Офицеры «Саардама» смотрели на эти забавы сквозь пальцы, ожидая, когда на борт поднимется генерал-губернатор. Пока он с семейством не устроится на корабле, никого другого туда не пустят. Доска на четырех веревках медленно поднимала наверх Лию. Сара наблюдала снизу, прижав руки к груди и до смерти боясь, что дочь не удержится или веревка оборвется. Муж уже был на борту, а Саре предстояло подняться в последнюю очередь. Что при посадке на корабль, что во всех прочих случаях этикет предписывал ей оставаться наименее важным человеком в собственной жизни. Когда пришел черед Сары, она села на доску, крепко схватилась за веревки и радостно засмеялась, когда доска взмыла вверх и ветер принялся трепать одежду. Ее охватил восторг. Она болтала ногами и смотрела сверху на Батавию. Тринадцать лет она наблюдала за тем, как город расползается, словно тающий кусок масла. Из окон форта он виделся огромным нагромождением улочек, торговых лавок, рынков, заключенным в зубчатых стенах. Но сверху он казался одиноким существом: улицы и каналы жались друг к другу, будто их теснили к берегу подступающие джунгли. Над крышами висели клубы торфяного дыма; в небе кружили яркие птицы, ожидая, когда закончится базарный день и можно будет поживиться объедками. С болью в сердце Сара осознала, как сильно она будет скучать по этому месту. Каждое утро Батавия просыпалась под громкие крики попугаев – их стаи взлетали с качающихся ветвей и расцвечивали небо ярким опереньем. Сара любила этот многоголосый гвалт, мелодичный язык местных жителей, пряный запах похлебки, которую по вечерам готовили в огромных котлах. В Батавии у Сары родилась дочь и умерли двое сыновей. Радости и горести жизни в Батавии сделали ее такой, какая она была сейчас. «Качели» доставили Сару на шканцы, у грот-мачты. Матросы сновали по снастям, словно пауки, тянули канаты и вязали узлы, плотники строгали доски, а юнги конопатили и смолили швы, стараясь не нарваться на ругань. Лия стояла у поручней и оглядывала корабль. – Впечатляет, правда? – восхищенно спросила она мать. – Но столько лишней работы. – Лия указала на матросов, которые с кряхтеньем опускали груз в люк трюма, будто в разверстую пасть зверя, которого следовало накормить перед дорогой. – Им бы подъемную машину, и они бы справились вдвое быстрее. Я могла бы сконструировать такую, если бы они… – Тебя не послушают. Ни за что, – перебила ее Сара. – Держи свои идеи при себе, Лия. Вокруг мужчины, которым не по нраву придутся твои предложения, пусть даже высказанные с самыми благими намерениями. Лия обиженно закусила губу, глядя на ненадежную подъемную конструкцию: – Но это так легко сделать, почему мне нельзя… – Потому что мужчинам не нравится, когда их выставляют глупцами, а именно так они себя чувствуют, стоит тебе заговорить. – Сара погладила дочь по щеке, жалея, что не может облегчить той понимание жизни. – Ум – это своего рода сила, а мужчины не потерпят рядом женщину, которая сильнее их. Гордость не позволит, а она им всего дороже. – Она покачала головой, не в состоянии найти нужные слова. – Этого не понять. Просто такова жизнь. В стенах форта тебя окружали любящие люди и ты боялась только отца, но на «Саардаме» такой защиты нет. Здесь опасно. Так что запомни мои слова и всегда думай, прежде чем что-то сказать. – Да, мама, – ответила Лия. Сара вздохнула и притянула дочь к себе. Сердце ее болезненно сжалось. Какой матери хочется запрещать своему ребенку быть тем, кем он желает, но что проку лезть на рожон. – Скоро все изменится, обещаю, мы будем в безопасности и заживем так, как хотим. – Жена! – прокричал генерал-губернатор с другого конца палубы. – Хочу представить тебя кое-кому. – Иду, – отозвалась Сара, беря Лию за руку. Муж разговаривал с потным толстяком, лицо которого испещряли красные прожилки, а воспаленные глаза слезились. Очевидно, он поздно встал и не уделил должного внимания своему туалету. Ленты щегольского наряда развязались, рубашка выбилась из-под пояса. Толстяк не был напомажен и надушен, хотя отчаянно нуждался и в том и в другом. – Это мастер-негоциант Рейньер ван Схотен, главный человек на корабле, – сказал генерал-губернатор. В его словах сквозила неприязнь. Ван Схотен окинул Сару таким взглядом, будто мысленно прикалывал к ней ценник. – Я думала, главный – капитан, – удивилась Лия. Ван Схотен заткнул большие пальцы за пояс и выпятил пузо, собрав остатки достоинства. – Не на торговом судне, госпожа, – пояснил он. – Задача капитана проста – благополучно привести корабль в Амстердам. Я же отвечаю за все прочее. «Проста», – подумала Сара. Будто есть задача поважнее, чем не затонуть. Хотя, разумеется, она была. Судно плыло под флагом Объединенной Ост-Индской компании, а значит, выгода ставилась превыше всех прочих соображений. Задача не будет выполнена, если товар испортится в пути в Амстердам или торговля на Мысе не принесет барыша. А вот если бы специи были доставлены в порт назначения в целости и сохранности, пусть даже люди и перемерли бы на борту, Совет семнадцати объявил бы экспедицию успешной. – Желаете осмотреть корабль? – Рейньер ван Схотен подал Лии руку так, чтобы был виден каждый перстень. К сожалению, драгоценности не могли отвлечь внимания от мокрых подмышек. – Мама, хочешь? – Лия с гримасой отвращения повернулась к матери. – Моя жена и дочь ознакомятся с кораблем позже, – нетерпеливо произнес генерал-губернатор. – Я хочу осмотреть груз. – Груз? Ах да. – Непонимание на лице мастера-негоцианта сменилось озарением. – Я проведу вас прямо туда. – Хорошо, – ответил генерал-губернатор. – Дочь, ты в третьей каюте. – Он махнул рукой в сторону маленькой красной двери позади. – Жена, ты в шестой. – В пятой, ваша милость, – извиняющимся тоном поправил его мастер-негоциант. – Я поменял каюты. – Зачем? – Видите ли… – Ван Схотен смущенно переступил с ноги на ногу. Снасти отбрасывали тень на палубу, из-за чего казалось, что он угодил в паутину. – Пятая каюта удобнее. – Вздор, они совершенно одинаковые. – Генерал-губернатор пришел в ярость оттого, что кто-то посмел его ослушаться, пусть и в столь незначительном вопросе. – Я приказывал подготовить шестую каюту. – Она проклята, ваша милость, – выпалил мастер-негоциант, краснея от смущения. – За восемь месяцев пути из Амстердама в ней было два пассажира. Первого нашли висящим на потолочном крюке, а второй умер во сне, с широко открытыми от ужаса глазами. По ночам из нее доносятся шаги, хотя в ней никто не живет. Прошу вас, мой господин, она… – Мне плевать, – перебил его генерал-губернатор. – Забирай себе любую каюту, какую хочешь, жена, и располагай своим временем, как тебе будет угодно. Ты не понадобишься мне до вечера. – Да, муж мой, – кивнула Сара. Сара дождалась, когда Рейньер ван Схотен и ее муж спустятся по трапу, потом схватила Лию за руку и повела ее к каютам так быстро, как только позволяли пышные юбки. – Мама, куда мы так торопимся? – возмутилась Лия, чуть не падая. – Надо, чтобы Кресси с мальчиками успела сойти с корабля до отплытия, – ответила Сара. – Отец не позволит, – возразила Лия. – Кресси сказала, что она должна была остаться в Батавии еще на три месяца, но отец велел ей явиться на корабль. Приказал даже. Выкупил для нее каюту. – Поэтому я ему ничего не скажу, – ответила Сара. – Он узнает о том, что Кресси сошла на берег, только после отплытия. Лия уперлась ногами в палубу и потянула мать за руку. – Он тебя накажет, – в ужасе сказала она. – Ты же знаешь, что он сделает, будет еще хуже, чем… – Надо предупредить Кресси, – перебила ее Сара. – В прошлый раз ты слегла. Смягчившись, Сара погладила дочь по щеке: – Прости, милая. Это было… Жаль, что ты видела меня в таком состоянии, но я не могу допустить, чтобы наша подруга подвергала себя опасности, раз твой отец слишком упрям и не желает внимать разумным доводам, коль скоро они высказаны женщиной. – Мама, прошу тебя, – взмолилась Лия, но Сара уже сорвала с себя воротник и нырнула в маленькую красную дверь. Внутри оказался узкий коридор, освещенный мерцающей в алькове свечой. По обе стороны коридора было четыре двери с выжженными на них римскими цифрами. Матросы с кряхтеньем заносили в каюты баулы и мебель, проклиная тяжелую поклажу богачей. Служанка Сары указывала им, что и куда ставить. – В какой каюте Кресси? – спросила Сара. – В седьмой. Напротив Лии, – ответила Доротея и задержала Лию под пустяковым предлогом, чтобы Сара могла спокойно уладить дела. Сара протиснулась мимо матросов, в чехле звякнула арфа, а путь Саре преградил большой, перевязанный бечевкой ковер, который не проходил в узкий дверной проем. – Не лезет, капитан, – взвыл матрос, который держал ковер на плече и пытался его согнуть пополам. – Может, в трюм? – Виконтесса Дилвахен нуждается в привычном комфорте, – раздраженно отозвался капитан из каюты. – Стоймя попробуй. Матросы выпрямились. Послышался треск дерева. – Да что вы, черт подери, творите? – рявкнул капитан. – Дверь сломали? – Это не мы, капитан, – запротестовал матрос. Из свернутого ковра выскользнул и клацнул о пол тонкий прут со сломанным концом. Один из матросов пинком отшвырнул его в сторону.