— Хотелось бы получить больше информации. Она кивнула, ответив: — И я дам тебе больше информации, после твоей учебы, после первого кормления, когда ты все поймешь. Тогда я расскажу тебе о Люсьене. — Почему потом? — Сначала ты должна понять. — Она снова сжала мои руки. — Я не сомневаюсь, что он заставит тебя понять. После этого, — она улыбнулась, — тебе, возможно, будет уже все равно. Тогда я в этом сомневалась. Я сомневалась в этом и сейчас, стоя в этой прекрасной комнате, моей прекрасной комнате, в моем новом прекрасном доме, комнате (и доме), которую мне предоставил чертовый вампир Люсьен. Я ненавидела его всем своим бьющимся сердцем. При этой мысли дверь открылась. Я резко повернулась и увидела, как он закрыл за собой дверь. Я не видела его целую неделю. Он снова был одет в темный костюм с темной рубашкой, расстегнутой у горла. Его глаза не отрывались от меня, пока он шел через комнату к дивану, где снял пиджак и бросил его на диван. Не сводя с меня глаз, он подошел к краю кровати, остановился, и сказал: — Иди сюда, Лия. И снова я заметила, что он даже не поздоровался. Я не жаловалась, что он не поздоровался. Я тоже не поздоровалась с ним. Я подошла к нему. Не потому, что не могла контролировать свое тело. Это было слишком унизительно, выносить это снова. А потому, что у меня не было выбора. И это было отстойно. Он был таким же огромным и подавляющим, каким я его запомнила. Тем более в моей маленькой комнате, со мной босиком. Его глаза были более напряженными. Гораздо более интенсивными. Пугающе более интенсивными. Я остановилась в футе от него и запрокинула голову, взглянув ему в лицо. Я не успела изучить его манеру поведения, но сейчас он выглядел странно — разочарованным. Я поняла почему, когда он заговорил. — Не собираешься упрямиться сегодня? Я упрямилась каждую ночь. И каждый день, если уж на то пошло. Я просто не была дурочкой. — Моя мать говорит, если я сбегу и нарушу контракт, ты можешь выследить меня и убить. Его голова слегка склонилась набок. Затем он несколько нерешительно ответил: — Верно. — Ну, даже несмотря на то, что в следующий раз, как бы долго я ни была бы с тобой, мне вроде как нравится жить, и я определенно не хочу, чтобы ты получал удовольствие, отнимая у меня жизнь, так что нет. Я не желаю сегодня упрямиться. — Я откинула голову назад, обнажая горло, напряглась всем телом и нелюбезно предложила: — Займись делом. Я ждала, слегка запаниковав и определенно испугавшись, что меня разорвут на части. Вместо этого услышала громкий смех, прежде чем оказалась у него на коленях. Одну секунду я стояла в шаге от него, предлагая ему свое горло в качестве спасательного круга. В следующую секунду (или, может быть, полсекунды) он уже сидел. А я сидела у него на коленях, одной рукой он крепко обнимал меня спереди за бедра, другая крепко прижималась к моему позвоночнику между лопатками, его пальцы запутались в моих волосах. Мой торс был прижат к его удивительному теплу, руки прижаты к бокам. Его лицо уткнулось мне в шею, он все еще смеялся. Какое-то время он продолжал смеяться. Я неподвижно сидела у него на коленях. Затем он повернул голову, его губы приблизились к моему уху, и он пробормотал: — Я знал, что с тобой будет не скучно. — Я не пытаюсь тебя веселить, — заявила я стене позади него с полной правдивостью. Он нежно потянул меня за волосы, откинув мою голову назад, поднял свою, глядя мне в лицо. — Я знаю. Вот почему ты такая смешная. Я уставилась на него. Он ухмыльнулся. Ему шла улыбка или должна сказать, очень шла улыбка, поэтому я вздохнула. — Мы можем с этим покончить, пожалуйста? Его глаза прошлись по моему лицу и волосам. — Это все для меня? — Что? Его рука спереди, указала на мою голову. Рука, я могла бы добавить, была такой же привлекательной, как и он сам, с длинными заостренными пальцами и сильными венами, действительно, это было несправедливо. — Что? — повторила я, все еще не понимая, о чем он говорит. — Ты намного красивее выглядишь без всего этого барахла. Я проигнорировала, что он назвал меня красивой. Он же не собирался быть властным уродом, на одной встрече заявляя, что он мой хозяин, а затем очаровывая, назвав красивой. — Или ты пытаешься соблазнить меня? — спросил он. — Ты имеешь в виду прическу и макияж? — Да. Это меня по-настоящему смутило, настолько, что я не сдержалась с ответом. — Это сделала твоя леди. — Моя леди? — Эдвина. Она пришла раньше и проделала все это со мной. Я думала, это было частью сделки. — Эдвина, — пробормотал он, улыбка тронула уголки его губ, — слишком много добрых намерений, но недостаточно здравого смысла. — Прости? Его глаза сфокусировались на моих. — Лия, Эдвина — твоя экономка. Она не горничная моей леди. Делай что хочешь со своими волосами и лицом. — Он сделал паузу, затем произнес: — Я бы сказал, делай то, что я хочу с твоими волосами и лицом, больше ничего. Я сразу решила, что Эдвина будет делать мне прическу и макияж каждый раз, когда он будет приходить. Должно быть, он прочитал мои мысли, потому что расхохотался. И хохотал он, снова заключив меня в объятия, притянув к груди и уткнувшись лицом мне в шею, так что его смех, вызывал нежелательное (но приятное) покалывание на моей коже. — Я так рада, что ты так хорошо проводишь время, — проворчала я в стену. — Я тоже. Спасибо. — Его благодарность была выражена на коже моей шеи сухим остроумием, которое только заставило его усмехнуться. — Так и проведем всю ночь? — Продолжала я. Его губы переместились с моей шеи на ухо, он пробормотал: — Не терпится. Впервые в жизни я не была нетерпеливой. Не совсем. Было два миллиарда и еще пять вещей, которыми я предпочла бы заниматься. Однако, поскольку это был мой единственный выбор, я была (вроде) готова покончить с этим. Его лицо оторвалось от моей шеи, он отстранился и посмотрел на меня. — Вижу, твоя учеба не убедила тебя, к чему ты должна стремиться…