– А я – по тишине, – пробормотал кучер со своего места. Сестры Бритт вместе с матерью постоянно ныли с тех пор, как покинули Север. Некоторые из них не переставали стенать даже во сне. Сегодня ночью его, например, разбудили крики миссис Бритт: «Она должна была родиться мальчиком! Она должна была родиться мальчиком!» – Я скучаю по Уне, – пожаловалась Трин. В карете воцарилась тишина. Сестры и мать посмотрели на Трин как на сумасшедшую. Если по северной прохладе скучали, похоже, все, то о младшей сестре думала одна только Трин. – То есть, – поспешила исправиться она, – я скучаю по зимнему сумраку, который никогда не рассеивается. – Тихо, девочки, – сказала мать. – Смотрите, похоже, мы на месте. Она ткнула пальцем в деревянный указатель за окном кареты, гласивший: «Добро пожаловать в Принц-таун!» Читать миссис Бритт, конечно, не умела, но последнее слово показалось ей уж очень похожим на то, что кучер указал на карте. Он свернул с главной дороги и пустил лошадей по более узкой тропе. Вскоре то тут, то там стали появляться различные домики. – О, мама, – произнесла Плонка, – это прекрасно. Везде зеленела трава, росли и благоухали цветы, и дома были сделаны из свежей древесины, а не из старых досок, потрепанных Северным морем. Но, доехав до центральной площади, они увидели, что на зданиях вывешены траурные флаги, а люди на улицах плачут и причитают. – Что случилось? – спросила миссис Бритт какую-то женщину, выглянув из окна кареты. Все жители города, как и здания, были облачены в траур. Происходящее походило на самый печальный базарный день, который только видели Бритты: будто вместо вина и сыра лавочники продавали слезы и печальные истории. – Вы еще не слышали? – спросила женщина в промежутках между рыданиями. – Принц мертв! – Мертв? – переспросила жена капитана. – А другие? – Кто другие? – не поняла южанка. – Другие принцы. В Принц-тауне их должны быть сотни. – У нас был всего один, – ответила женщина в черном. – А теперь… – она тяжело вздохнула, – и того нет. – Нет принцев? – хором воскликнули сестры Бритт. Опечалившись, они вылезли из кареты и стали причитать на обочине. К этому времени вокруг них уже собралась небольшая толпа любопытных. Две женщины выступили вперед и посмотрели на жену капитана. – Прощу прощения, – сказала одна из них. – Похоже, вы с Севера? – Да, – печально ответила миссис Бритт, пока дочери продолжали стенать позади нее. Хоть они и переоделись в здешнюю одежду, но у них так и не получилось скрыть свои северные черты. Южане были загорелыми, а Бритты – бледными. У южан были золотистые волосы, а у Бриттов – темно-каштановые. И если местные жители двигались грациозно, словно плыли по воздуху, то гости – неуклюже и шумно, будто стадо свиней, идущих по грязи. – Тогда вам, пожалуй, надо в Реповый город, – заметила южанка. Сестры Бритт перестали плакать и уставились на женщину, которая это предложила. – Мы не поедем в Реповый город, – резко сказала Ина. – Репа – это овощ, – заметила Берит. – А мы ненавидим овощи! – крикнула Сиссель. – Да. Овощи противные! – закричали остальные сестры и зарыдали еще громче. – Действительно, – согласилась южанка. – Но кроме репы там есть еще и принц, и мне кажется, что вы все ему очень понравитесь. – Верно, – подхватила стоявшая рядом с ней женщина. – Вы, девушки, как раз в его вкусе. Принц Манфред таких любит. – Правда? – переспросила жена капитана. Отойдя от дочерей, она подошла к южанкам. – А скажите мне, этот принц богат? – О да, – воскликнули обе одновременно. – Он один из самых известных южных богачей. Разбогател на продаже репы. – Здесь это деликатес, – добавил кто-то из толпы. Миссис Бритт подскочила от радости. – Не беспокойтесь, девочки, – сказала она. – Я нашла другого. Еще богаче. Скорее! Садитесь в карету. Мы едем в Реповый город. Фрейдис кипела от негодования. День выдался настолько теплым, что ей даже пришлось снять плащ из шкуры лося. – Вот тебе и ранняя зима, – ворчала она, перебирая ракушки на западном берегу Нордлора. Сегодня утром как раз выбросило свежую партию. В Северном море, должно быть, сильные течения. Сегодня был первый день зимы, а на холмах не оказалось ни крупинки снега. Впервые за двадцать лет зима официально запоздала, что не осталось незамеченным жителями деревни. – Ой, дайте мне еще одно пальто, – сказал мясник Ларс в сторону Фрейдис, когда в деревне стоял самый жаркий осенний день за последние пятнадцать лет. – Определенно, это самая теплая зима, какую я только видел, – говорил хозяин таверны Арвид. В такую жару от госпожи Блубел воняло неимоверно. Целых три недели приходилось держать окна постоянно открытыми, чтобы избавиться от ужасного запаха. – Ну когда уже пойдет снег? – ныл Хенрик. После того как его таверна «Затопленный угорь» сгорела, ему пришлось искать новую работу. Так что теперь, вместо того чтобы подавать напитки, он счищал снег с вымощенных булыжником улиц. Если погода не изменится, то ему скоро придется продавать свое имущество ради куска хлеба. Если одни жители деревни были просто недовольны Фрейдис Спитс, то другие по-настоящему на нее сердились. Жены проклинали ее за то, что она отправила их мужей в море так рано. Матери горевали, что море унесет жизни их сыновей. А маленькие дети звали по ночам отцов и плакали: «Ну почему из-за этой вредной старухи папочка уехал?» Раньше бы Фрейдис оскорбилась от таких слов, но сейчас ее беспокоило иное. Получается, она уже во второй раз дала неверное предсказание. Может, она действительно теряет свой дар? Ее мать Герта перестала слышать раковины в восемьдесят шесть лет. Тогда вряд ли дело в этом, ведь у Фрейдис было еще тридцать лет в запасе. Возможно, она просто снова ошиблась. Все время от времени ошибаются. Фрейдис еще могла справиться с тревогой по поводу своего дара, но игнорировать другую проблему было невозможно. Полученные от капитана деньги быстро заканчивались. Скоро ей снова придется питаться объедками. К тому же она содрогалась от мысли, что ее ждет, когда капитан вернется с Великой охоты. Ведь хозяин «Отважного леопарда» заплатил целую серебряную монету за предсказание, которое оказалось неверным, и вышел в сомнительный рейс на два месяца раньше срока. Желая отвлечься от мыслей о гневе капитана, Фрейдис достала из песка еще одну ракушку, тускло-зеленую с одной стороны и ярко-голубую – с другой. Она поднесла ее к уху и прислушалась к плескавшимся внутри словам: МОРЕ НА СЕВЕРЕ ВЗДУЕТСЯ И ВЗРЕВЕТ, КОРАБЛИ СОБЬЮТСЯ И ИЗМЕНЯТ КУРС, А ОДИН НЕСЧАСТНЫЙ С ДЕРЕВЯННОГО «ЛЕОПАРДА» ВСТРЕТИТ РАССВЕТ НОВОГО ДНЯ НА ДНЕ МОРСКОМ. Фрейдис просияла от радости. Хотя в предсказании не говорилось, кто именно утонет, но вполне может статься, что и хозяин «Отважного леопарда». Она очень на это надеялась. Ведь если капитан Бритт умрет, то уже не сможет причинить ей неприятности за очередное неверное предсказание. Желая этого всем своим сердцем, Фрейдис вернулась в деревню и купила себе один из знаменитых пирогов госпожи Блубел. В конце концов, может, все еще и наладится. Человек за бортом! Харойльд ошибся. Когда Уна проснулась на следующее утро, буря не стихла. Напротив, она вот-вот собиралась разразиться. – Задраить люки! – кричал с палубы капитан. – Привязать шлюпки! Надвигается серьезная буря, парни! Все бросились выполнять приказы, и на борту «Отважного леопарда» поднялась суматоха. Даже больных подняли на палубу и привлекли к работе. – Помрете после шторма, – проворчал отец Уны, подталкивая их концом метлы и сгоняя к лестнице. После недавнего происшествия в столовой, когда он чуть не умер, капитан во что бы то ни стало хотел жить и потому старался держаться от больных подальше, даже на открытом воздухе. Под палубой остались только четверо. Харойльд не мог прокладывать курс в шторм, поэтому удобно расположился в своей каюте. К нему присоединился Барнакл, не желая вымокнуть до нитки. А Уна с Ольфом на камбузе готовились к атаке стихии. Им было велено убрать все, что могло пролиться или опрокинуться, когда буря будет швырять корабль из стороны в сторону. И первыми в списке значились три ведра рыбьих потрохов. – Полезай наверх, – сказал Ольф Уне. Несмотря на все его возражения, что он слишком болен и не может ничего делать, капитан все равно заставил его встать с кровати и присоединиться к остальным. Ольф кивнул на ведра: – Они не поднимутся сами. – Я тоже вряд ли их отнесу, – заметила Уна. Ведра оказались настолько тяжелыми, что поднять каждое можно было только двумя руками. Наблюдая, как она пытается поднять первое ведро, Ольф вздохнул и покачал головой: – Буря пройдет быстрее, чем ты справишься. Вот, – он подхватил два ведра, оставив Уне третье. – Живее! Ненавижу бури! Худшее, что есть в море. Девочка и кок вышли из камбуза и полезли по лестнице. Чем выше они поднимались, тем сильнее завывал ветер, словно стая волков над их головами. Деревянная палуба обледенела, и, шагнув на нее с лестницы, они тотчас поскользнулись и упали. Тут в правый борт с силой ударила волна, корабль бросило влево, и Уна с Ольфом покатились по палубе. Девочка успела схватиться за ограждение, а кок, перелетев через борт «Отважного леопарда», упал в море. И черная бурлящая вода сомкнулась над его головой. – Ольф?! – закричала Уна и перегнулась через ограждение. Кока нигде не оказалось. Она обернулась вокруг себя. На палубе было полно людей, но из-за ветра, дождя, мокрого снега и волн они не видели, что случилось. – Человек за бортом! – закричала девочка. – Человек за бортом! – кричала она изо всех сил. Но ветер уносил ее крики, и никто из команды ничего не слышал. Время Ольфа было на исходе. Еще пара минут в воде, и он бы погиб. Уна поняла, что должна сделать. Она сбросила ботинки, перепрыгнула через ограждение и бросилась в море. Ледяная вода пронзала ее кожу, словно осколки льда. Уна проваливалась в темноту. Она испугалась, что так и будет погружаться в воду, пока не достигнет морского дна, но тут ее нога задела что-то твердое. Прямо под ней был Ольф. Уна схватила его и толкнула к поверхности. Как раз в тот момент, когда воздух в ее легких уже заканчивался, она вынырнула из воды. Девочка ловила воздух ртом. Рядом с ней бултыхался Ольф, откашливаясь и отплевываясь.