– Здесь собрано множество невероятных вещей, Пайпер. – Доктор Хуллиган улыбнулась. – Вот поэтому ты будешь здесь как дома. Начиная с первого уровня, где у нас одноклеточные организмы, ты будешь спускаться вниз и заметишь, что на каждом уровне размещены всё более и более сложные формы жизни. На втором уровне у нас образцы сельскохозяйственных культур и растения. На третьем уровне – насекомые. На пятом – морская жизнь. На седьмом – летающие твари и так далее и тому подобное. Всё, что ты только можешь себе вообразить, здесь есть. Не знающее аналогов оборудование, ультрасовременные технологии, лучшие умы планеты – всё под одной крышей. Доктор Хуллиган положила руку Пайпер на плечо. – Я надеюсь, Пайпер, что ты будешь так же счастлива тут, как и я. – Вздохнув, словно сожалея, что нельзя бесконечно смотреть на университет, доктор Хуллиган наконец оторвала взгляд от стекла. – Смотри внимательно. Здесь есть на что посмотреть. Лифт, поехали. – Первый уровень, – сообщил лифт в следующее мгновение, спустившись вниз. Пайпер зорко всматривалась в стеклянную панель лифта, и свозь массивные стеклянные стены первого уровня увидела учёных, сгорбившихся над микроскопами и другими аппаратами. Пайпер даже предположить не могла, для чего они используются, и уж тем более не знала, как они называются. – Второй уровень, доступ разрешён. Образцы сельскохозяйственных культур. Минимальные требования к секретности, – доложил лифт. Через мгновение Пайпер мельком увидела лаборатории, полные экзотических растений, дендрарии, где широкими рядами росли деревья и кустарники, и работников университета, ухаживающих за растениями и следящих за порядком. Взгляд Пайпер выхватил одного учёного, который как раз нагнулся, чтобы понюхать розу редкостной красоты. Вдруг лепестки розы раздвинулись, обнажив пасть с острыми зубами, похожими на шипы. Роза дёрнулась вперёд и укусила учёного за нос. Даже не слыша, Пайпер прекрасно видела, что учёный взвыл от боли. – Смотрите! – Она ткнула пальцем, показывая доктору Хуллиган, но лифт уже опустился до следующего этажа. – Наши силы специального назначения тщательно следят за всеми регионами земного шара, чтобы распознать и разыскать те виды, которым необходима наша поддержка и защита. Таким образом мы обеспечиваем безопасность им, а в некоторых случаях и всему остальному миру, – продолжала доктор Хуллиган. Пайпер наблюдала за учёными, сгрудившимися вокруг гигантского насекомого. По туловищу насекомого вдруг пошла крупная дрожь, и из-под его бесчисленных ног выпростались широкие крылья. Размах их был невероятным, пожалуй, около полутора метров. Крылья были испещрены затейливым узором, который вдруг задвигался, гипнотически меняясь, и учёные начали засыпать на ногах. Даже Пайпер покачнулась. – Потрясающе! – стряхивая с себя дремоту, воскликнула Пайпер. – Весь университет разработан как «умный дом»; это значит, что он снабжён сенсорами, которые определяют и удовлетворяют твои запросы. Голос компьютера может помочь тебе в массе вещей, в частности предоставить доступ к самой разнообразной информации. Неожиданно лифт остановился, и вошёл лаборант со стеклянной колбой, в которой сидел махонький чёрный сверчок. Пайпер подошла поближе, и сверчок поднялся на задник ноги и стал смотреть на неё. Заинтригованная, Пайпер склонилась над сосудом. Это был самый симпатичный сверчок из всех, что ей доводилось видеть, и он заинтересовался Пайпер ничуть не меньше, чем она им. Он перешёл в ближний к девочке конец банки и даже поднял одну крохотную лапку и положил её на стеклянную стенку. Пайпер была очарована. Другого такого сверчка она прежде не видела и готова была поклясться, что и он смотрит на неё оценивающе. Чары рассеялись, когда лифт остановился и сверчок с сопровождающим вышли. В отличие от других ярусов, на четвёртом окна были покрыты морозными узорами, не позволявшими ничего увидеть. – А мне можно будет познакомиться со всем, что я вижу? – Пайпер хотелось увидеть и потрогать всё. – Это будет сложно. Многие из объектов опасны, подавляющее большинство находится под пристальным наблюдением. Пока нам не всё о них известно, мы не можем рисковать ни их благополучием, ни твоим. – Пайпер такой ответ явно огорчил, и доктор Хуллиган, смягчившись, прибавила: – Но мы посмотрим, как пойдут дела, и, в зависимости от твоих успехов, думаю, можно будет пойти на некоторые уступки. Пайпер заулыбалась. Может, ей и нет нужды странствовать по миру. Похоже, всё, о чём она мечтала, находится под этой крышей. Куда ни посмотри, везде происходило что-то неожиданное и поразительное. Она видела рыбу, покрытую шерстью, как леопард, крылатую змею и создание, удивительно напоминавшее единорога. – Тринадцатый уровень. Гуманоиды. Особый режим допуска. Только для персонала. – Лифт опустился на самое дно колодца, дальше ехать было некуда, и двери раскрылись. – Добро пожаловать, Пайпер, здесь твой новый дом. Ноги Пайпер ступили на идеально отполированный каменный пол, девочка ошеломлённо огляделась. На тринадцатом этаже было три яруса, каждый с балконом, выходящим в атриум, где и очутилась Пайпер. Взгляд сразу привлёк великолепный фонтан, а необычные растения и деревья условно разделяли небольшие зоны отдыха со стульями и столами. Точно так Пайпер представляла себе огромный фешенебельный отель. Здесь было очень чисто и тихо, однако немного пусто. – А где все? – Все постояльцы в настоящий момент заняты. Давай я проведу тебя по этажу, а затем ты присоединишься к ним. Пайпер горячо закивала и последовала за доктором Хуллиган по ярко освещённым залам, мимо огромной библиотеки, в спортивный зал, в котором было всё, начиная от бассейна и заканчивая батутом, через комнаты, которые доктор Хуллиган назвала «обучающими центрами», просторные вестибюли, научный центр, игровые комнаты, где выстроились яркие короба с игрушками, изысканную кухню, где витал запах свежеиспечённого печенья, от которого у Пайпер потекли слюнки. В зоне хозяйственного обеспечения их ждала швея, которая очень ловко сшила форму по точным меркам Пайпер. Доктор Хуллиган позволила Пайпер выбрать ткань среди рулонов всевозможных оттенков, которые занимали всю стену. Много времени ей не понадобилось, её взгляд привлекла мягкая хлопковая ткань чудесного небесно-голубого цвета. Она и опомниться не успела, как уже стояла перед огромным зеркалом в новой форме, состоявшей из небесно-голубого платья с просторной юбкой и белым воротничком и белоснежных гольфов. Вдобавок её тугие косички были расплетены, и ворох тёмно-русых волос был собран голубой лентой. В общем, наряд был очень изящный и женственный, и Пайпер, привыкшей к латаному-перелатаному комбинезону и единственному воскресному платью, послужившему не одному поколению Макклаудов, было немного неловко, что она так вырядилась. – Форма необходима, однако мы уважаем индивидуальность каждого студента и позволяем ребятам самим выбирать материал и цвет, – отметила доктор Хуллиган, провожая Пайпер на встречу с её классом. – Чуток давит под мышками. – Подняв руки, Пайпер заметила, что платье туго обхватывает плечи. – Можно мне будет летать в старой одежде? – Это хороший вопрос. – Доктор Хуллиган остановилась и серьёзно посмотрела на Пайпер. – Знаешь, Пайпер, я бы хотела задать тебе несколько вопросов о полётах. – А что не так? – Наши агенты допросили многих жителей округа Лоуленд, присутствовавших на бейсбольном матче и видевших, как ты летала, – осторожно начала доктор Хуллиган. – И знаешь, что они сказали о твоём полёте? Пайпер помотала головой. – Они сказали, что были напуганы. Некоторые говорили, что им не хотелось бы, чтобы кто-то летал вокруг, что это опасно, что это угрожает их безопасности. Одна девочка, мне кажется, её звали Салли Сью Миллер, сказала, что она ни за что не стала бы дружить с кем-то, кто летает, ведь сама она не умеет, а значит, ей будет тоскливо рядом с тем, кто может летать. – Она так сказала? – Лицо Пайпер заполыхало от стыда. Доктор Хуллиган кивнула. – Что ты об этом думаешь? Пайпер пожала плечами, она была так расстроена, что не хотела ничего говорить. Она заморгала, пытаясь смахнуть подступающие слёзы. – Пайпер, я пекусь о твоём благополучии. Я хочу, чтобы ты была счастливой и весёлой, и я сомневаюсь, что полёты могут сделать твою жизнь по-настоящему счастливой. – Но я больше всего на свете люблю летать, – запротестовала Пайпер. – Ну конечно. Я и не говорю, чтобы ты не летала. Я прошу тебя подумать о твоей жизни в целом: о твоих родителях, о твоей общине, о других людях. Ты полагаешь, что для них полёты – это благо? – Пожалуй, я об этом никогда не задумывалась. – Пайпер вдруг почувствовала, как всё сложно и неоднозначно. Наверное, она огорчает своих родителей, а ей этого меньше всего хочется. Наверное, люди в Лоуленде правы. – Пайпер, я знаю, что ты очень чуткая и отзывчивая девочка. Я также знаю, что ты никому нарочно не причинишь боли, – доктор Хуллиган помолчала, глядя на Пайпер с глубоким сочувствием. – Увы, иногда нам приходится делать непростой выбор, учитывающий все факторы, а также чувства других людей. Мы можем достичь подлинного счастья, только уравновесив то, что нравится нам, с насущными интересами других людей. Это и означает быть взрослым. То, о чём говорила доктор Хуллиган, казалось Пайпер очень правильным. Ей с самого начала было неприятно обманывать родителей, летая тайком от них. Но страсть к полётам оказалась неодолимой, и она не устояла. – Я не хотела никого огорчать. – Ну конечно, нет. Я это знаю. – Доктор Хуллиган приобняла Пайпер за плечи, утешая её. – Иногда очень сложно дойти до всего самому, и тогда нам требуется помощь. Это вполне естественно. Доктор Хуллиган пошла вперёд, мягко подталкивая Пайпер. – Пока ты размышляешь об этом, а также о безопасности, и твоей, и остальных учеников, я бы попросила тебя оставаться на земле. Ты согласна сделать так? – Вы имеете в виду, не летать? – Пайпер удивлённо поглядела на доктора Хуллиган. – Только на время. Думаю, через некоторое время мы всё обсудим и тогда поглядим. О’кей? Меньше всего Пайпер хотелось обещать не летать, но доктор Хуллиган была ужасно умная и говорила такие разумные вещи. Не говоря уж о том, что она была добра к Пайпер. Девочке не хотелось быть неблагодарной. – Ну да, наверное. Если вы считаете, что так надо. – Считаю, – доктор Хуллиган улыбнулась. – Ты моя умничка! 7 Пока доктор Хуллиган совещалась с профессором Шамкером, Пайпер растерянно стояла перед учениками в научной лаборатории. Как и всё, что Пайпер видела в этот день, комната была оборудована по последнему слову науки. Горелки Бунзена, стеклянные мензурки, серебристо поблёскивающие металлические инструменты и сияющие белые пластиковые контейнеры – всё было в открытом доступе на собственном рабочем месте каждого из учеников, сконструированном с учётом его конкретных учебных нужд. В данный момент на каждом из учебных мест был развёрнут отдельный научный проект на той или иной стадии готовности. Пайпер насчитала всего одиннадцать детей возрастом от пяти до четырнадцати лет. Они с одинаковой жадностью разглядывали новенькую, все одиннадцать пар глаз с безжалостным любопытством нацелились на Пайпер. – Смотреть особо не на что, верно, – Смитти шепнул Кимбер, а та шлёпнула его по руке. Кимбер была сильной девочкой. – Уф, – зашипел Смитти. Шёпот вихрем всколыхнул всех до одного, ребята беззастенчиво обсуждали Пайпер, выставленную перед ними, словно агнец на заклание. – И что она умеет? – хотела знать Лили Якимото. Главная хитрость в обращении с новенькими, помимо устрашения и игнорирования, была в том, чтобы поскорее выяснить, в чём заключается их особый дар. А там уже талант должен был определить место новичка в классной иерархии. Не каждая способность служила явной цели, и чем любопытнее, необычнее и сильнее дар, тем более высокое положение он давал. Выяснение того, какое место займёт Пайпер, в конечном итоге должно было повлиять на статус каждого из них и потому представляло самый насущный интерес. – Гением она не выглядит. – Может, она поджигатель. – Спорим, она очередной чревомыслитель. – Этот называется «медиум», придурок. – Она медиум? Господи, только не это. Мы только-только избавились от Бет. – Десять баксов, что она разнюнится. Она выглядит плаксой, – припечатал Смитти. Хандрить было в порядке вещей для детей, которые только что приехали, – в первый раз вдали от дома, скучая без родителей, и всё такое. Класс превратил тоску по дому в игру, целью которой было угадать, когда именно новенький сорвётся. Ставки нередко превышали пятьдесят долларов, соперничество было яростным, а грязные приёмчики очень даже в ходу. Спорщики могли и поддразнить новичков, напоминая о том, как скучают по ним родители, и намекнуть, что любимый питомец небось умрёт прежде, чем они вернутся домой, – причём всё это говорилось с тем расчётом, чтобы в нужный момент довести до слёз и выиграть спор. Чем сильнее и надрывнее истерика, тем лучше. – Слёзы польются рекой ещё до отбоя, – Смитти скривил лицо в притворных рыданиях. – Я хочу к мамочке! Я хочу домой! Хнык, хнык. – Она не плакса, – робко заметила Вайолет.