Может спали и оставались, но не на ночь, такого не было никогда. Вампиры спали со своими подругами-вампирами, абсолютно. Измены могли и часто случались (и Доминион закрывал на это глаза), выходили из-под контроля на Пирах, но не с наложницами. Границы существовали, очень ясные и понятные, и никто, даже Люсьен, не имел права их нарушать. Он проигнорировал свою подругу, в течение последнего десятилетия ему это неплохо удавалось, поднялся наверх прямо в их спальню, разделся и встал под душ. Она последовала за ним, не прекращая ни на мгновение своей яростной тирады. Люсьен злился на себя за то, что с Лией потерял контроль и чуть не лишил ее жизни, ее ему будет не хватать, хотя знал он ее совсем недолго. Не только потому, что в ее жилах текла божественная кровь, но и потому, что она не собиралась взрослеть, пока ей не исполнится девяносто три года. Эта концепция его заинтриговала, ему очень хотелось найти время для изучения. Он также злился на себя за то, что заставил ее испытать неподдельный ужас. Страх был восхитителен, особенно когда смешивался с ее возбуждением. Ужас, или, по крайней мере, тот ужас, который он увидел у Лии в то утро, когда она проснулась, показался ему отвратителен. И последнее, самое главное, как бы он ни старался, он не мог выбросить из головы ее слова, глаза, полные боли и обвинения: «Ты обещал». Поэтому он был не в настроении терпеливо выяснять отношения с Катриной. Он вышел из душа весь мокрый, схватил ее за горло, заставив замолчать. Оторвал от пола и прижал к стене так, что штукатурка треснула от удара ее головы, держа навесу и сжимая пальцы. Она вцепилась ногтями в его предплечье, но безрезультатно. Он прижимал ее, извивающуюся, к стене, ловко уворачиваясь от ее ног, пока не почувствовал, что она поняла, что он хотел ей сказать. Затем разжал пальцы. Она грациозно приземлилась на четвереньки, откинула голову назад, облако длинных черных волос рассыпалось по спине, ее ледяные голубые глаза уставились на него. Ее потрясающее лицо было искажено яростью. Она готовилась к нападению. — Даже не думай бросать мне вызов. — Потребовал он тихо, убийственным тоном. Нерешительность промелькнула у нее в глазах, что было стратегической ошибкой. Ей давно следовало научиться владеть собой в любой ситуации, нерешительность же показывала слабость. Она была молодым вампиром, ей было всего двести лет. Но она никогда не научится. Ей не суждено. Он пытался ее научить в течение пятидесяти лет. Вначале она была совсем как Лия, молодая, забавная, вызывающая, красивая и, возможно, самое главное, невероятно сексуальная. В ту минуту, когда он заявил на нее свои права, она изменилась. Стала собственницей, невыносимо ревнивой, даже к его наложницам, до Лии он никогда не давал ей поводов для столь нелепой ревности. Она требовала, чтобы он брал ее с собой на Пиры (этого он ей не разрешал). Сопротивлялась, когда он пытался ее чему-то научить. Он возлагал на нее много надежд, когда встретил. Но она стала полным разочарованием. Он заметил, как опустилась плавная линия ее плеч, признавая поражение, именно этим и было вызвано его недовольство своей парой, не говоря ни слова, он развернулся и зашагал обратно в душ. В душе он быстро принял решение подать Заявление о разделе. Он думал об этом в течение многих лет. Сейчас было самое время. Развод не было чем-то неслыханным для партнеров-вампиров. Но встречался не так часто, как развод смертных. Вампиры, подавляющее большинство времени, спаривались на вечность, будучи бессмертными, означало буквально. Хотя к разводам относились неодобрительно, отступные не отрицались. Это была не очень хорошая идея — заставлять двух вампиров жить вместе. Было смертельно опасно. Когда он вышел из душа, Катрина уже успокоилась. Она свернулась калачиком на своей стороне их постели, при виде побежденной и обиженной пары, он принял мгновенное решение, что никогда больше не разделит с ней постель. — Ты должен понимать, что я заслуживаю объяснений, — прошептала она. Он не ответил главным образом потому, что не понимал. — Никто не проводит ночь со своими наложницами, — продолжала она. — Ты рехнешься, если я проведу ночь с Кайлом. Это было неправдой. Скорее всего он даже не заметит. Ее голос упал ниже шепота, когда она спросила: — Что в ней такого? Люсьен в этот момент одевался. Закончив, он повернулся к ней лицом и просто ответил: — Она — жизнь. Он наблюдал, как ее тело дернулось, словно от удара. Затем приподнялась на руке, ее лицо наполнилось недоверием и исказилось горечью. — Твоя жизнь? Ты едва ее знаешь. Он скрестил руки на груди и посмотрел сверху вниз на свою пару. — Не моя жизнь, Рина. Жизнь. Она покачала головой. — Я не понимаю, что это значит. Конечно, она не понимала. Катрина не понимала разницы между недорогим шампанским и лучшим марочным, и никакое количество объяснений или потребления не заставило бы ее понять различия. Он знал об этом, потому что в течение пятидесяти лет пытался преподать ей именно этот урок. Жизнь — это кровь и кровь была Лии Бьюкенен. И разница состояла в том, есть крошки или позволить прекрасному бельгийскому шоколаду таять на языке. Кормиться от Лии было все равно что пить на небесах. Пить ее кровь с рукой между ее ног, чувствовать ее мягкое тело, придавленное его весом, ощущать вуаль ее запаха, который был всем, смешанным с ароматом ее секса в состоянии повышенного возбуждения, было для него нирваной. Он с нетерпением ждал укрощения Лии. Независимо, как произошло его вчерашнее кормление, если красота прошлой ночи была каким-то признаком, то кормление от нее, когда он лежал на ней, и она полностью отдалась ему, было восторгом. — Люсьен, — позвала Катрина. Вырванный из своих мыслей, потерявший к ней всякий интерес, Люсьен объявил: — Мы закончили разговор. Он наблюдал, как ее тело напряглось, когда она поняла смысл его слов. — Итак, что это значит? — раздраженно спросила Катрина. Он не ответил. Вышел из комнаты и выбросил ее из головы. Это было нетрудно. В тот день он встретился со Стефани. И Эйвери. Нужно было строить планы, и он их строил. Он строил планы с тех пор, как получил сообщение от своего информатора — Лия освободилась от еще одного из своих ужасных парней. Конец ее смертных отношений сделал ее свободной для Отбора. Обладая огромным, разочаровывающим опытом на бурных волнах любовной жизни Лии, он не замедлил воспользоваться этим шансом и, среди прочих вампиров, внес ее имя к себе в список, чтобы выслать ей приглашение на Отбор. Люсьен знал, что Совет не будет долго закрывать глаза на то, что он делает. Они узнают. Скорее всего, как только он подаст заявление о разделе, все расскажет Катрина. Возможно, семья Лии, хотя он знал, что они потребовали контракт, который досконально изучили, после чего она не только пошла учиться, но и Бьюкенен отправили ее к нему. Если даже не ее родственники просветят Совет, то, несомненно, Совет каким-то образом все равно узнает о его действиях. И он был готов. Стефани всегда была нетерпима к Соглашению Бессмертных и Смертных. Ей не нужно было решать на чьей стороне она хотела бы сражаться во время Революции. Она была несомненным союзником. Эйвери оказался для него сюрпризом. Он работал в Совете Доминиона на протяжении веков. Но сейчас Люсьен почувствовал его готовность предать Совет. И Люсьен был прав. Космо он старался избегать с момента Отбора Лии, чего не смог сделать сегодня. Ближе к вечеру Космо ворвался к нему в кабинет, секретарша Люсьена, Салли следовала за ним по пятам.