— А вот то! Али удивленно пожал плечами и, не сказав ни слова, вышел из зала. В коридоре на него налетел спешащий на танцы Салам. — А, — заговорщицки подмигнул он, — боишься, унюхают? — Закинув голову, он щелкнул пальцем по горлу. — Заткнись, гад! Понял? — Понял, понял! Но я про это знаю. Один. — И он опять многозначительно подмигнул Али. Али схватил Салама за шиворот и толкнул к стене. — Это, чтобы и ты про все забыл! — Ты чего на людей бросаешься? — взвизгнул Салам и кинулся на Али. — Рот мне хочешь заткнуть? Али схватил Салама за поднятую руку, но тот неожиданно рванулся. Али отлетел в сторону и попал локтем в оконное стекло. Раздался треск, осколки со звоном посыпались на пол. — Скажи только кому слово — убью! — Али с ненавистью глянул на Салама и быстро пошел к выходу. Салам растерянно постоял возле разбитого окна, потом, словно опомнившись, побежал следом… А в зале гремела музыка, и никто ничего не слышал. Танцуя с Сабуром, Джейран несколько раз пыталась заглянуть ему в глаза: ей хотелось понять, что означало приглашение Сабура танцевать. Но Сабур упорно глядел то в сторону, то под ноги и казался грустным и чем-то подавленным. Джейран очень хотелось танцевать, но ей было неловко перед подругой. Наконец она не выдержала: — Почему ты не танцуешь с Миной? — А почему я должен танцевать с Миной? — Ну, ведь… все знают… она… — Может, все и знают, а вот я не знаю ничего! — Вы поссорились? — Скажи, Джейран, тебе не нравится танцевать со мной? — Да нет, что ты! — Я хотел бы знать, как ты относишься ко мне, Джейран? Девушка смутилась. Она хорошо относится к Сабуру. Но отвечать надо было как-то по-другому. Что это с ним сегодня? — Ты мне не доверяшь? — Почему? — Ну вот, опять вопрос! У тебя душа или сердце есть? — При чем тут душа? И что ты злишься? Из-за Мины, да? — Что ты заладила одно и то же! Далась тебе эта Мина! — Я могу и помолчать. Весь вечер буду молчать! — Джейран обиженно поджала губы, но не выдержала. — Может, я плохо танцую? Хочешь, я буду танцевать лучше всех в школе? — Я бы хотел, чтобы ты меня понимала… Джейран опять не нашла ответа. Голос Сабура звучал грустно и серьезно. Это смущало и радовало девушку. А Сабур думал, что они с Джейран совсем не понимают друг друга. Надо же, целый вечер о чем-то говорили, а словно стена между ними… Может, она танцует с ним, потому что никто другой ее не пригласил? Не понимает она его или делает вид? А вдруг просто жалеет? Ну да, она же добрая девчонка! Нет, это уж слишком! Не хватало еще, чтобы его жалели! Сабур потихоньку выскользнул из зала и решительно направился домой, с головой погрузившись в невеселые мысли… Сабур ничего не знал ни о том, что произошло с Али. Ни о том, что Мина рассказала ребятам, что оба они с Али были пьяными и именно поэтому она не стала с ними танцевать. Ни о том, что ее рассказ в тот же вечер стал известен их классному руководителю Сара́т Магоме́довне. МИНА Выйдя из школы после танцев, Мина отправилась в парк. Вернее, ноги сами привели ее сюда. Было темно, тихо, пусто. Ни за что на свете она не пришла бы сюда в другое время. Но сегодня ей хотелось побыть одной. Мина запела свою любимую песню Батыра́я[11]. Она пела, убежденная, что произносит не широко известные слова песни, а собственные слова, передающие ее настроение, ее боль и тоску. Песня немного успокоила. У нее появилось ощущение, что впереди появляется острый и тонкий луч света, похожий на едва прорезавшийся рожок молодого месяца. Мина пела редко. Пела только тогда, когда оставалась одна и знала, что ее никто не услышит. Она была уверена: нельзя петь по принуждению, а только когда тебе поется. И петь надо спокойно, не повышая голоса, словно рассказываешь о себе самому близкому человеку. В школьном хоре, куда без особенного разбора записали всех старшеклассников, она стояла среди ребят и только открывала и закрывала рот. Сарат Магомедовна долго этого не замечала, а заметив, рассердилась на Мину. И тогда Мина рассказала ей, как она относится к песне. Сарат Магомедовна тут же попросила ее спеть: — Не стесняйся, девочка. Может, ты по-своему и права. Спой нам. Мина спела. Потом еще. Еще. И еще. — Слушаю я тебя и не могу понять, — задумчиво сказала Сарат Магомедовна, — ты такая жизнерадостная и веселая девочка, а поешь, будто плачешь. Почему? Мина пожала плечами. Она и сама ничего не могла объяснить. Так ей поется, и все. А ребята любили слушать Мину и часто просили ее спеть. И она с удовольствием пела. Наша первая любовь Так рассеяна тобой, Как войска, когда у них Вдруг не станет главаря. Я ж любовь свою храню, В сердце каменное влив, Как расплавленное льют Кубачинцы серебро… Когда кто-нибудь хвалил ее голос, Мина расстраивалась. Она была уверена, что либо этот человек говорит неискренне, либо просто подсмеивается над ней. А между тем голос у нее был не сильный, но красивого тембра, выразительный. Слушая ее протяжные печальные песни, ребята серьезнели и задумывались о жизни, о прошлом, о своих дедах и прадедах. Наша страсть — цены ей нет — Так развеяна тобой, Как имущество, когда Нет наследников ему. Но свою сберег я страсть, В тело крепкое вогнав, Как вгоняют гвозди в сталь Амузгинцы-мастера.