– Вы бы начали записывать на то, что есть, – сказала она, не сводя глаз с пленного в капсуле. Тиорианцы переглянулись и посмотрели на нее. – Ты… – Предчувствие, – с ясным взглядом сказала девочка, – вы же знаете нас, северян… Лонгин без лишних слов запустил оборудование. – Все, открываю, – предупредила Тэя и развернула сознание старухи. Остекленевший взгляд пленника в капсуле тут же прояснился, скованное тело напряглось, а сознание изменило цвет и звучание. Тиорианцы, замерев, созерцали трансформацию чуждого сознания. – Ты только посмотри… – пробормотал Лонгин. – Он с ним… говорит?! – Кесарий заметил ритмичность в изменении определенных зон сознания. – Когда он поймет, что это проекция, он замолчит, – тиорианец смотрел на работающую аппаратуру. – Она же половины не запишет… «Тихо, я смотрю», – раздалось в сознании обоих, после чего тиорианцы медленно переводили взгляд с пленника на Тэю и обратно, открыв все каналы восприятия. Девочка стояла не мигая, глядя на эсстингианца рассеянным взглядом, захватывая все его сознание. Несколько последних отчаянных импульсов, и эсстингианец «умолк». Его сознание снова стало блеклым. Тьфу, вот ведь привязалось слово! Тэя скользила скучным взглядом по сознанию, которое уже успела изучить вдоль и поперек и запомнить. – Ты действительно сможешь нам потом это повторить? – спросил ее Кесарий после выдержанной паузы. – Конечно, – кивнула Тэя. – Девочка, ты – чудо! – пробормотал Лонгин. – Я слышал, что северяне могут многое, но чтобы такое, – Кесарий задумчиво скользил по ней взглядом. Вы даже не представляете, что мы еще можем, могла бы сказать или подумать Тэя, но придержала эту реплику при себе. Глубоко внутри себя. Дальше тиорианцы скучно и методично сравнивали одно сознание с другим, ища общие «узлы». И нашли, в упертости им не откажешь. Огромный стол был усеян трехмерными схемами разных зон и «узлов», как они называли зоны концентрации плазмы – ткани сознания. Время от времени они вспоминали, что перед ними не кристалл, а живой человек – ребенок, и усаживали ее отдохнуть и перекусить. Они бесконечно долго сравнивали и сверяли, снова и снова прокручивали «разговор» сознания эсстингианца. – Так, два параметра – возраст и пол, – Лонгин снова переводил взгляд с одного сознания на другое. – Иерархия? – не выдержала Тэя. – Что? – тиорианец перевел на нее взгляд. – Иерархия. От него шли эмоции, когда он говорил, неужели вы не чувствовали? – удивилась она. – Что-то шло, погоди-ка, – Кесарий прикрыл глаза и погрузился в анализ воспоминаний. – Определенно что-то было… – спустя мгновение заговорил он, не открывая глаз, чтобы не терять концентрацию. – Отчаяние… из-за того, что его поймали, он недоумевает, как это вообще произошло… готовность к смерти… – тиорианец повел плечами от столь разрушительной эмоции, – почитание… нет… поклонение! – глаза тиорианца открылись. – Он говорил, как раб с господином! А он не так уж и плох, этот тиорианец, снова в глубине души усмехнулась Тэя. – Ну, девочка, ты снова оказалась права! – У нас уже взгляд замылился, – откликнулся Лонгин, и тиорианцы тут же принялись записывать все, что они «нарыли» за этот день. Вечером, оставаясь одна в номере после трудного дня, Тэя не сидела в тоске, предаваясь отчаянию. Поняв, что глушилки закрывают не только мир от нее, но и ее от мира, она неожиданно осознала, что она может сделать. Как подготовиться к тому, что ждет ее после этой короткой передышки в «Парадизе». Озарение пришло неожиданно, ночью. Она должна накопить внутреннюю энергию, используя то, что сам этот факт никто не сможет засечь. И она была уверена, что глушилки ей не помешают. Откуда была эта уверенность, она не знала. В первый вечер, тщательно удостоверившись в безопасности такого рискованного шага, Тэя села на полу и полностью раскрыла сознание, впустив в себя через определенные фильтры поток космической энергии. Она сама не могла бы рассказать, как ей удалось сделать это. Она как-то знала, как очистить энергию от ненужной информации и возможных «попутчиков», и как закачать ее в свой резерв. Еще одна тайна, непонятная даже ей. К моменту, когда доставили аппаратуру с Крунна, они уже неплохо продвинулись. Дальше целый день ушел на настройку и отладку нового оборудования и, наконец, они смогли получить первое достоверное изображение сознания «старухи с Эсстинга», как они условно его называли. После тщательной сверки, когда тиорианцы удостоверились, что не потерян ни один полутон или шум, они попросили Тэю воспроизвести «монолог эсстингианца». Тэе это стоило немалых усилий, но картинка при показе монолога получилась четкой, ясной, без малейшего сбоя. – Потрясающе… Нам бы ее в группу, – пробормотал Лонгин. «Да-да, возьмите меня в группу!» – готова была закричать Тэя, но придержала крик души в ее недрах. – Она проходит по уголовному делу в другом расследовании, – мрачно напомнил сатторианец, возглавляющий группу Сальваторе, – мы не сможем ее заполучить. Никак. Приоритет уголовного права над любым другим был абсолютен. – Как жаль, – покачал головою Лонгин, сверяя сразу по ходу работы записи с оригиналом. Они смогли продержать ее у себя десять дней. Прощание было неловким, полным чувства вины, сожаления и бессилия. – Ты сделал, что смог, – шепнула Тэя, коротко обняв Сальваторе, перед тем, как ее запихнули в черный фургон. – Держись там, – это все, что он смог сказать. Тэя прикрыла глаза под пристальными взглядами четырех охранников. Назад, в ад, мелькнуло у нее, и губы дрогнули в легкой усмешке. Она выдержит. Теперь страх прошел, и она почему-то была уверена, что справится. * * * Дверь распахнулась, и в кабинет вошел Дэймос. – А он что здесь делает? – не глядя на вошедшего, спросил Норт Брока. – Я его вызвал, – почти огрызнулся сатторианец и посмотрел на Дэймоса. – Умоляю, забери его отсюда! Дэймос повернулся к другу. – Норт, – он приглашающе взглянул на дверь. – Ты чего творишь, Брок? – Норт не сводил глаз с хозяина кабинета. – Ты меня уже достал, Норт! Просто душу вынул! Уйди, прошу тебя! Оставь меня одного! – Брок в отчаянии прижал руку к сердцу. – Если Сигурд выйдет на связь, я должен быть здесь, – сатторианец упрямо не тронулся с места. Брок с безмолвной мольбой уставился на прибывшего на его зов тиорианца. Тот легко кивнул и перевел взгляд на Норта. – Сигурд не свяжется с Броком, Норт, – заговорил он. – Этим он подпишет себе смертный приговор, ты же знаешь, – мягкий голос тиорианца словно вливался в уши сатторианца, сбивая его с боевого настроя. – Пойдем со мной, выпьем, и ты все расскажешь. Неожиданно для всех Норт встал и вышел из кабинета. – Я твой должник, – одними губами произнес Брок. Тиорианец слегка поклонился, грустная улыбка скользнула по тонкому лицу, и Дэймос удалился вслед за сатторианцем, прикрыв дверь. Выйдя в узкий проулок, они скользнули в гравилет, и Норт, уверенно пропетляв по улицам старого города, вывел его на скоростную трассу. Только тут они заговорили. – Ты зачем прилетел? – сурово спросил Норт тиорианца. – Чтобы ты тут дел не натворил, – сухо ответил Дэймос. – Выбор у Брока был, действительно, невелик: Морриган невыездная на некоторое время, Дэйдре – видит бог, ты еще нужен Броку живым, – Дэймос покачал головой, изображая ужас на лице от перспективы прилета разгневанной сандоррианской красавицы. – Из тех, кто мог тебя вразумить, а не пойти у тебя на поводу, оставался я. Сатторианец хмыкнул. – Ты где остановился? – спросил его Дэймос. – В ущелье на востоке, на своем корабле, – Норт кивнул головой в ту сторону, где оставил корабль. – Они возобновили все ордера. – Сатторианец бросил быстрый взгляд в зеркало заднего вида и нырнул в технический проезд, дальше они петляли по безликому, серому, довольно тесному тоннелю. Дэймос тоже бросил взгляд назад – никого. – Как ты тут ориентируешься? – спросил он, стараясь не смотреть на бесконечные серые стены. – Я всегда знаю, как выбраться наружу, – усмехнулся Норт и немного притормозил. – Вон мои отметины на стенах, это уже мой десятый гравилет здесь, – кивнул сатторианец, и Дэймос увидел разноцветные борозды на стенах тоннеля. – А здесь не так уж безлико, – тиорианец впервые улыбнулся после их встречи, и вскоре они вылетели из тоннеля на простор пустыни, окружающей город.