Действительно, предложенный Захави принцип гандикапа затрагивает одну из центральных проблем эволюционной теории. Чарльз Дарвин лучше всего известен, разумеется, благодаря своей теории эволюции и естественного отбора. Но в книге «Происхождение человека» (1871) он выдвинул не менее важную идею, которая по большей части игнорировалась вплоть до середины XX века (возможно, оттого, что в ней ставилось под сомнение главенство мужчин – ортодоксия более священная, чем даже библейское описание Сотворения мира). Эволюция посредством полового отбора предполагает, что генетические изменения зависят от способности привлекать представителей противоположного пола. Проблема в том, что эти две идеи часто противоречат друг другу. Естественный отбор означает, что природа избавляется от нежелательных черт вида, уничтожая тех особей, в которых они проявляются. Так, полярная лиса, на боку которой пятнышки красного меха явно говорят: «Съешь меня», вскоре окажется в желудке белого медведя. В то же время особи с более полезными качествами (как, например, простая белая окраска, незаметная на снегу) чаще выживают и размножаются. Но у подавляющего большинства видов партнера выбирают самки, и их часто непреодолимо тянет к самцам со знаком «Съешь меня» на боку. То есть они, кажется, выбирают самцов за те качества, которые мешают выживанию. Например, длинный роскошный хвост заставляет павлина тратить массу энергии. Кроме того, он лишает его способности летать и делает уязвимым для хищников. Невзрачная окраска самки павлина свидетельствует о ее вере в ценность камуфляжа, но она, тем не менее, почти всегда выбирает самца с самым большим и эффектным хвостом. В природе самок самых разных видов животных привлекает глупое (казалось бы) демонстративное поведение (и бесполезные качества) самцов – яркие перья, ветвистые рога и театральное ухаживание. То же самое относится, разумеется, и к богатым людям. Так, когда лысый, никогда не расстающийся с сигарой миллиардер Рон Перелман впервые заинтересовался Патрисией Даф, он позвонил ей из личного самолета в аэропорту Los Angeles International. Он не просто попросил ее о свидании, а сказал, что самолет готов взлететь и будет ждать, пока она не присоединится к нему. Даф, затрепетавшая от такой нескромности, в конце концов согласилась. Нужно признать, что половой отбор иногда заставляет и самок демонстрировать нерациональное поведение, вызывающее восторг в самцах. Например, маленькие молочные железы годятся для вскармливания ребенка не хуже больших, а в среде обитания наших далеких предков женщины с плоской грудью были также лучше приспособлены для лазания по деревьям и спасения бегством от хищников. Таким образом, логика естественного отбора говорит, что наш вид должен бы нуждаться в бюстгальтерах самого маленького размера. Но мужчины любят большие груди. Их наличие – это, конечно, гандикап, та цена, которую наши прапрабабушки заплатили, чтобы, как говорит Захави, демонстрировать лучшую способность к вскармливанию в форме явно видимых жировых отложений. Учитывая жестокую функциональность природы, можно задать вопрос: почему вообще прижились столь «дорогие» элементы саморекламы? Классическое объяснение, приводимое в учебниках по биологии, говорит о «самопроизвольном процессе». Этот вариант теории полового отбора предложен английским математиком Р. Фишером. Предположим, предки современных павлинов не имели ярких ободков вокруг глаз и пышных хвостов. Затем произошла мелкая генетическая мутация, и у некоторых самок развилась страстная тяга к самцам с чуть более длинными хвостами. Если более эффектные самцы были одновременно крупнее и здоровее, то выбиравшие их самки, вероятно, приносили больше потомства. У самцов начинали преобладать более длинные хвосты, за которые их выбирали самки. Пока все понятно. Однако традиционное мнение Фишера сводится к тому, что самки вскоре стали обращать внимание исключительно на эту черту, независимо от общих качеств самца. Здесь начинается цикл бесконтрольной «гонки вооружений»: на протяжении тысяч поколений павлиний хвост непрерывно удлинялся и становился пышнее, пока не настал момент, когда уже самец не мог добиться расположения самки, если позади него не трещал огромный веер. В силу вновь вступает естественный отбор, чтобы остановить «неуправляемый процесс» на той стадии, когда развившиеся у самцов украшения делают их легкой добычей хищников. Слабость этой идеи, как заметил один из учеников Захави, состоит в том, что половой отбор производится не столь эксцентрично. В реальности самки тщательно проверяют, являются ли самцы хорошими партнерами, равно как и самцы проверяют самок, хотя, быть может, и не так тщательно. Захави пришел к мысли, что самки выбирают самца с неким преувеличенным качеством лишь в том случае, если оно свидетельствует, что самец окажется лучшим партнером. Так какой прок павлину от огромного хвоста? К чему было ирландскому лосю отращивать рога размахом в двенадцать футов? Захави предложил теоретический ответ, а позднее подтвердил его на практике, наблюдая за говорушками. Он пытался понять, почему говорушки кричат на ястреба, вместо того чтобы тихо спрятаться в кустах. «И тут я понял, что они говорят с хищником». Они устанавливали себе гандикап, раскрываясь перед ястребом и показывая, что внезапной атаки не получится. Это убедило Захави в том, что эффектный гандикап (крик говорушки, павлиний хвост, рога лося) служит полезной цели. Те черты, которые привлекают самок, одновременно обескураживают хищников и конкурентов. Такова была основная идея, которую оксфордский биолог Алан Графен усовершенствовал языком теоретической математики. Он начал с предположения о том, что самки могут использовать гандикап как критерий для выбора наилучшего самца. Например, лис с отметиной «Съешь меня» не прожил бы ни одной зимы, если бы не был также исключительно быстр и хитер. Затем Графен учел, какое преимущество получают дочери, унаследовавшие лучшую приспособленность, но не имеющие признаков безрассудного гандикапа папаши. Наконец, он прибавил к этому преимущество, которое получают сыновья, обремененные гандикапом, но зато привлекающие больше самок и отпугивающие больше соперников, Графен уточнил свою модель, используя идею Захави, которой пренебрегли другие ученые: гандикап отца проявляется в сыновьях пропорционально их собственным физическим способностям. Так, отец может прыгать перед мордой хищника, как чемпион, но его отпрыск, если ему не хватает сил, вскоре из звена эволюционной цепочки превратится в чей-то обед. Внеся все эти вычисления в свою модель, Графен выяснил, что со временем принцип гандикапа должен привести к росту рождаемости. Таким образом, инстинктивная склонность к рискованному демонстративному поведению и восприимчивость к нему должны распространяться среди особей вида. Тема сексуальной демонстрации может ввести читателя в заблуждение, и я считаю необходимым предостеречь его. Во-первых, в связи с том, что в природе расточительное позерство свойственно самцам, ухаживающим за разборчивыми самками, может легко сложиться ошибочное впечатление, что рискованная демонстрация – это мужской феномен. В нашем виде выбирают, как правило, женщины. Но и мужчины, особенно богатые или знаменитые, могут быть привередливы. Поэтому сексуальной демонстрации предаются оба пола. Женщина, как и мужчина, может купить картину Ван Гога или спекулировать ради повышения своего статуса тем фактом, что у нее есть, скажем, стол с покатой крышкой в стиле чиппендейл середины XVIII века или сумочка от Lana Marks за 4 тысячи долларов. «Мисс Маркс работает только с лучшими материалами: шкурами ящериц, аллигаторов, крокодилов, страусов, – объяснил мне продавец. – Все металлические части сделаны из меди, которую окунают в 24-каратное золото, да еще и не один раз, отчего они приобретают такой глубокий желтый цвет. Вот сумочка принцессы Дианы, заказанная ею незадолго до гибели». Женщины прибегают и к рискованным демонстрациям, как, например, Сьюзен Бутчер, которая выиграла Iditarod (гонка на собачьих упряжках), побив предыдущий рекорд (поставленный мужчиной) на тридцать один час. Социалистка и любительница саморекламы Сэнди Питман, конечно же, тоже демонстрировала описанное Захави поведение, когда пыталась стать первой женщиной, покорившей семь высочайших горных пиков планеты. Впрочем, она весьма неравномерно распределила гандикапы, когда поднималась на Эверест, нагрузив спутников, которые фактически подняли ее на вершину на веревке, восьмидесятифунтовым спутниковым телефоном, еще и кофеваркой-эспрессо и запасом кофе Dean&DeLuca’s Near East blend. Женщины предпринимают рискованные демонстрации и в более традиционной манере, как поступила, например, актриса Дженнифер Лопес, появившаяся на церемонии вручения «Оскара» в платье, которое игнорировало гравитацию, анатомию и здравый смысл. Сейчас мы знаем, что оно держалось на клее. Зачем все это? Затем, что демонстративное поведение по-настоящему впечатляет только тогда, когда доходит до опасной грани. Как говорят богатые мужчины и женщины, участвующие в морских парусных регатах: «Если ничто не ломается, значит, яхта чересчур крепкая». Второе и более важное предостережение сводится к следующему: едва ли кто-то приобретает стол в стиле чиппендейл или другой предмет (быть может, за исключением силиконовых грудей) для демонстрации, полагая, что это приведет к соответствующему затратам разнузданному сексу. Несмотря на научный термин «сексуальная демонстрация», наше демонстративное поведение по большей части лишено сознательной сексуальной подоплеки. Стремление демонстрировать экстравагантное поведение, конечно, появилось в результате полового отбора и по сей день влияет на наш выбор сексуального партнера, поэтому ученые и используют упомянутый термин. Однако демонстрация стала самоцелью даже для тех людей, которые не живут активной половой жизнью. Более того, демонстрация нередко является самоцелью и для животных. Это стало особенно очевидным для меня, когда во время визита к Захави я увидел птицу под названием вихляй в исследовательском зоопарке при Университете Тель-Авива. Самец был размером с петуха, но красивее, с белыми перьями в форме аскотского галстука под горлом, черными перьями, торчащими веером вокруг шеи, и большим белым «головным убором». Внезапно он запрокинул голову, отчего его перья под горлом раскрылись огромным веером в том месте, где только что была голова. Затем, совершенно ослепленный собственным великолепным представлением, он начал расхаживать с важным видом старшего полкового барабанщика. Достигнув сетки вольера, вихляй поднял голову, опустил перья и щелкнул клювом. Затем он развернулся, вновь запрокинул голову и повторил ритуал несколько раз. Можно только догадываться, какое шоу он бы устроил, окажись в его поле зрения самка. Демонстративное поведение было неотделимо от него. У него был такой взгляд, словно он говорил: «Ну, разве я не хорош?» Мы тоже любим хорошо выглядеть, модно одеваться, жить в красивых домах, даже тогда, когда никто на нас не смотрит. Мы делаем это (как сами предпочитаем считать) ради собственного удовольствия. Если оказывается, что это также нравится другим людям или делает нас более привлекательными в их глазах, это может показаться более или менее случайным. Даже если нам каким-то образом удается оставаться в неведении и не знать, что хороший внешний вид часто помогает установить близкие отношения, другие люди, особенно представители противоположного пола, обращают на это внимание. Так же как социальное доминирование и уровень серотонина, радующие нас вещи на подсознательном уровне часто отражают положительное мнение окружающих. Демонстрация скромной экстравагантности «Яркие перья, говорят, красят птицу». Исаак Бикерстафф (1735–1812), ирландский драматург Однажды в Монако я сдружился с пожилой графиней, которая носила кольцо с бриллиантом размером с клубничку, три длинных нити жемчуга, золотой браслет из слоников, сцепленных хвостами и хоботами, бриллиантовые серьги, брошь и большую золотую булавку, которая удерживала на месте ее широкополую шляпу. Она курила сигареты Cartier, доставая их из золотого портсигара, а тени для век были цвета морской волны. Ее первый муж коллекционировал картины импрессионистов, и, как она сказала, где-то в подвале у нее до сих пор хранится Пикассо голубого периода. Ее же вкусы были незатейливы: «Мне нравятся драгоценности». Она остановилась в Hotel de Paris, потому что холл там всегда залит светом. «Я хочу, чтобы все видели мои украшения», – сказала она. Она была счастлива, как дитя. «Я люблю, когда они блестят». Именно так и должно быть в Монако, где все, что блестит, – золото либо бриллианты. Это был пример престижного потребления в его самой откровенной форме. Торстейн Веблен, предложивший данный термин в 1899 году в книге «Теория праздного класса», считал престижные расходы опорой социального статуса богачей. «Основанием, на котором зиждется хорошая репутация в любом высокоорганизованном индустриальном обществе, является финансовая мощь; способы демонстрации финансовой мощи, а стало быть, и приобретения или сохранения доброго имени – это праздность и расточительное потребление товаров». Придуманный Вебленом термин вошел в обиход и стал модным, он используется при описании наиболее роскошных и нелепых излишеств богачей. Например, в 1550 году итальянский купец Гаспаре Дуччи, принимая в своем доме важного сановника, приказал подать на стол устрицы с позолоченными раковинами. Другой пример – особняк с подводной бильярдной комнатой, который в 1890 году построил английский мошенник Уитакер Райт. Или полет Элвиса Пресли на личном самолете из Мемфиса в Денвер и обратно в 1976 году, когда было потрачено 500 галлонов горючего, чтобы король рок-н-ролла съел какой-то особенный сэндвич. Расточительное потребление стало столь неотъемлемой частью языка, что люди часто ошибочно считают это единственной формой демонстративного поведения богатых. Отчасти потому, что Веблен был не только экономистом, но и социалистом-сатириком, отсутствие или даже полное пренебрежение здравым смыслом стало казаться определяющей характеристикой расточительного потребления. Здесь речь идет о богачах, потакающих даже самым странным своим прихотям. Например, султан Брунея, праздновавший свое пятидесятилетие, проявил верх невоздержанности, пригласив Майкла Джексона дать три концерта. Среди противоречащих здравому смыслу аспектов расточительного потребления – готовность богатых платить больше, когда аналогичный товар продается намного дешевле. Для праздного класса, как утверждал Веблен, ценник очень важен для статуса. «Красивый предмет, который стоит дешево, считается некрасивым». Серийно выпускаемая ложка может быть изящной, говорил он, а сделанная вручную серебряная – грубой, но мы почти всегда считаем фамильной ценностью серебряную ложку. Сегодня экономисты называют это эффектом Веблена. Он гласит, что богатые предпочитают высокую цену, так как она рекламирует их способность позволить себе, скажем, лучшие тапочки от Gucci с вышитыми вручную китайскими узорами и одновременно отсекает тех, кто этого себе позволить не может. Эффект Веблена – это не просто научное понятие. В действительности он влияет на ценовую политику компаний и гласит, что, вопреки ожиданиям, снижение цен на престижные товары может привести к спаду продаж. Так, группа Four Seasons Hotel иногда в отсутствие спроса закрывает отели, вместо того чтобы предоставлять скидки и тем самым портить имидж марки. В период спада на рынке туризма после террористических атак 11 сентября 2001 года многие престижные отели заманивали гостей, предлагая дополнительную ночь бесплатно, но не рискуя понизить статус заведения в сознании клиента формальными скидками. Пьер Карден (надо думать, не читавший Веблена) отошел от высокой моды 1960-х годов к прет-а-порте и в 1980-е годы растерял весь свой престиж. Если поведение богатых иногда противоречит интуиции, оно все-таки вовсе не является ненормальным. Расточительное потребление Веблена и принцип гандикапа Захави – это, в общем, два варианта одной идеи: первый касался человеческой роскоши, а второй, независимо, поведения животных. Экономист Веблен, вероятно, плохо разбирался в зоологии. Его представления об эволюции были своеобразными. Биолог Захави, в свою очередь, слыхом не слыхивал о Веблене, пока не опубликовал свою работу о принципе гандикапа. Это обоюдное неведение простительно: кто бы мог подумать, что богатые люди и дикие животные ведут себя одинаково? Но хотя первая теория связана в основном с собственностью, а вторая – с биологией и поведением, обе утверждают, что важной составляющей демонстративного поведения является небережливость, или то, что Веблен однажды назвал «показной расточительностью». Расточительство прекрасно Вывод состоит в том, что расточительная самореклама совершенно естественна. Это (во всяком случае, на первый взгляд) кажется хорошей новостью для богатых людей. Согласно некоторым последователям Веблена и Захави, биоразнообразие само по себе является результатом распространения в мире животных неэкономичного сексуального демонстративного поведения, будь то свечение светляка, или яркие цветопредставления, которые устраивают в брачный период извивающиеся и кружащие кальмары, или танцующие нога к ноге Джин Келли и Сид Черисс. Эта головокружительная сторона эволюционной психологии связана с тем, что один исследователь назвал «чудесным миром расточительных сексуальных сигналов». «Многие эволюционисты сегодня признают, что все в природе, что мы находим красивым или впечатляющим, служит расточительной демонстрации, а не практической эффективности, – пишет Джеффри Миллер из Юниверсити-колледжа в Лондоне. – Цветы, фрукты, крылья бабочек, гнезда шалашников, пение соловья, раскраска мандрила, хобот слона… и человеческий язык – все это сформировалось в ходе полового отбора». В природе расточительство нередко является неотъемлемой частью демонстрации. Например, широкохвостому колибри недостаточно иметь раскраску лучше любой броши от Tiffany. Он сможет произвести впечатление, только если согласится на непомерную цену (или гандикап, если пользоваться терминологией Захави) и будет по 40 раз в час совершать свои пике. Эти расточительные демонстрации требуют оставаться легким и проворным, так что колибри фактически голодает целый день, все пикируя и пикируя. Затем, как кавалер богатой женщины, расстегивающий каммербанд под утро, он устраивает себе двадцатиминутную пирушку, заглатывая нектар, пока его брюшко не распухает, а вес не увеличивается на треть. Теперь он «зарядился» энергией на весь следующий день. Самец, не способный вести столь экстравагантный образ жизни, не добьется расположения самки. Миллер, сторонник принципа гандикапа, утверждает, что то же стремление к расточительной демонстрации объясняет нашу любовь к шикарным машинам, эксклюзивным платьям, большим домам или картинам Ван Гога на стене. Важна именно расточительность этих приобретений. Если бы Ван Гог мог достаться любому задаром, полагает Миллер, многие люди перестали бы жаждать его приобретения. Они покупают такие картины, чтобы дать людям понять (разумеется, сделав это изящно), что могут позволить себе повесить картину стоимостью 70 миллионов долларов на стене в столовой. Так же и Ferrari 360 Spider является символом статуса в основном потому, что стоит 140 тысяч долларов. Скиньте ноль (и смените имя, скажем, на Little Miss Muffet), и это будет просто шумная, неудобная спортивная машина. Я преувеличиваю, и прошу за это прощения. Картины Ван Гога – это, без сомнения, высокое искусство, a Ferrari разгоняется с места до сотни километров в час в мгновение ока; и то и другое представляет собой настоящую ценность. Но как она соотносится с ценой? Миллер сравнивает наушники Sennheiser Orpheus Set стоимостью 15 тысяч долларов с Vivanco SR250s, которые звучат почти так же хорошо, но продаются за 40 долларов. «Специалисты по маркетингу фирмы Sennheiser знают, – пишет он, – что Orpheus Set покупают в основном богатые мужчины, молодые или средних лет, которые ищут, открыто или негласно, свою „вторую половину“. Их в 400 раз большая стоимость по сравнению с Vivanco – это цена ухаживания». Иными словами, цена гандикапа. «В то время как Vivanco – просто хорошие наушники, Sennheiser – это павлиний хвост и соловьиная трель… Sennheiser покупают не ради звучания, а ради впечатления, которое они производят на окружающих». Далее Миллер утверждает, что расточительная самореклама богачей может быть полезной. «Является ли расточительность лучшей позицией для развития устойчивого человеческого общества? – спрашивает он. – Как это ни удивительно, биология дает на этот вопрос положительный ответ». Одно из преимуществ наших расточительных демонстраций, утверждает Миллер, состоит в их долговременности. Веер павлина исчезает вместе с ним, но картины Ван Гога будут способствовать привлечению партнеров на протяжении многих поколений. По мнению Миллера (которое временами кажется причудливой смесью рейганизма, дарвинизма и экологического мышления), расточительное потребление богатых фактически ведет к просачиванию благ от такой демонстрации к другим людям: «Даже если материальный продукт принадлежит одному индивидууму, он может укреплять сексуальный статус любого, кто связан с его производством, оплатой, продажей или потреблением». Итак, творчество Ван Гога действительно начинает казаться общим достоянием. Им может хвастаться даже парень, который повесил картину художника на стену столовой. Миллер полагает, что расточительная сексуальная демонстрация может оказаться полезной для окружающей среды, так как она отвлекает людей от секса как такового или, по крайней мере, от размножения. «Чем больше времени и энергии вы тратите, чтобы доказать свою сексуальность, – пишет он, – тем меньше времени и энергии у вас остается для воспитания потомства… Вместо того чтобы тратить третий десяток лет на заботу о шестерых детях, как делали наши предки, мы тратим это время на получение высшего образования, карьерный рост, покупку вещей, посещение кино, отдых и укрепление статуса, Расточительное потребление или требующие расходов дети – совмещать это трудно». Ну что ж, пришло время рассказать богатым плохие новости. Что бы ни говорил Миллер, многие наши расточительные сексуальные демонстрации вовсе не так долговременны или безобидны для окружающей среды, как картины Ван Гога или наушники Sennheiser. И они вовсе не обязательно так уж несовместимы с дарвинистским занятием распространения генов. Уилт Чемберлен демонстрировал расточительное поведение, когда пожелал украсить мордами тысяч полярных волков постельное покрывало и уголок для беседы в своем особняке в Лос-Анджелесе. Вероятно, потребовалось бы провести независимое расследование, чтобы установить соотношение волков и волчиц в период его проживания там, но сам Чемберлен подсчитал, что за свою жизнь занимался сексом с двадцатью тысячами женщин. Но волчьи морды – не единственное средство. Так, на постройку любовного гнездышка одной звезды баскетбола на холме в Бель-Эйр ушло пять вагонов выдержанного красного дерева. И вот вам теория просачивания благ в действии: когда особняк недавно был выставлен на продажу, приятель Чемберлена назвал его «домом, где жил знаменитый человек, имевший множество женщин». В таком же вызывающем стиле один голливудский продюсер недавно поразил нескольких друзей, доставив их на личном самолете на Галапагосские острова, где его съемочная группа работала над документальным фильмом о природе. Они проторчали там несколько часов, потом им стало скучно, и тогда они улетели домой. По оценке съемочной группы, на это ушло более 100 тысяч долларов. На обед подавали дарвиновых вьюрков с дробленой пшеницей и сельдереем в соусе из уксуса и горчицы. (Хорошо, признаю, в конце я малость приврал.) Позерство во благо И все же Миллер высказал важную мысль. Вопреки всему, чему учили нас матери, позерство часто оказывается полезным, причем не только для того, кто красуется, но и для всех остальных. Например, Дж. Пол Гетти покупал произведения искусства, чтобы с их помощью из нефтяного магната превратиться в императора. Многие люди чувствуют особое родство с Людовиком XIV или Наполеоном, однако Гетти говорил своим друзьям, что в прошлой жизни был римским императором Адрианом. Помимо непосредственной экономической выгоды, позерство богатых часто ведет к перманентному улучшению качества жизни остальных людей. Брайен Хейден, чья работа на тему пиров-соревнований и происхождения сельского хозяйства упоминалась в одной из предыдущих глав, пишет, что состязательное демонстративное поведение богатых привело к «трансформации разнообразных престижных технологий в практические». Богачи, или люди, которых Хейден называет «три-А-честолюбцами», первыми начали внедрять ткани, металлы, океанские судна, кожаную обувь, мелко помолотое зерно и пшеничный хлеб, пластик, водопровод и канализацию (первый в Америке туалет со смывом появился в эксклюзивном мужском клубе Reading Room в Ньюпорте, Род-Айленд), керамику, стекло, автомобили, письменность и книги. Богатые не обязательно изобретали эти новые технологии, но они покровительствовали ремесленникам, которые этим занимались. Они делали эти инновации частью своего расточительного потребления, а остальные члены общества начинали им подражать. Хейден считает, что имел место процесс, в ходе которого забавы богачей становились частью быта простых людей, что привело к «постепенному, но разительному росту уровня жизни за последние десять тысяч лет». Чтобы «праздный класс» не показался слишком трудолюбивым, скажем, что демонстративное поведение богатых также подарило нам выходные дни. Английский премьер-министр Артур Бальфур происходил из аристократической семьи, владевшей 87 тысячами акров земли в Шотландии. Он был богат, красив, очень обаятелен и являлся «умнейшим политиком своего времени», А еще он любил играть в гольф. В 1880-е годы он составил для себя (и всей страны) расписание, выделив два свободных дня в неделе. «Он обладал таким магнетизмом, – пишет историк Барбара Тачман, – что общество шло за ним. Так родилась традиция проводить уик-энд в сельском доме». В рабочий класс идея уик-энда просочилась несколько позже. Наконец, все это рождает гораздо более спорное предположение о том, что проблески роскоши каким-то образом идут на пользу обществу в целом, что великолепие на верху социальной иерархии возвеличивает даже тех, кто стоит в самом низу. Наши мораль и религия, напротив, учат тому, что ситуация, когда один человек жиреет и транжирит деньги, пока другие голодают, нестерпима. Политическая история подтверждает, что неумеренная демонстрация богатства грозит гильотиной. Но задумайтесь на минуту: как и другие общественные приматы, мы инстинктивно оцениваем статус друг друга. В глубине души нам нравится тщательно «ранжировать» людей и модели поведения тех, кого мы считаем ниже себя, и мы жаждем маячащих наверху чудес. Пожалуй, нет более жестокой фразы, чем «лучше уже не будет». Нам нравится думать, что мы растем, а значит, нам нужно и пространство для роста. Это справедливо и в самых абсурдных ситуациях. Например, когда английский пиарщик Мэтью Фрейд в 1990-е годы проводил модные вечеринки, он любил, чтобы помимо основной зоны устраивался ряд эксклюзивных комнат для VIP-персон, расположенных в иерархическом порядке (главное «святилище», как правило, пустовало). Иногда демонстративное поведение богатых ведет к положительным результатам отнюдь не окольными путями. Расточительность богатых подарила нам некоторые из прекраснейших вещей на земле: картину «Рождение Венеры» Боттичелли, созданную по заказу Лоренцо Медичи, или «Реквием» Моцарта, который анонимно заказал граф Вальзег цу Штуппах, вероятно желавший потом выдать его за собственное произведение. Пока их расточительная самореклама стремится к таким вершинам, позерство богачей, без сомнения, приносит пользу человечеству. Но в остальных случаях (и богатые люди сами прекрасно это знают) они рискуют заслужить осуждение религии, морали и политики. В конечном счете не важно, выгодно ли нам их демонстративное поведение. Для естественной истории значение имеет лишь то, полезно ли оно самому индивидууму и если да, то почему. Ритуалы посвящения Одна из причин, по которым богатые уделяют столь пристальное внимание сигналам и символам богатства, заключается в том, что это помогает им определить, является ли человек представителем их культурного подвида. Например, Кристофер Рокфеллер таковым не был. Летом 2000 года он объявился в студии художника Жене Серран-Пажана в Саутгемптоне, Лонг-Айленд, выдавая себя за родившегося во Франции наследника состояния Рокфеллера. Он ездил на Mazda 626 золотистого цвета, что показалось Серран-Пажану странным для Рокфеллера, но раз уж он высказал намерение купить полдюжины картин Серран-Пажана на сумму свыше 500 тысяч долларов, с выводами можно повременить. За ужином Рокфеллер хвастался приобретением яхты за 34 миллиона долларов и знакомством со знаменитыми плейбоями Биллом Клинтоном и Доди аль-Файедом. Серран-Пажану показалось, что он почуял «запах улицы», исходящий от гостя. Дело усугублялось тем, что Рокфеллер был мускулист, имел татуировку в виде орла на руке и говорил с сильным французским акцентом. Кроме того, ему потребовался номер банковского счета Серран-Пажана, для того чтобы заплатить за картины. Этот предлог был таким же мошенничеством, как и электронные письма, присылаемые незнакомцами из Нигерии: «Мы просим Вас о содействии в важном деле перевода 26 миллионов долларов из нашего банка и надеемся, что Вы не подведете нас ни сейчас, ни в будущем». Серран-Пажан окончательно убедился в том, что его гость – самозванец, когда обнаружил, что тот совершенно не разбирается в винах. Поистине это настоящий камень преткновения для многих нуворишей. Серран-Пажан налил дешевого калифорнийского вина в керамический кувшин, надеясь, что никто не обратит внимания. «Превосходно, – восторженно воскликнул Рокфеллер. – Бордо, да?» Позже, когда Рокфеллера арестовали за попытку исчезнуть, не оплатив гостиничный счет, оказалось, что он жулик по имени Кристоф Роканкур, не имевший ничего общего с Рокфеллерами. Его разыскивали по обвинениям в мошенничестве, подделке документов, кражах, бегстве от правосудия после выхода под залог, попытке изнасилования и вооруженном нападении. Мораль этой истории проста: разбирайтесь в винах. Все остальное простительно. Знание нужных людей, мест и развлечений (то есть того, что должен знать богач) – это единственный надежный признак принадлежности к сильным мира сего. Особенно данное правило справедливо в тех случаях, когда миллиардеры носят побитые молью свитера и ездят на двадцатилетних джипах. В прошлом с этим, пожалуй, было проще. В странах от Древнего Рима и императорского Китая до колониальной Новой Англии принимались законы, регулировавшие демонстративное поведение в зависимости от классовой принадлежности и доходов. В некоторых местах крестьянам разрешалось носить одежду только черного или коричневого цвета, что заставляет вспомнить о покупателях Ford Т. Шелк и лен носили аристократы, причем в зависимости от ранга одним полагалось носить серебряные пуговицы, а другим – золотые. «Любой костюм был своего рода униформой, свидетельствовавшей о ранге и общественном положении носившего его человека», – пишет изучавший такие законы историк. Иногда ранг определял даже то, сколько свечей человек мог зажигать в фонаре ночью, и те, у кого их было меньше, обязаны были уступать дорогу более ярким «светилам». Такие тонкие различия или знаки статуса свойственны не только людям. Они наблюдаются и в жизни животных. Например, у домовых воробьев большой черный треугольник на груди самца является признаком высокого статуса, и при случае самки обычно выбирают любовника с такой отметиной. Большие синицы – широко распространенные в Старом Свете птицы – имеют темную полосу на груди. Самцы с более широкой полосой пользуются почетом у самцов с менее широкой полосой, а также успешнее защищают территорию и размножаются. Захави утверждает, что эти сигналы не случайны, а соответствуют реальной силе особей, которые их демонстрируют. Казалось бы, для такого умного вида, как наш, подделать символ статуса должно быть несложно. Присвоение имени Рокфеллера принесло Кристофу Роканкуру огромный успех, во всяком случае поначалу. Предполагается, что он выманил несколько сотен тысяч долларов у доверчивых жителей Саутгемптона, которых поразила знаменитая фамилия. Но в конечном итоге самозванцы обычно терпят неудачу, что продемонстрировали ученые, поставившие ряд необычных экспериментов для выявления роли так называемого «фактора подделки». Так, в ходе одного из них исследователь прикрепил пластиковые «мечи» к хвостам самцов меченосца и обнаружил, что самки предпочитают самцов с более длинными хвостами. Датский орнитолог Андрес Меллер проделал схожий опыт с деревенскими ласточками. У этих красивых певчих птиц раздвоенные хвосты, некоторые чуть длиннее других. Меллер приклеил несколько сантиметров перьев к хвостам одних самцов и немного укоротил их у других. Самцы с более длинными хвостами легче находили партнерш, а также завязывали отношения на стороне. Подделка символа статуса прямо трансформировалась в большее число сексуальных связей. Однако эксперимент Меллера, как и подобные исследования британских ученых, показал, что искусственно удлиненные хвосты мешали полету, и обманщики не могли так же успешно, как раньше, охотиться на насекомых. Ни один из них не вернулся после зимней миграции. Более того, при анализе ДНК обнаружилось, что около 50 % птенцов в их гнездах были зачаты другими самцами. Самки каким-то образом понимали, что их надули (возможно, просто благодаря тому, что самозванцы не приносили в гнездо достаточно еды), в результате они отправлялись на поиски обладателей лучших генов. С другой стороны, самцы с натуральными длинными хвостами становились отцами 95 % птенцов в своих гнездах. Иначе говоря, знак статуса приносил плоды лишь тем особям, которые имели право его носить. Подобно ласточкам, люди то и дело предъявляют друг другу знаки статуса. Даже среди своих богатые непрерывно ищут самозванцев, мошенников, неудачников, тех, кто просто преувеличивает свой статус. Например, во время Второй мировой войны Роберт Вуд Джонсон-младший оставил пост президента Johnson&Johnson и поступил на службу в Управление военной промышленности США, ухитрившись получить звание бригадного генерала. Как пишет биограф Барбара Голдсмит, всю оставшуюся жизнь он требовал, чтобы к нему обращались «генерал Джонсон». Он также отбросил от своего имени слово «младший», чтобы оно не умаляло его социального превосходства. Из тех же соображений его сестра Эванджелина вышла замуж за русского принца. Племянница Джонсона вспоминает: «Бывало, дядя Боб говорил: „Черт возьми, не могу понять, почему эта женщина называет себя принцессой, ведь она такая же принцесса, как я – балерина“. Помню, я сказала ему: „Думаю, она делает это по той же причине, по какой ты называешь себя генералом“». Богатые проверяют друг друга на предмет соответствия занимаемому положению не только вербальными способами. Когда Консуэла Вандербильт, герцогиня Мальборо, приехала в 1902 году в Россию, она побывала на балу при дворе царя Николая II в Зимнем дворце: