— Влада не слишком общительная, — сказал мне водитель. — Ты лучше к ней не приставай, она дружбы не ищет. Тем более не будет разговаривать с фельдшером другого врача. — Это я уже поняла, — кивнула я. — Считает себя умной, да? — Вроде того, — подтвердил Игорь Николаевич. — Влада — она такая. С ней трудно, она запросто может людей так на место поставить, что общаться больше не захочешь. Вон даже диспетчер ее побаивается — Влада молодая, зато с характером. Ольга Ивановна вот перед ней заискивает, хотя терпеть ее не может. — Зато нас гоняет как проклятых! — вздохнула я. — Поди, свою злобу вымещает… — Да нет, почему, — пожал плечами водитель. — Ты не думай, что Ольга Ивановна такая прям противная. Она в принципе женщина неплохая, только жизнь у нее не сложилась. — А что с ней такое произошло? — живо заинтересовалась я. Игорь Николаевич неопределенно пожал плечами. — Да много чего, — нехотя сказал он. — Зачем тебе знать, у кого какие проблемы? Ты вроде на сплетницу не похожа, косточки перемывать людям за глаза не будешь. Я вот считаю, что у каждого человека своя жизнь, кому он захочет рассказать про свои проблемы, тому и расскажет. А обсуждать других — как-то неправильно… Водитель затушил свой окурок и неторопливо побрел к машине. Я осталась в одиночестве, рассеянно глядя на кружащиеся в свете одинокого старого фонаря изящные снежинки. Да, у людей на подстанции какие-то свои тайны, и никто не хочет о них рассказывать. Что ж, придется мне самой придумать, как до всего этого докопаться… Глава 4 Примерно в два часа ночи диспетчер милостиво разрешила нам с Натальей заехать на подстанцию. Мы как раз только что сдали в больницу очередного пациента, и врач собиралась сама позвонить Ольге Ивановне, чтобы узнать, куда дальше ехать. Однако диспетчер опередила мою напарницу. — Что, неужели пока вызовов нет? — удивленно спросила я Наталью. — Подожди еще! — хмыкнула она. — Только доедем на подстанцию, обязательно что-нибудь появится. Успокаивает, что мы на очереди последние, глядишь, полчаса передохнуть удастся… Однако, когда мы приехали к подстанции, я увидела, что все четыре машины стоят возле здания. Значит, Наталья права, наша очередь еще не скоро. Может, правда наступило затишье? Как-то в это не верилось… Мы зашли в помещение, Наталья уселась за стол и принялась дописывать карточку. Я примостилась рядом с ней, стараясь не отвлекать врача. Наталья подняла голову и прошептала: — Танюш, тебе показали, где твоя кровать? Пока можешь пойти прилечь, если адрес будет, я тебя разбужу… — Я лучше вас подожду, — возразила я. — Тем более вдруг койки перепутаю, вашу займу… Наталья молча кивнула, вернувшись к прерванному занятию. Потом мы тихо прошли в темную комнату отдыха, откуда доносился недружный храп забывшихся в тревожном сне врачей и фельдшеров. Интересно, как в таком шуме можно заснуть? Однако Наталья, похоже, настолько устала, что просто жестом показала мне мою кровать и прошептала: — Только никогда не желай «спокойной ночи», хорошо? Я даже Иришке запрещаю говорить мне это, когда я на работе. Иначе ночь выдастся жуткая… Сказав это, врач опустилась на кровать и, кое-как скинув обувь, свернулась калачиком, точно маленький ребенок. Я была уверена, что заснула она сразу же, как только ее голова коснулась подушки. Я оглядела комнату для сна, однако в темноте не могла разобрать, кто на какой койке лежит. Моя кушетка находилась рядом с Натальиной, недалеко от окна. Сумка, которую врач всегда носила с собой, сейчас покоилась на подоконнике, рядом лежало еще две сумки, видимо, других врачей. Я последовала примеру Натальи и тоже разулась, собираясь воспользоваться неожиданно представившейся возможностью и немного поспать. Однако погрузиться в объятия Морфея мне так и не удалось. Во-первых, я совершенно не могла заснуть из-за громогласного храпа: интересно, это женщины издают такие жуткие звуки? И как только они могут спать в таком шуме? Нет, это просто издевательство какое-то. Я бы сделала отдельную комнату на подстанции с толстыми стенами и туда бы помещала всех храпящих врачей и фельдшеров, дабы остальные могли поспать спокойно. И скажите на милость, как в таких условиях можно заснуть? Учитывая то, что я вечером напилась черного кофе, теперь, несмотря на усталость, сна не было ни в одном глазу. Вдобавок ко всему, в комнате отвратительно воняло. Запах был знакомый, резкий и неприятный. Но откуда он мог взяться на подстанции? Ладно бы это была квартира, но рабочее место?.. А может, я ошибаюсь, так пахнут медикаменты?.. Нет, себя обманывать без толку. Я могла голову дать на отсечение, что чувствую противный «аромат» дешевого алкоголя. Не вина, вермута или портвейна, а самой обычной водки, и доносился сей запах с самой крайней кровати. Поняв, что заснуть мне явно не удастся, я тихо встала с кровати и подошла к той самой кушетке, на которую грешила. Силясь разглядеть, кто спит на кровати, я низко склонилась над храпящей женщиной и, борясь с отвращением, наконец-то рассмотрела спящую. Я ее узнала — оказывается, выпить на рабочем месте позволяла себе хмурая санитарка Анна Степановна. Я подошла к своей кровати и села на одеяло, раздумывая: неужели никто не догадывается о пагубном пристрастии уборщицы? Да такой запах не учует разве что человек, напрочь лишенный обоняния! А если все врачи и фельдшеры знают, что санитарка пьет на рабочем месте, то почему молчат и не скажут об этом начальству? Или уже говорили, а Анну Степановну все равно не уволили? Почему? Что она, такой профессионал в мытье полов, что вместо нее не хотят брать нормальную работницу? Держат из жалости, что ли? Вроде если уволят, совсем тетка сопьется, пускай работает хотя бы. В принципе последний вариант все-таки имел право на существование, человеческий фактор никто не отменял. Лучше не буду ломать себе голову, дождусь, когда проснется Наталья, да узнаю у нее, почему сотрудница подстанции позволяет себе пьянство на рабочем месте и куда смотрит заведующий… Или поинтересоваться у диспетчера? Наталья-то со своей замкнутостью может попросту не обращать на этот факт внимания, вон как ее срубило от усталости. А Ольга Ивановна должна быть в курсе всех вещей, происходящих на работе, она же сидит на подстанции безвылазно. Да и неплохо бы наладить с ней контакт, если на то пошло… Я вышла в коридор и направилась в диспетчерскую. Однако, уже подходя к кабинету, поняла, что моя затея успехом не увенчается: оттуда доносился мерный храп, порой сменяющийся посапыванием. Для верности я заглянула в приоткрытую дверь и убедилась, что Ольга Ивановна спит и ничего и никого не слышит. Что ж, раз не могу поговорить с диспетчером, поставлю хотя бы «жучок» — вечером я этого сделать не успела, Ольга Ивановна вечно бодрствовала и смотрела на меня волком. Я прикрепила прослушку к дверному косяку, установила повыше, чтобы никто ее не заметил и ненароком не снял. Обрадованная выполнением хотя бы этой задачи, я решила не мешать крепкому сну диспетчера и вернулась в общую спальню. Вопросы, вопросы и еще раз вопросы… Дело Ирины оказалось не таким простым и быстрым, как я подумала сначала. Целые сутки почти я проездила с Натальей, а толком ничего не узнала и даже не составила примерный круг подозреваемых. Что, в конце концов, мы имеем? Диспетчера-злыдню, которая не слишком жалует Наталью — вон как гоняет ее! — и, по словам водителя Игоря Николаевича, у Ольги Ивановны не очень счастливая жизнь. Высокомерного врача Владу, с которой трудно общаться и которая не слишком открытый человек, ее приветливую фельдшера Настю, участливо подсказавшую мне, как найти Наталью, санитарку-алкоголичку и, наконец, самого заведующего. Это — те люди, с которыми мне удалось хотя бы мимоходом пообщаться. Забыла, правда, водителя… У кого имеется мотив, кому выгодно увольнение Натальи? На ум приходит только диспетчер — причина, по которой ей не нравится врач, мне пока не ясна, зато она все делает, дабы извести Наталью. В частности, нагружает ее бригаду сверх меры и морит голодом, не разрешая заехать на обед.