— У меня нет времени и желания тебя учить. При этих словах мое тело замерло, и я почувствовала, как кровь закипела. — Значит, ты собираешься… Хочу сказать, кормиться? Сейчас? Он уставился на меня, затем закрыл глаза и глубоко вздохнул. Когда снова открыл глаза, устремив взгляд на мое горло. Мое сердце забилось так быстро, что я почувствовала его. — Нет, — тихо произнес он, — не сейчас. — Его рука на моем бедре двинулась, скользнув вниз по бедру к колену. Затем снова вверх. Потом снова вернулась к колену. Разрез моего платья открылся, это означало, что его нежные движения были на моей коже. Это было приятно. Я не хотела этого признавать, но тело не позволило мне этого отрицать. Я проигнорировала свое тело и прошептала: — Почему не сейчас? — Твое сердце бьется слишком быстро, моя милая. Если что-то пойдет не так, а этого не случиться, именно твое быстро бьющееся сердце и приведет к тому, что все пойдет не так. — Откуда ты знаешь, что мое сердце бьется слишком быстро? — Я его слышу. — Правда? Он кивнул. Конечно, он мог слышать. Наверное, об этом тоже говорили на уроке. — Что может пойти не так? — Спросила я. Он изучал меня, вероятно, взвешивая мудрость своего ответа. Затем сказал: — Когда нельзя будет больше кормиться от тебя из-за потери крови, я должен остановить кровотечение, чтобы залечить рану. Если твое сердце будет слишком сильно качать кровь, я, возможно, не смогу этого сделать. — Звучит не очень хорошо, — прошептала я. — Этого не случиться, — ответил он, его рука все еще гладила мое бедро. — Вот почему нам нужно тебя успокоить. — Не уверена, что это поможет, — призналась я. — Я имею в виду, что успокоюсь. Он выпрямил руку, согнул и положил мою голову на ладонь. От чего его теплая грудь прижалась к моему боку и его лицо стало намного ближе к моему. — Давай попробуем, хорошо? — предложил он. Я не хотела пробовать. На самом деле, я впервые за неделю почувствовала надежду. На самом деле, впервые за четыре недели, с тех пор как получила приглашение на Отбор. — Может нам не стоит кормиться сегодня, — попыталась я. — Может, стоит попробовать завтра вечером. Или, — я заколебалась, — на следующей неделе. Или никогда, но так далеко в первый день я не собиралась заходить, пока еще нет. Моя очень слабая надежда рухнула тут же от его слов. — Я не могу, — ответил он. — Почему не можешь? Он вздохнул, и его рука перестала гладить мое бедро. Его пальцы снова впились в мое бедро, и он перевернул меня на бок лицом к себе, его ноги выскользнули, и он вытянулся во весь рост рядом со мной. Его рука обвилась вокруг меня, скользнула вверх по моей спине, поймав завиток волос и начав с ним играть. — Я припадам тебе небольшой урок, который ты должна была усвоить на уроках, — начал он неодобрительным тоном, прежде чем у меня окончательно не перехватило дыхание от нашего нового, гораздо более интимного положения. Я сжала губы между зубами и кивнула. — Пять недель назад я сообщил Совету, что отпускаю свою наложницу и мне нужно будет присутствовать на Отборе. Неделю назад, за три часа до того, как я прибыл на твой Отбор, мы официально с ней расторгли наше Соглашение. По закону мне не разрешается кормиться, пока у меня не появится новая наложница. Даже на Пиру. Это значит, что я не кормился целую неделю. Это долгий срок, моя милая, — закончил он шепотом, а затем продолжил шепотом: — Ты мне нужна. Сегодня. Я проигнорировала его признание, но при этом почувствовала странное возбуждение. Что помогло этому возбуждению (причем слишком сильно), так это то, как он шептал своим глубоким, мягким, низким и каким-то физически обволакивающем голосом. Вместо этого я спросила: — Что такое Пир? Его рука перешла от почти нежной игры (это было нежно, я не могла этого отрицать) с моими волосами, к скольжению по моей спине и рисованию кругов. Это тоже было приятно, тело и разум признали это без промедления, даже не споря. Это просто было приятно. Очень приятно. — Это я позволю твоей матери или Эдвине объяснить, — сказал он, все еще тихим голосом. — Так ты голоден? Он кивнул и ответил: — Очень. — Почему ты должен столько ждать? Кажется, это глупо. Что-то промелькнуло на его лице, раздражение, определенно, и нетерпение, разочарование возможно, я была почти уверена, что увидела разочарование. Затем мне показалось, что он принял вызов, но это было настолько мимолетно, что я была не уверена. — Это неразумно, ты права, однако это закон, — ответил он. — Разве не сделало бы первое кровопускание, посвящение, довольно опасным, если вампир сильно голоден? Я думала, он солжет. Вместо этого он согласился, сказав: — Да. — Бессмыслица какая-то, — прошептала я и почувствовала, как мое сердцебиение, замедлившееся, снова начало ускоряться. — Я был там, когда писали этот закон, и я до сих пор его не понимаю. — Он замолчал, потому что я не слушала. А стала паниковать. Его голова слегка наклонилась, затем его пальцы перестали скользить по моей спине, и его рука выпрямилась, двигаясь по моей заднице и вверх к бедру. — Лия, твое сердце, — предупредил он. — Я ничего не могу поделать! — вырвалось у меня. — Ты признался, что голоден. Что, если ты не сможешь остановиться! — Я остановлюсь. — Что, если не сможешь? — Лия, я остановлюсь. Я покачала головой и начала отстраняться, но его рука скользнула вниз по моему бедру, снова по моей попке, но на этот раз, обхватив ее, он притянул меня ближе к себе, прижав мои бедра к своим. Он тоже был возбужден, очень возбужден, я сразу это почувствовала. И его возбуждение сделало меня еще более возбужденной. Это было настоящим безумием, но было правдой. О боже мой. Что со мной не так? Я замерла, прижавшись к нему, мои глаза в шоке встретились с его глазами. Его лицо приблизилось, губы оказались едва ли не на расстоянии дыхания, он пообещал: — Я не причиню тебе боли. — Ты ничего не сможешь с этим поделать. — Смогу. — Пожалуйста, не делай этого, — прошептала я свою мольбу. Он втянул воздух ноздрями, и его черные глаза, такие близкие, расфокусировались. — Боже, ты так сладко пахнешь, — пробормотал он.