Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 35 из 89 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Черные голые кусты дрожат на ветру — свистит над ними холодный северный ветер. Грабы и карликовые дубы перешептываются сухими бурыми листьями, еще оставшимися на ветках. Горят алые ягоды шиповника, прихваченные морозом. Их можно есть — они сладкие, как мед. Хороши и ягоды терна, обожженные стужей. И калина ничего на вкус, только чуть горьковата… Чем выше, тем глубже снег, неподвижнее тишина. К следам зайцев и лисиц примешались ямки от копытец серн и оленей. Ветер играл со снегом: то взвивал его клубами, то укладывал в лощинках. Детская, радостная игра. — Срубим три елочки, — сказал Палё Стеранка, — третью отнесем Зузке. Она неверная, потому что маленькая еще. Вырастет — лучше станет. Дошли до молодых посадок. Тесно прижавшись друг к другу, мирно спали здесь елочки и ели. Ветер обходил их стороной, не решался врываться к ним. Легко заблудиться ветру в гуще молодых деревьев, в узких, темных проулках между ними. Не найдет он отсюда дорогу и умрет, обессиленный. Спят елочки, заставляют разговаривать шепотом. — Рубить будем там, где им слишком тесно, как пан лесничий наказывали, — сказал Ергуш. — Тогда им вреда не будет. Все равно деревца засыхают, если им не хватает места. Полезли в самую гущу. Снег осыпался с веток, попадал за воротник. Это было неприятно. В гуще молодого ельника набрели на хижину. Она стояла на пригорке и до половины засыпана была снегом. — Хорошо бы погреться, — сказал Палё. Топором отгребли снег от двери. Дверь хижины была не заперта. Мальчики вошли, огляделись. Мало здесь вещей: лавочка, нары да очаг. Под лавкой сложены дрова, на нарах старые рваные одеяла. У очага закопченный котелок — чай кипятить. — Наверное, сюда заходят пан лесничий, когда его дождь застигнет в лесу, — предположил Палё. — Здесь они и спят, пережидают дождь. А мы можем портянки просушить! Он наколол щепок, разжег огонь. Заиграло пламя, едкий дым защипал глаза. Пришлось открыть дверь. Однако в хижине стало тепло. Когда дрова прогорели, дымить перестало. Угли давали ровный жар. Ребята захлопнули дверь, разложили на лавке свои портянки, башмаки поставили на камни у очага. Сами улеглись на нары, закутав ноги одеялами. Приятно было лежать так. Как и когда это произошло, неизвестно, а только погода переменилась. Оттепель прошла по снегам, с крыши закапала вода. Облака навалились на спящий лес, подошли к самой хижине. Ергуш видел их через щель двери: клубились облака, словно густой пар над баком, когда мама кипятит белье. Зажмурил глаза Ергуш… Облака постучались, вошли. Он услышал их запах — пахли они паром. И сказали: «Мы только немножко погреемся…» Сели к огню, потирали длинные, как веревки, руки, потряхивали паутинными крыльями… Плакали от холода. Дождь шуршал в хижине. Огонь едва виден — он угасал… Ергуш промок до костей. — Оттепель! — раздался голос Палё. Засыпающий Ергуш встряхнулся, вскочил. В очаге догорало пламя, холод распространялся по хижине. Мальчики навернули на ноги большие, холодные портянки, натянули башмаки и затопали к выходу. Первым долгом приволокли к хижине сухие, давно срубленные деревья, чтоб не оставлять хижину без дров. Принесли они больше, чем сожгли, — так делают все порядочные люди. Накололи дров, сложили под лавкой. К вечеру отобрали три елочки: для Палё, для Ергуша и для Зузки Кошалькули. Эти елочки — оба убедились в этом собственными глазами — мешали расти другим. Спилили их и отволокли в деревню. В темноте осторожно, на цыпочках, вошли они во двор, где жила Зузка. Прислонили елку к дверям дома и тихонько убежали. СОЧЕЛЬНИК День сочельника мирно отошел, растаял в хмуром безветрии. А когда стемнело, начали падать большие, как птицы, хлопья снега. Спускались медленно, плавно, укладывались, пышные, на затвердевший старый снег. Пришел Матё Клещ-Горячка, скудно одетый, без теплой шубейки. Рассказал, что нет у него елочки, мачеха не позволила принести. И на ужин дадут ему капусту с картошкой. — Оставайся у нас, — сказала мама, — нам будет веселее. Анна, Ергуш и Рудко заворачивали кусочки сахара в разноцветные бумажки. Вставляли в орехи палочки, привязывали к ниткам. Матё стал им усердно помогать. Привязав к орехам ниточки, вешали их на елку. Еще повесили несколько самых красивых яблок и длинненькие святоянские хлебцы. Заподозрили Рудко в том, что он ворует сахар и потихоньку съедает его. Анна заставляла его говорить, Рудко не хотел, не мог — рот у него был полон. Прогнали сладкоежку от стола; он сел в уголок, шмыгал носом, тихонько всхлипывал. На лавке у печи сидела дикая кошка. Она подружилась со всей семьей и перешла жить на кухню. Гладить себя она позволяла одному Ергушу. Анна и Рудко ее боялись. Кошка обмахивалась пышным хвостом, смотрела на детей огненными глазами. Матё Клещ-Горячка рассказывал громко, чтобы и мама слышала: — Наш отец были канониром в солдатах. А сейчас они в городе гайдуком служат. Форма у них как у солдат, только немножко другая. Они меня любят, когда напьются пьяный. А когда трезвый, смотрят чертом! Никто ничего не сказал, только мама втихомолку улыбалась у своих горшков. — И всему-то отец верят, что мачеха на меня наговаривает. Все неправда. А когда они пьяный, то читают мне из книжки. Они и писать умеют — когда в солдатах были, научились… — Из молитвенника читают-то? — спросила Анна. — Нет! — ответил Матё. — Из такой книжки, как один человек ловил разбойников. Детектив называется… Так там все здорово, что и не уснешь! Ергуш сказал: — Поди, навыдумывал кто-то. Наверное, неправда все. Матё Клещ не согласился. — Чистая правда! — воскликнул он. — В книге так и написано, я своими глазами видел. Этот человек, детектив-то, спрятался в часы, да не в такие, — он показал на ходики, — а в такие часы, большие, как хлев. Снял он маятник и ждет… И когда пришли разбойники, он как выскочит да и ну бить их! Дым коромыслом… Анна сморщилась, попросила: — Не надо больше, мне страшно! Ергуш стал смеяться над ней, щелкнул ее по носу. Елочку нарядили и подвесили к потолку над столом. Мама всем подала вкусный ужин: капустную похлебку с колбасой, маковые ватрушки, пироги с повидлом и маком. И Хвостику угощенье отнесла — пусть знает, что наступил сочельник. А после ужина можно было сколько угодно грызть орехи и яблоки. У ворот Хвостик лаял на цыган. Не пускал их во двор петь колядки. Цыгане позлились, покричали да и ушли. — Денег у нас нет, — сказала мама, — а пирогов цыгане не хотят принимать. Хорошо, что Хвостик не пустил их. Быстрые шаги раздались во дворе. Хвостик ни гугу — значит, кто-то знакомый. Постучался, открыл дверь; показалось румяное, веселое лицо — Палё Стеранка! У Ергуша от радости сердце подпрыгнуло. Палё поздоровался: пусть будет благословение божие над этим домом. Мама поблагодарила, угостила Палё пирогами, орехами. Он подсел к Ергушу, шепнул ему: — Пойдем в деревню! — Только у мамы спрошусь… Мама разрешила. — Да не гуляйте долго, — промолвила она, — нынче большой мороз будет. Собралась с мальчиками и Анна. Дома остались мама да Рудко. Рудко не жалел, ему спать хотелось, голова была тяжелая, как свинец, так и клонило ее книзу. Он даже рад был, что все ушли. В деревне Анна отделилась от ребят, свернула к Верхнему концу. Куда пошла, они не знали. — Знаете что, — сказал Палё, — давайте будем колядки петь… Зайдем на Верхний конец, к одноногому дяде Кошалькуле. Может, и Йожо дома. Посидим у них, полуночи дождемся. Матё Клещ одобрил предложение, Ергуш молча кивнул. Пошли. Стали под окнами Кошалькули, запели: «Несем вам радостную весть…» Очень странно выходило: Палё затягивал, Матё фальшивил, а Ергуш — его смех разбирал — все время смеялся. Выскочила на порог Зузка, позвала мальчиков в дом. Пошли. Впереди Палё, за ним Матё, Ергуш последним. Зря, кажется, вошли. За столом сидел Густо Красавчик, напротив него Йожо Кошалькуля, с ним рядом Анна, Ергушева сестра. Сидели они и в карты играли. Зузка села рядом с Густо, улыбнулась ему, в точности так, как недавно в корчме, когда показывали кукольную комедию. Зузка предложила пришедшим сесть. Густо Красавчик ухмыльнулся и сказал: — Слушай, Ергуш, а ведь это ты выбил окно в корчме! Ергуш двинул плечом, покраснел. — Чепуха, — сказал он. — Может, это ты сам выбил, а на меня сваливаешь… Ему хотелось разозлить Густо Красавчика. — Нет, ты выбил, — возразил тот, — потому что это тебя выставили-то. Ергуш на это сказал: — Чепуха. А вот пусть этот комедиант только попробует, пусть придет еще раз — тогда я ему покажу! Матё Клещ вмешался: — А наш отец читали про разбойников, и все было на самом деле. Как один спрятался в часах и ждал… Зузка расхохоталась:
book-ads2
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!