– О, Нана, ты должна была сказать мне, что лифт опять не работает. Тогда я бы сама купила продукты и принесла их домой. Она поцеловала в лоб и бабушку и дочь. – Все прекрасно, милая. Мы отлично провели время. Эмма помогла мне взобраться по лестнице. Она такая славная девочка, Сэмми. Вы с Беном превосходно ее воспитываете. Честное слово. – Мне жаль, что Бен не смог сам привести ее к тебе. Я очень сердита на него. – У него было назначено очередное собеседование, – сказала Нана, с любовью глядя на Эмму. – Это в субботу-то? – Сэм нахмурилась. Нана пожала плечами. – Он рассказывал, что открылась вакансия в одном из ресторанов известной фирмы. Тебе следовало бы порадоваться за него. Сэм покачала головой. – Я уже совершенно не понимаю, что происходит между нами в последнее время… Чайник на плите? – Нана кивнула, и Сэм зашла в кухню. – Эмма заснула спокойно? – Да, хотя, боюсь, слишком поздно. Хотела непременно дождаться тебя. Я старалась убедить ее лечь в постель, но она задремала здесь на диване. Ты, должно быть, очень устала, дорогая моя? Сэм вернулась с двумя кружками, которые поставила на журнальный столик. – Я сумела написать эксклюзивный материал для общенациональных газет, так что не жалею о потраченном времени. Она тяжело навалилась на диван рядом с Эммой, положив ладонь на спину дочке, и рука стала ритмично подниматься и опускаться в такт безмятежному дыханию ребенка. – Какая же ты умница! Значит ли это, что твое имя наконец-то напечатают крупным шрифтом? Нана сменила позу в кресле. – Нет. Только штатные сотрудники крупных изданий могут подписывать свои статьи, но это пойдет на пользу моей репутации и пополнит портфолио моих лучших работ на будущее. Но у меня такое впечатление, что ты все равно не пропустила ни одного написанного мной слова, верно? Сэм оглядела кипы газет, лежавшие по всей комнате. – Само собой, – ответила Нана. – Я очень горжусь твоими успехами, милая. – Радует, что хотя бы один человек горд за меня. Бен относится ко мне с таким презрением, что вообще даже не смотрит в мою сторону. Она отхлебнула немного чая. – У тебя все сложится хорошо. Конечно, девушке твоего возраста трудно справиться со всем сразу. Мне кажется, что на ваше поколение навалилось слишком много. И, похоже, тебе приходится разгребать кучу всякого дерьма. Сэм разразилась звонким смехом, который прежде так нравился Бену, но тут же прикрыла род ладонью, чтобы не разбудить Эмму. – Но к черту мои дела… – Она открыла сумку и подала Нане небольшой сверток и огромную коробку шоколадных конфет. – С днем рождения, Нана! – Ах ты, несносная девчонка! Что ты тут для меня припасла? – игриво спросила Нана, доставая из свертка серебряный браслет с подвесками в виде цифры 60 и инициалов букв С, А и Э, маленького чайничка и бабочки. У старушки на глаза навернулись слезы. – Все мои самые любимые символы. – Она послала внучке воздушный поцелуй. – Очень красиво, милая. Спасибо. – Я только жалею, что не провела с тобой весь твой первый день рождения без дедули. Но я непременно отведу тебя куда-нибудь поужинать на следующей неделе. Обещаю. – Не говори глупостей. Ты же сейчас со мной, и рядом была Эмма. Да и дух дедушки незримо присутствовал тоже. Знаешь, что я обнаружила сегодня? – Что? – Сэм протянула руку и взяла ломтик свежеиспеченного кекса с изюмом. – Эмма уронила игрушку под нашу старую кровать, и когда я ее доставала, увидела вмятину в стене. Сэм наморщила лоб. – Ты считаешь, мне важно знать, откуда взялась вмятина в стене рядом с вашей с дедушкой постелью? Нана хихикнула. – Твой дед любил слушать радио в соседней комнате. Но включал его так громко, что мне приходилось стучать тростью в стену спальни, чтобы он сделал потише. – Ей пришлось взять паузу и унять эмоции, прежде чем продолжить. – А после его кончины я сама стала включать радио на всю катушку, чтобы создать иллюзию того, что он по-прежнему дома. Людям кажется, что они скучают только по самым лучшим чертам характера своих умерших близких, но на самом деле тебе не хватает всего сразу. Сэм улыбнулась Нане и послала ей воздушный поцелуй. Дедушка умер в возрасте семидесяти пяти лет. Он был на пятнадцать лет старше Наны. Но судьба сложилась так, что одним дождливым воскресным днем осенью 1980 года она случайно забрела в его антикварный магазин, и они влюбились друг в друга с первого взгляда. Он буквально вскружил ей голову, они стали неразлучны и уже через год поженились в мэрии Брайтона. Дед стал для Наны твердой опорой в жизни, особенно после того, когда им позвонили однажды из отдела соцобеспечения. Им сообщили, что Кристина – единственная дочь Наны, которая жила тогда отдельно от матери, – умерла, оставив после себя двенадцатилетнюю внучку, с которой Нана никогда прежде не виделась. Дед принял Сэм как родную, и они счастливо прожили уже втроем еще тринадцать лет, пока врачи неожиданно не поставили диагноз – у дедушки был неоперабельный рак легких. Нана промокнула глаза носовым платком, прежде принадлежавшим ее покойному мужу. – А это что такое? – спросила Сэм и указала на письмо, так и лежавшее на полу. – Ты, кажется, читала его перед тем, как я вернулась домой. Нана тоже посмотрела вниз. Она немного помедлила, прежде чем подобрать листки с пола. – Ты же видишь, это обычное письмо. – От кого? – Не уверена, что знаю. Обнаружила его среди прочих бумаг твоего деда. Она поднялась из кресла. – Выглядит интригующе. Могу я прочитать его? – спросила Сэм. Нана колебалась недолго, разглядывая листы в своей руке, но потом подала внучке. – Как ты себя чувствуешь, Нана? – Хорошо, милая. Просто немного устала, – ответила она, выходя из комнаты. – Чувствую естественный зов природы. Вернусь через минуту. Сэм тщательно разгладила две тонкие и слегка пожелтевшие странички. Обе были покрыты хорошо читаемыми, ровными и аккуратными строчками, выведенными черными чернилами. В верхнем углу была указана дата: 12 сентября 1956 года. Любовь моя! Меня пугает отсутствие новостей от тебя. Все мои опасения оказались не напрасными и подтвердились. Я на третьем месяце беременности. Слишком поздно что-либо предпринимать. Значит, на то воля Божья, чтобы наш ребенок появился на свет. – Думаю, что теперь уже лягу в постель, дорогая, – сказала Нана, снова войдя в гостиную и вернув мысли Сэм в настоящее. – Кажется, Эмме так уютно на диване. Не лучше ли нам будет оставить ее здесь? Сэм посмотрела на спящую дочь, а потом на письмо. – Это послание от молодой женщины к возлюбленному с сообщением о своей беременности. Складывается впечатление, что ей было по-настоящему страшно. Нана принялась хлопотать, приводя квартиру в порядок. – Зачем дедушке понадобилось хранить у себя такое письмо? – Этого я не знаю, Сэм. Вполне возможно, оно завалялось в одном из ящиков антикварной мебели в его магазине. Сэм осторожно взялась за второй листок и прочитала подпись в конце. – А ты не знаешь, есть ли там еще письма от этой девушки, Айви? – спросила она. Нана помолчала с минуту, а затем отвернулась. – Не могу с точностью сказать. Вероятно, есть. Она вышла в кухню, и Сэм услышала звяканье посуды в раковине. Сэм продолжила читать. – Похоже, семья несчастной девушки разозлилась на нее. Они планировали отправить ее рожать куда-то подальше от себя. В место под названием Святая Маргарита. Я даже не подозревала, что нечто подобное могло происходить здесь. А ты? Я думала, такие обычаи существуют только в Ирландии. Она пишет, как человек с разбитым сердцем. Умоляет этого мужчину, кто бы он ни был, вернуться и жениться на ней. – Да уж, в пятидесятые годы матерям-одиночкам приходилось несладко, – отозвалась Нана, тяжело вздохнув. – А теперь мне пора в постель, милая. Извини. – А ты не думаешь, что письмо было адресовано именно деду? Судя по всему, он получил его задолго до знакомства с тобой. Не пойми меня неверно. Нана пристально посмотрела на нее недобрым взглядом. – Нет, Саманта, я так не думаю. И не надо меня расспрашивать обо всем этом именно сейчас. Сэм почувствовала, как ее щеки покраснели. – Прости меня. Мне не следовало начинать этот разговор и обижать тебя. Я просто слишком много работала сегодня. Искренне прошу у тебя прощения, Нана. – Ничего страшного, милая. Я и сама переутомилась. Дедушка владел своим антикварным магазином на протяжении почти всей своей жизни и постоянно обнаруживал записки и письма, оставленные другими людьми, забытыми в дальних уголках письменных столов или туалетных столиков. Они казались нам фрагментами судеб этих людей, и мы порой зачитывались ими часами напролет. Я же сегодня так тосковала по нему, что принялась рыться в его вещах и в архиве.