— У нас небольшие проблемы возникли. Из-за чешуи. Девочка, которая должна была снять с тебя одежду, видела ее. Теперь вся Спасская об этом гудит. До Адмиралтейской тоже, само собой, дошло. Да вообще весь город знает. Все вылазки отменены, боятся, что «процветающие» использовали биологическое оружие. Ты стал первой жертвой. Я сказал, что оперировал тебя, и никаких наростов не было. И что могу предоставить в качестве доказательств анализ твоей крови и кожи. Но они настаивают на осмотре. А твоя чешуя будет держаться три дня как минимум. Короче, если проще: за это время тебе поставят такой диагноз, что на его фоне самая лютая бубонная чума покажется легким недомоганием. — А сказать, что этой медсестре показалось, совсем не вариант? — Ну как такое могло показаться? Там же яркое освещение. — А кто-то еще видел? — Нет, Дима, потом ты подкрепил всеобщую панику своим внушением, и к тебе вообще боялись приблизиться. — Предоставь в качестве доказательств анализы и напомни всем, что ты лично меня оперировал, и никаких корок на ранах не было. — Да я напомнил, но эта девочка упрямо настаивает… — И что? Все верят какой-то там медсестре? Альберт, ты — авторитетный врач. Скажи, что эта девочка… Как ее зовут? — Кристина Федоровна. — Что эта Кристина Федоровна — неопытная дурочка, которая с перепугу не смогла отличить кровь от корки. Можешь сказать, что какой-то кусок ткани налип или еще что-то. А будет настаивать, скажи, что она придирается к «процветающему» и даже сейчас пытается отыграться на нем и обвинить теперь уже в заражении каким-то вирусом. Услышав эти слова, Альберт заметно помрачнел. — Я, конечно, понимаю, что ты переобщался с Киву, но не мог же он тебя настолько изуродовать, — хмуро произнес он. — Кристина — хорошая девушка, закончила медицинский с красным дипломом. Опытный ассистент главного хирурга Спасской. Вместе они провели немало операций. Нельзя же так просто взять и опозорить ее, чтобы спасти наши пупырчатые шкуры. Может, стоит признаться? — Хочешь — признавайся. А мне, знаешь ли, дорога моя, как ты выразился, пупырчатая шкура. Я не хочу, чтобы меня изучали в лаборатории, как неведомое насекомое. Я и так уже выслуживаюсь перед всеми — не хватало еще, чтобы на мне опыты ставили. Переживет твоя Кристина Викторовна. — Федоровна, — автоматически поправил его Альберт. — Хорошо, а что насчет осмотра? Среди врачей больше нет ни одного «иного», которому было бы выгодно тебя покрывать! — Приведи кого-нибудь, я его выпровожу. Внушу ему, что мне плохо, и лучше придти завтра. Погоняем его пару дней, а к тому времени чешуя сойдет. — Складно все у тебя получается. Вот только не тебе, а мне придется оболгать ни в чем неповинного человека. К тому же профессионала своего дела! Если хочешь знать, она была лучшая в группе. — Ты что, знаком с ней? Услышав этот вопрос, Альберт немного замешкался. — Как будто это меняет дело? — сердито ответил он. Но под внимательным взглядом Лескова нехотя добавил, — не близко. Я проводил несколько лекций в университете им. Павлова. — И у вас завязалась интрижка… На миг Вайнштейн смутился, но затем разозлился настолько, что, наверное, впервые за их с Димой знакомство, повысил голос: — Вот она! Вот эта самая черта, которая меня еще у Киву раздражала! А ты, видимо, у него нахватался. — Я просто предположил, — Лесков с долей удивления посмотрел на врача. Он не ожидал такой бурной реакции. — Оставь свои предположения при себе. Не лезь в мою личную жизнь. Я, может, и доктор, но это не значит, что я — монах. Имею право встречаться с понравившимися мне женщинами. — Да кто же спорит. Я просто подумал, может, ты уговоришь ее отказаться от своих… хм… показаний? — Не думаю. Мы не очень хорошо расстались, — Альберт снова заговорил спокойно, словно никакого спора не было и в помине. — Она сразу же замуж захотела. Правильной оказалась. А мне эти женитьбы… Кому это вообще надо в нашем веке? — Сейчас уже точно никому, — устало отозвался Лесков. — Так что будем делать? — Ну что делать… Время тянуть. К тебе все равно сейчас никто зайти не может. Замок только на мою ладонь откликается. Ладно, я принесу обезболивающее и что-нибудь поесть. Отдыхай пока. — Не надо еды. Не хочу. Я лучше еще посплю. — То, что спать хочешь, это нормально. Лекарство вызывает сонливость. Но это и хорошо. Во сне организм лучше всего восстанавливается. Во всяком случае у меня так. — Альберт, — Дима окликнул Вайнштейна, когда тот уже приблизился к двери, — а ты не можешь мне передать немного своей энергии и тем самым ускорить процесс регенерации? Ты же делал это, когда Бранн был ранен. Услышав эти слова, врач отрицательно покачал головой. — Ты другой разновидности. Поглощать энергию могут только «паразиты». Они же и восстанавливаются за ее счет. Даже продлевают свой жизненный цикл. — Постой! Что еще значит «паразиты»? — Лесков хотел было снова приподняться на постели, но у него не хватило сил. — Лежи спокойно, — Альберт снова приблизился к его кровати, после чего добавил, — «Паразиты» — это, конечно, несколько грубое обозначение этого вида. Они же не виноваты, что такими родились. Но факт остается фактом. Они живут только за счет «хозяина». Когда их организм изнашивается, они либо меняют тело, либо, как Бранн, требуют подпитки. Дмитрию невольно вспомнилась странная болезнь Киву, которую чудесным образом вылечили в Германии. В те дни румын выглядел болезненно бледным и изможденным. Под глазами появились темные круги, щеки впали. Он практически не выходил из дома, а к концу настолько ослабел, что при ходьбе опирался на трость. Зато потом, когда Бранн вернулся из Германии, Дима с трудом узнал в больном измученном мужчине помолодевшего красавца с блестящими волосами и здоровым цветом лица. — Он что… Что-то вроде Дракулы? — этот вопрос показался Диме полнейшим бредом, но, учитывая, что у него самого кожа покрывалась чешуей, парень приготовился услышать что угодно. — Он ведь из Румынии. — Если ты интересуешься, пьют ли «паразиты» кровь, то нет. Но, наверное, Киву действительно можно сравнить с Дракулой. Тому тоже было хорошо, когда гибли массы людей. Вот только с той разницей, что тот румын наслаждался зрелищем и своей властью, а наш румын… Хотя он, может, и не румын… Впитывает в себя энергию хаоса. Любая катастрофа или война может напитать его энергией настолько, что он может жить еще десятки лет, оставаясь таким же молодым, как сейчас. — Так значит ему выгодна эта война, — задумчиво произнес Дмитрий. — Ты даже не представляешь, насколько. — Тогда и в Германии он, получается не был… — Ты о чем? — Альберт внимательно посмотрел на Лескова. — Какое-то время назад ему якобы поставили диагноз — рак головного мозга. Он угасал прямо на глазах. А потом внезапно уехал в Германию и вернулся совершенно здоровым. Даже помолодевшим. Все рассказывал про какое-то экспериментальное лечение. А в это время как раз произошла катастрофа на индийской АЭС. А еще спустя какое-то время на Бранна было устроено покушение. Два индийца ворвались в его номер с оружием и с криком: «Это тебе за Куданкулам!». Бранн даже ничего не предпринял в тот момент, потому что не мог контролировать свои силы. Альберт молчал. Слова Дмитрия не показались ему чем-то неожиданным. Он вполне допускал, что именно Бранн и еще несколько «паразитов», или как их еще называли «хаотики» или «тлетворные», могли организовать эту катастрофу. Телекинетические способности Киву могли позволить ему разрушить реактор, даже не приближаясь к зданию. — Откуда ты его знаешь? — вопрос Димы заставил Вайнштейна отвлечься от своих мыслей. — Когда-то он помог мне, — тихо ответил он. — Было время, когда я увяз в крупных долгах и связался не с той женщиной. Бранн решил мои проблемы с местными криминалами. С тех пор я стал его другом поневоле. Точнее это он называл меня своим другом. А я просто не мог избавиться от него. По сути, он ни разу не причинил мне вреда, напротив, с ним было даже приятно общаться. Но его энергетика — это что с чем-то… Я даже описать тебе ее не могу. Что-то наподобие кладбища или морга, только в сто раз сильнее. Наверное, примерно такая же энергетика сейчас на поверхности. Тебе чертовски повезло, что ты не чувствуешь ее. Услышанное никак не укладывалось в голове. Дмитрий знал Бранна совершенно другим. Да, у него были перепады настроения, он славился своей жестокостью по отношению к врагам, но ведь именно Киву выбивал для него, Димы, вид на жительство в Сиднее. Именно он передал ему лекарство, которое в результате спасло Катю, Ивана, Рому и Вику. Если раньше сотрудничество между Дмитрием и Бранном было выгодно обоим, то последними действиями Киву только подставил себя под удар. Быть может, совет «процветающих» уже давно расправился с ним за его проступок. Если прежде Дима думал, что Киву лишь использует его способности, то сейчас он был откровенно растерян. — Но ты сам сказал, что он родился таким, — Лесков сам от себя не ожидал, что вцепится в эти слова. — Он же не может на это повлиять, не может не поглощать чужую энергию? Альберт кивнул. — Да, он попросту состарится и умрет, как и все обычные люди. «А он всегда любил жизнь. Не раз повторял, что презирает самоубийц, наркоманов, алкоголиков, всех, кто добровольно разрушает свое здоровье», — подумал Дима. «Говорил, что будет бороться за каждую лишнюю минуту своей жизни…Проклятье… Но не такой же ценой…» — Мне не понятно, если он действительно такое чудовище, которым ты его описываешь, зачем он помогал мне? — Может, потому, что ты — «иной», — Альберт пожал плечами, — или ты был ему для чего-то нужен. А, может быть, ему тоже не чуждо что-то человеческое. Как говорится, даже в самой непроглядной тьме, есть свет. Может, он просто чувствовал себя одиноко. — Нет, страх перед одиночеством — это про кого угодно, но только не про Киву. Если ты думаешь, что его накрыла волна сантиментов, мол, буду растить беспризорника Лескова, как сына, то это тоже ерунда. Думаю, есть что-то еще. — Дим, это уже не важно, — Альберт махнул рукой. — Теперь он там, ты здесь. Давай сначала с тобой разберемся. С этими словами врач покинул палату. Вернулся он спустя несколько минут с обезболивающим и бутылочкой воды. О Бранне они больше не говорили. Вскоре Дима вновь остался наедине со своими мыслями. В голове крутились слова Альберта по поводу Киву, и с каждой минутой вопросов у Лескова становилось все больше. Что это вообще за разновидности такие? Почему кто-то рождается «шепчущим», кто-то «энергетиком, кто-то «теневым», а кто-то, как Бранн, вынужден поглощать энергию хаоса и чьей-то смерти? Однако ни Бранн, ни Альберт не знали, почему они родились такими. Или делали вид, что не знали. Они все росли в детдоме, и никто так ни разу не видел своих родителей. За этими мыслями Дима постепенно провалился в сон. Как только Альберт ушел, слабость снова дала о себе знать. Лескова даже поразило, насколько сильно его вымотал этот разговор. Спустя несколько часов дверь в палату Дмитрия снова приоткрылась и тут же закрылась. Тишину нарушил звук приближающихся шагов, однако Лесков не проснулся. Он лишь чуть нахмурился, когда чья-то тень упала ему на лицо. Затем чьи-то руки осторожно стянули с него одеяло, и прохладный воздух лизнул его обнажившиеся плечи и грудь. Эрика на миг замерла, когда спящий вновь слегка нахмурился. Сейчас было даже к лучшему, что он спит, и ей не хотелось будить его. Пришлось бы тратить время на никому ненужные объяснения, а ей и так уже пришлось потратить драгоценные часы из-за дурацкой истории про биологическое оружие. То, что никакого заражения не было, подтверждало то, что никто до сих пор не заразился и не покрылся никакими наростами, а анализы крови и Лескова, и других возможных зараженных были абсолютно нормальными. Да и пули, извлеченные из Дмитрия и предоставленные на экспертизу, были совершенно обычными. Была еще вероятность, что что-то распылили в воздухе, но опять же, доставив с поверхности в лабораторию одного из вражеских роботов, не было обнаружено ни намека на изменение его строения, чтобы он мог использовать воздушно-капельную инфекцию. Девушка не стала докладывать своему отцу, брату и уж тем более Альберту, что собирается на Спасскую. Тем не менее она воспользовалась своим положением дочери Полковника и одного из создателей противоядия, и таким образом получила доступ в палату «процветающего». Теперь замок реагировал и на ее прикосновение. Дежурного девушка предупредила, чтобы тот не докладывал Вайнштейну о ее визите, и что ее посещение запланировано. Якобы именно она являлась тем врачом, который должен был произвести осмотр. Первым делом ее внимательный взгляд задержался на лице Лескова. Дмитрий был бледен от потери крови, но в целом выглядел абсолютно нормально. Затем девушка осторожно коснулась его шеи, проверяя пульс. Жара у парня тоже не было, а сердце билось ровно. Заметив цепочку с золотым крестиком на груди Лескова, Эрика мысленно усмехнулась: «Ну точно как в лихие девяностые. Грабим, обманываем, убиваем, а Богу молимся». Наверное, если бы не стойкая неприязнь к этому парню, она бы еще отметила его внешность. Наверное, он бы даже был в ее вкусе, если бы не все остальные бонусы, которые прилагались к его внешности в виде характера и репутации. Бросив на спящего еще один быстрый взгляд, Эрика наконец приступила к главному — осмотру раны на левой руке Дмитрия. Она извлекла из кармана халата хирургические перчатки, простерилизованные ножницы и марлевый бинт. «Альберт наверняка сочтет меня легковерной дурочкой», — подумала она, осторожно разрезая бинт на руке Лескова. «Но в любом случае, уже все равно пора делать перевязку». Наконец ткань послушно разошлась в стороны, открывая рану, и в тот же миг девушка едва не выронила ножницы от изумления. Сильно побледнев, она не сводила испуганного взгляда с той самой «корки», о которой рассказывала Кристина. Вот только это не было «коркой». Эрика отчетливо видела пластины чешуи, которые плотно покрывали рану. Они были благородного темно-синего цвета, который у основания пластины плавно перетекал в черный. Эту чешую можно было сравнить с рыбной, так как чешуйки частично покрывали друг друга, но были заметно крупнее. Узор, подобно змеиному, на них отсутствовал. Потрясенная, Эрика так и замерла, словно боялась пошевелиться.