Подростки говорили громко – должно быть, из-за того, что не сняли куртки. Они ведь привыкли, что на улице говорить нужно громко, вот и в помещении не понижали голоса, раз куртки на них. Франк с мамой заказали то же, что и всегда. – Давай с двойным сыром? – попросил Франк. – С двойным сыром, – сказала мама официанту очень тихо, словно боясь выдать всем, что они разбогатели. – Я читал про одного иностранного футболиста, – сказал Франк, пока они ждали заказ. – Он никогда не стирает трусы. Надевает один раз, а потом выкидывает. – Мне что-то не по себе, – ответила мама. У Франка десять или двенадцать пар трусов. И когда почти все они после стирки сушатся на веревке, кажется, что в доме полно мальчишек. Официант принес еду и напитки. Повертев в руках стакан, мама заметила вполголоса: – Могли бы и заменить стаканы. Смотри, какие затертые. Царапина на царапине. За едой Франк с мамой слушали подростков. Один сказал: – Я как-то читал про одного мусорщика из Англии. Он выиграл в лото сумасшедшие деньги, не меньше ста миллионов. И все спустил – на тачки, женщин и частные самолеты. А когда потратил весь выигрыш, обратно в мусорщики его не взяли. Работает теперь на кондитерской фабрике. Остальные засмеялись. Франк с мамой ели молча. Подростки болтали о том, как люди транжирят деньги, и складка на лбу у мамы постепенно становилась глубже. Франк уплетал пиццу с двойным сыром. Его половина была с ананасом. Кусочки ананаса напоминали короткие и толстые солнечные лучики – он рисовал такие в углу рисунка, когда учился в первом классе. Мама и Франк не смогли доесть все. Мама спросила подростков, не хотят ли они помочь. Те явно обрадовались. – Спасибо большое, – сказала девушка с металлическим прыщиком. Мама полезла за кошельком, чтобы оставить на чай. Пришлось выбирать между пятидесятикроновой купюрой и монеткой в пять крон. Она оставила пятерку. – Наверное, это в последний раз, – заметила она. – Что в последний раз? – уточнил Франк. – Когда я могу так мало оставить на чай. В машине по дороге домой мама сказала: – Думаю, мы должны жить как раньше. Франк посмотрел на нее. – Как раньше? – Да. Не будем транжирить. – Как так – не будем? – Нам не нужен большой дом. И новая машина не нужна. Нам не нужны дорогие часы и украшения. Звучит как какая-нибудь из десяти заповедей, подумал Франк. Или как их продолжение. – Но у нас двадцать четыре миллиона! – запротестовал он. Мама крепче сжала руль. Сложно вести диалог с человеком, у которого кулаки сжаты. – Не обязательно никому говорить. Это будет наш секрет. Твоя доля будет лежать в банке, пока тебе не исполнится восемнадцать. – Восемнадцать! – воскликнул Франк. С таким же успехом деньги могли ждать его на другой планете. – Сначала ты должен закончить школу. Я не хочу тебя избаловать. – Это еще почему? – спросил Франк. Бабушки и дедушки его одноклассников очень даже их баловали – так, что дальше некуда. А у Франка бабушка с дедушкой жили так далеко, что дальше некуда. – И я буду работать. Не хочу сидеть дома и весь день ходить в халате. – Ты же полы моешь, – удивился Франк. – А еще столы, стулья и лестницу, – ответила мама. – И разговариваю с людьми! Войдя в дом, Франк сразу скинул обувь. Один ботинок полетел прямо в стену и стукнулся немного слишком сильно, как будто разозлился. И заразил Франка своей злостью. Он пошел к себе в комнату, с грохотом захлопнул дверь и бросился на кровать. – Между прочим, ты счастливчик: у тебя есть своя комната, где можно запереться! – крикнула мама из коридора. – У многих и этого нет. Подумай о тех, кто в Азии! Но Франк не хотел думать о тех, кто в Азии. Он взял в руки комикс, но читать тоже не хотелось. Тогда он принялся очень быстро его листать, и шелест страниц – шорх, шорх! – напоминал свист, с которым горные лыжи рассекают снег на поворотах. Он отложил журнал и стал дуться, будто решил заполнить собой всю комнату. За завтраком Франк положил на бутерброд лишний ломтик колбасы. Откусывая первый кусок, он стянул этот ломтик с хлеба и тут же положил взамен еще один. – Куда так много колбасы? – сказала мама, не оборачиваясь. – Двадцать четыре миллиона, – ответил Франк. – И все-таки: один кусок хлеба – один кусок колбасы, как и раньше. Мама села напротив него с бутербродом и чашкой кофе и посмотрела в окно. Там все было как обычно. По небу вперемешку плыли темные и светлые облака. Похоже, собирался дождь. Франк посмотрел на бутерброд, который мама поднесла ко рту. – Майонез! – заметил он. – Ты положила больше майонеза. Мама, не переставая жевать, помотала головой. На губах у нее был майонез. И на кончиках пальцев. Обычно она выдавливала майонез тонкой ниточкой. А сегодня выдавила толстой полоской, похожей на провод от лампы. – Не больше, чем раньше, – сказала мама. – Просто раньше я его укладывала завитками, а сейчас – прямыми линиями, видишь? Так что на самом деле его даже меньше. После завтрака Франк пошел в школу – коричневое здание в центре поселка. Тот, кто выбирал цвет, наверное, хотел, чтобы школа напоминала детям шоколадный торт. На самом деле она больше напоминала корову – а точнее, коровью лепешку. В луже около школы стоял мальчик по имени Пол. Если кто-то оказывался достаточно близко, он подпрыгивал и окатывал его грязью. Так что Франк и остальные обходили Пола подальше, чтобы избежать печальной участи. Какая же глупость – стоять в луже и обрызгивать окружающих, ведь при этом непременно обрызгаешься сам. – Рита-небрита! – орал Пол. – Нура-дура! Петер-крекер! Франк-попал-под-танк! Лиза-подлиза! – Ты как ребенок! – сказала ему Вибеке. – Когда ты вырастешь – если вырастешь, конечно, – то станешь лузером, который торчит под фонарем и орет оскорбления людям вслед. – Вибеке-полкалеки! – выкрикнул в ответ Пол. – Пол-балабол! – отозвалась Вибеке. Но это было слабовато – Пол явно не обиделся. Когда лужа опустела, он пошел в школу.