Франк, как все детские трусы помещаются на веревках, когда в семье стирка? Второе письмо начиналось так: «Наш сын оказался в инвалидном кресле, и нам нужно полностью перестроить дом, чтобы он мог жить с нами. В противном случае придется отослать его в учреждение, где живут одни старики. Не могли бы вы…» А последнее: «Нам известно, что на правой щеке у вас большое родимое пятно. Подобные пятна могут накапливать в себе раковые клетки. У нас большой опыт в удалении опасных родимых пятен, и процедура обойдется вам всего в…» – Сто тысяч крон за машину! – воскликнул Франк. – Корабль с песком из Сахары наверняка стоит дешевле. Мама вышла на веранду, ничего не ответив. Веранда у них была маленькая – только чтобы выбить коврик. Мама простояла там довольно долго, и Франк смотрел на нее – богатую женщину с холодным ветром в волосах и холодным кофе в кружке. – Нам следовало подумать об Африке, – сказала мама после новостей. – Почему? – спросил Франк. Не так-то легко подумать о целом континенте. – Только представь, сколько там несчастных людей! Сколько детей, у которых нет ни еды, ни питья, ни школы, ни родителей. У Франка нет ни бассейна, ни поля для гольфа, ни теннисного корта с автоматом для газировки. Он словно крошечный континент, до которого никому нет дела. Самый бедный миллионер в мире. Но у него есть еда и питье, а еще мама, которая не хочет его избаловать. Так что он честно попытался представить себе тощего мальчика без одежды, облепленного мухами, с пустой миской в руках. Мальчик вызывал жалость. Его ждала смерть либо от голода, либо от жажды. Но удерживать эту мысль в голове было трудно. Ведь до сих пор Франк знал об Африке совсем другое: там пирамиды, там верблюды. Ему хотелось бы залезть на вершину пирамиды или прокатиться на спине верблюда через пустыню в длинном караване: верблюды идут цепочкой, как люди через ледник. Это странно, ведь люди идут цепочкой через ледник на тот случай, если кто-то провалится в трещину. В пустыне нет трещин, в которые можно провалиться, но верблюды все равно идут цепочкой. Может, дело в том, что караван лучше выглядит на фотографиях, чем неопрятное стадо? Франк вспомнил, как однажды он ходил через ледник понарошку. Это было во втором классе. Учитель на замену соединил учеников с помощью веревки, и они ходили так, цепочкой, по партам. – О чем думаешь? – спросила мама. – О леднике, – ответил Франк. – Ты же должен думать об Африке. – Я старался. – Старайся лучше! – Это не так уж просто! Я ни одного африканца не знаю по имени. – Мандела, – подсказала мама. – Он умер, – ответил Франк. Мама вздохнула, расстроенная тем, что Мандела не мог оказать им любезность и пожить подольше. Потом она положила ладонь себе на лоб, как обычно делают, чтобы проверить температуру. Но чтобы проверить температуру, нужен кто-то, у кого ее точно нет. – Уф, – вздохнула она чуть погодя. – Не могу вспомнить ни одного живого африканца. – Я тоже, – сказал Франк. – Может, из Азии? – Ты имеешь в виду, вспомнить имя человека?