Собеседник оказался весьма сообразительным человеком: – Эвона как… Выходит, ежели что-то не так, то ты в рыло совать не станешь. Можешь и к стенке подвести… На это предположение я легко согласился: – Угу. Мы же не в царской армии, чтобы бойцов мордовать. Не… если понимаю, что человек сам вину осознал, то отхватит затрещину для порядка и на этом всё. Ну а ежели он будет упорствовать в своих заблуждениях, то и получит на полную катушку без всякого рукоприкладства. Ты и сам знаешь, что в армии для этого есть десятки методов. Так что отеческую командирскую плюху еще заслужить надо. А окажется совсем невменяемым, ну так – по законам военного времени… Буденный покрутил головой: – Тю, так ты про это… Как солдатиков гнобить, это все знают. Ничего нового не открыл. Токмо в чем же тогда у тебя от старого режима отличие? Что там, что здесь – одно угнетение. А ты что, вообще в сознательность красных бойцов не веришь? Я фыркнул: – Еще как верю! Поэтому мои морпехи, как адмиральский чай – два в одном. И сознательные, и дисциплинированные. Так что тебе рассказывать стану именно про то, как сделать подобного бойца. Считаю, в этом главная командирская задача. Краском должен не водку жрать да по бабам бегать, а бойцов воспитывать. Ежедневно. Ежечасно. Тогда и отдача будет такая, что закачаешься. Да ты и сам о наших похождениях слыхал… Не думаешь же ты, что это я такой весь из себя военный гений? Нет, паря, все дело в людях. Вот как воспитаешь своих, так сразу меня в военном деле далеко переплюнешь. У тебя ведь несколько лет войны за плечами, да полный Георгиевский бант. И мне тебя воевать учить? Ты и сам в этом вопросе с усами! Внимательно слушающий меня Семен машинально разгладил упомянутую растительность на лице и сдавленно хрюкнул. А я, глядя на его манипуляции, рассмеялся. В общем, на этом позитивном настрое с Буденным говорили еще часа два. И я в этом разговоре больше упор делал не на тактику со стратегией, а на людей. Ну и заодно, с периодически вступающим в разговор комиссаром, политически просвещал будущего легендарного командарма. Он, кстати, в долгу не оставался, а тоже объяснял несколько наивному Чуру не совсем понятные, но интересные нюансы. Например, по отношению к тем же казакам. Я и до этого самых разных людей слушал, но лишь теперь сформировалось окончательное мнение – с тем казачеством, что сейчас существует, договориться невозможно. И дело даже не в том, что они более зажиточные, более самостоятельные и поэтому на красных смотрят косо. Там и бедноты хватает… Дело в том, что они на всех, кто не казак, смотрят косо. Вот как бы понятнее объяснить… В общем, зачатки нацизма в казачьей среде цветут и пахнут. Говоря более современными понятиями, чубатые себя считают ариями. И это им с детства прививается, на самом низовом уровне. Они арии, а все остальные это унтерменши. Второй сорт. И даже самый никчемный казак, у которого из имущества лишь лампасные шаровары в дырах да лошадка ледащая, считает себя несравненно выше любого русского крестьянина или прочего «иногородца». Причем выше просто по праву рождения. И из-за этого «права» в казачьи ряды просто так не попасть. Тот же Семен Михайлович… С детства в станице жил. Шашкой и конем владел – любому на зависть. Трудился бок о бок с ними. В состязаниях участвовал. Выигрывал их. Но казаком так и не стал. Ибо чубатым невместно «иногородцев» привечать. Они – особая каста. Отдельное сословие. Не все, конечно. Вон, у Михалыча, треть отряда – казаки. Но «арийцев» реально очень много. Тут впору не только со старшиной бороться, но и общую денацификацию проводить. Кстати, в свое время у советской власти это получилось. Сословия упразднили, лишнюю придурь из лампасников выбили, и стали казаки тем, кем и должны были быть – подготовленными и умелыми защитниками Родины. Да, со своими тараканами. Но не нацистскими, а обычными – присущими любому профессиональному сообществу. Кстати, на этих «тараканов» они уже имели полное право. Как те же десантники в наше время. Право, заслуженное кровью. И без всяких арийских замашек. Ну а те, кто не захотел расставаться с венцом «сверхчеловеков», так и ушли с Красновым в Германию. А в сорок первом вернулись, насаждать «новый порядок». Поэтому вооруженные близким их сердцу нацистским учением, резали бывших соотечественников самозабвенно да без жалости. И не «жидов с коммунистами», а самых обычных людей. Так что, сдается мне, сумасшедший градус противостояния в Гражданской войне новой власти с казачеством связан, в первую очередь, именно с их сословным нацизмом. А привилегии казачьи это уже вторично. Немаловажно, но вторично… * * * Утро началось замечательно. Поднимающееся солнце освещало светлые облака, говорящие о том, что дождя в ближайшее время не ожидается. Зато и сильной жары тоже можно не опасаться. Во всяком случае, до обеда. А это уже совсем неплохо. И до окончания утреннего туалета я пребывал в благодушном настроении. Но вот по окончании оного меня внезапно настиг бич божий. Имя бичу было – Сергей Андреевич Бурцев. Нет, после того, как я отдал студента Федору на воспитание, тот вроде стал исправляться. Взбрыки присутствовали, но так – в пределах нормы. Зато каллиграфический почерк у Бурцева оказался очень даже хорош, и все это время он подвизался помощником батальонного писаря. То есть за ним зорко следил писарь. За ним продолжал наблюдать Федор. Поэтому я не ожидал никаких особых подвохов. А зря… Мага спокойно поливал мне из кружки, но стоило только умыться и начать вытирать морду полотенцем, как вдруг сзади послышалось: – Чур …ленович! Отчества не расслышал, потому что как раз в этот момент мизинцем из уха извлекал остатки воды. Но один хрен, меня это так потрясло, что я прыжком развернулся. Как вы помните, отчество мне досталось в детдоме от завхоза-алкоголика. И здесь его вообще никто знать не мог! Даже Жилин! Седому я известен лишь по имени и фамилии. То есть как Артем Чур. Без всяких Владленовичей! А развернувшись, увидел перед собой Серегу. Рядом с ним терся курносый и белобрысый парнишка в гражданской одежде, но при этом в черном берете со звездой. Эдакий Че Гевара южнорусского розлива. К слову – здоровенький парнишка. Кровь с молоком, да раза в полтора здоровее худосочного студента. Почему-то мне не знакомый. Не помню я эту краснощекую физиономию. Но глаза у обоих горели настолько одинаково, что я как-то сразу понял насчет белобрысого – такой же малахольный, как и Бурцев. Студент тем временем, радостно переглянувшись с белобрысым, повторил: – Чур Пеленович, я всех оббежал и посчитал расход керосина, продуктов и боеприпасов за прошедший день. Вот. Он протянул мне любовно обернутую газетой амбарную книгу, в которой вели учет. Я машинально ее взял, но потом спохватился: – Стоп. Ну как объясни мне, товарищ Бурцев, – какой в жопу «Пеленович»? С какого хрена ты так меня обозвал и как в твоей башке это вообще появилось? «Бич божий» даже подпрыгнул от перевозбуждения: – Но ведь вы откликнулись! То есть начали вспоминать! Значит, правильно Алексей предположил, что вы – аватара! Тут уже подпрыгнул я: – Кто?! Невозмутимый Магомед от моего вопля выронил кружку, а студент с жаром принялся объяснять: – Ну как же! Все сходится! Про Дориана Грея я тогда действительно глупость сморозил! А Лешка мне рассказал, что у индийцев есть верование, что иногда на землю сниходит божество и поселяется в человеческом теле. И у древних греков так же было! Но у индийцев немного по-другому. У них вначале аватара гораздо слабее божества и почти ничего не помнит! Но при этом несравненно сильнее, умнее и лучше обычного человека. Во всем! Как и у вас! Не может обычный человек так стрелять, драться и мыслить. А вы как? Сразу с двух пистолетов в летящую бескозырку! Или одним ударом наповал валите! А как вы вчера прямо с лошади на врагов прыгнули и давай их уничтожать? Ни у кого бы этого не получилось. Да и вообще… Так что теперь все сходится! Вы вначале были совсем старенький и немой. А потом резко помолодели, потому что аватара стал развиваться! И в России есть такое божество – Чур! Сын Пелена и внук Сварога! Значит, вы – Чур Пеленович Сварогов! Вот! Начали что-то вспоминать? Мага опять уронил кружку, а я, глядя в сияющую ожиданием божественных откровений физиономию студента, набрал воздуха и заорал: – Потапова ко мне! Комиссара ко мне! Названные появились почти моментально, и я стал раздавать указания: – Федя! Ты вконец забросил возложенные на тебя обязанности. Ослабил внимание, и у этого индивида снова кукуха слетела! Все от того, что у Сергея появилось очень много свободного времени для идиотских мыслей, перенапрягших неокрепший мозг! Выдать Бурцеву пулемет! Он его сильно отвлечет от поиска мистических сущностей! Опытный Потапов не стал уточнять нюансы, лишь уточнил: – Разбитый? – Разумеется! Дашь ему целый – и к вечеру у нас будет еще один не работающий пулемет! Федор уже ухватил остолбеневшего студента за шкварник и собрался его уволочь в сторону, но я их остановил: – Погодь. Еще не закончил. – После чего, ткнув пальцем в краснощекого, спросил: – Ты кто, чудовище? Тот браво выпятил грудь: – Боец отдельного батальона морской пехоты Балтийского флота Алексей Барметов! Я прищурился, вспоминая: – Барметов? Э-э… Хм… Ага! Это который Алеша Попович?! Сын отца Вениамина? Несовершеннолетний отрок, тайно сбежавший из дому? Мля! И в бескрайней степи ты умудрился безошибочно найти второго такого же долбодятла?! Чтобы жизнь мне отравить?! Теперь понятно, откуда Бурцев эту бредовую идею почерпнул! Да твою дивизию! Ты же вроде в православной семье рос! Откуда у тебя вообще термины и понятия индуистской философии взялись? Блудный сын опустил глаза: – Ну… батяня разные разговоры с другими священниками вел… Повернувшись к Лапину, я подытожил: – Короче. Эти два ухаря с глузду съехали и считают меня богом. Студент пискнул: – Аватарой… Глянув, как Потапов слегка двинул ему по шее, я удовлетворенно продолжил: – Поэтому ты, как комиссар, проводишь среди темных и несознательных бойцов в лице Бурцева, отдельную усиленную антирелигиозную пропаганду. Ибо сказано – «не сотвори себе кумира». То есть – тьфу! Наоборот… Э-э… Ну, короче, ты меня понял! Нам и так его придури хватает, но если студент еще и в религию вляпается, то это просто пипец получится. Поэтому он теперь должен существовать исключительно между Потаповым и тобой. С перерывом на короткий сон. Что касается тебя… – я повернулся к белобрысому, – ты сдаешь винтовку, снимаешь берет, берешь лошадь, запас продуктов и ясным соколом летишь в родное село, к папе! Это вон в ту сторону, порядка пятидесяти верст! Попович вроде как даже всхипнул, но тут неожиданно вступился Потапов: – Командир, может, не стоит Ляксея гнать? Он парнишка соображающий. С оружием ладит. Пулемет уже со второго раза понял. Да и твою мотоциклу почти освоил. Пока тебя не было, он даже ездить пробовал. Упоминанием о байке Федор меня заинтересовал. Хм… если пацан научится гонять на моцике, то это будет очень хорошо. Да и сам парнишка крепенький. Не скажешь, что несовершеннолетний. Поэтому переиграл, резюмировав: – Ну если ты и его на воспитание возьмешь, то пусть остается. Как – с двумя справишься? Бывший унтер кивнул и, испросив разрешения, удалился, захватив обоих возмутителей спокойствия. А я, приходя в себя, продолжил готовиться к выходу. Мысли, правда, продолжили крутиться вокруг случившегося. Разговор-то наш слышали многие. Да что там «многие». У всего батальона уши как локаторы были. Даже лошади, сука, не ржали и не звякали сбруей, поддерживая общую тишину. И чем мне это может грозить? Я усмехнулся. Да ничем! Просто появится очередная байка про героического Чура. На этот раз с уклоном в мистику. И как это разрулить, я тоже знаю. Поэтому, когда уже выдвинулись, а едущий рядом Буденный спросил: – Не понял… тебя тот хлопец, что – давно знает? Я усмехнулся: – Нет. Просто мы с ним в красновской контрразведке вместе сидели, а потом из-под расстрела ушли. Беляков перебили да ушли. И вот у него с тех пор немного плохо с головой. Не критично, но сам понимаешь, не каждый после расстрела прежним останется… А из батальона его убирать не хочу. Пропадет мальчишка ни за грош… Семен понимающе кивнул и решил уточнить: – А чего он там про старичка говорил? Ты на вид навроде помладше меня будешь. Так, ежели навскидку, то чуть за тридцать… Грустно сплюнув, я пояснил: – К контрикам я попал раненым. А потом еще при допросе так обработали, что и мать родная бы не узнала. Поэтому студент посчитал дедом. Я и не возражал. Да что там «возражал» – разговаривать и то толком не мог. Ну а позже, когда уже сбежали – очухался, отмылся, отъелся, вот Бурцев и охренел от изменившегося вида. Чего тут говорить – ты в госпиталях такое наверняка не раз видел. Буденный вздохнул: – Это да… помню, землячка у меня как-то подранило. Дык оказия случилась, та я его на лечении навестил. Навестил и не признал бедолагу. Та же беда, что и с тобой. А потом – ничего. Вернулся к нам почти прежний. Токмо глаз дергается. Но один хрен, убило его после. «Чемодан» германский прямо под ним рванул. И ни Митяя, ни лошади… Собеседник машинально перекрестился, а потом, искоса зыркнув на меня, смущенно замолк. Я лишь хмыкнул, заметив: – Чего засмущался? В окопах атеистов нет, так что нечего тут стесняться. Все мы и крестимся, и молитвы читаем. Особенно когда пулеметами прижмут или артиллерия накроет. Михалыч от этой сентенции аж на стременах привстал: