— Очень жаль, но я привык убивать тех, чьи поступки мне не нравятся. Заряд картечи почти разорвал тело Маноле. Тут же Матадор сорвал рубашку с девушки, и это послужило сигналом. Первыми жертвами стали мужчины, дети и старухи. Затем бандиты накинулись на девушек, разрывая одежду и заваливая их на землю. Некоторые из девушек кричали и сопротивлялись, но немало было и таких, которые подчинялись, надеясь спасти свою жизнь. К тому же, жестокие удары быстро положили конец любому сопротивлению, и бандиты, которые дожидались своей очереди, ободряюще покрикивали тем, кто оказался быстрее. Неожиданно из-за домов показался один из жителей деревни. Его левая рука, простреленная у плеча, беспомощно висела, но в правой он держал тяжелое ружье. Он окинул взглядом площадь и увидел дочь, к которой приставал очередной бандит. Он понимал, что успеет выстрелить только однажды, и нажимая курок, молился, чтобы пуля попала его дочери в голову. Молитва его была услышана. Через мгновение под градом пуль пал и он сам. Спустя некоторое время, жажда крови взяла верх. Эль Матадор подал пример, выстрелив в Марию с двух рук, пробив пулями каждую из ее молодых упругих грудей. Торрес перерезал горло своей девушке, а Мигель саблей стал рубить живот другой. Остальные принялись разряжать магазины своих револьверов в распростертые обнаженные тела. Истерическое возбуждение схлынуло. Наступившая тишина привела бандитов в оцепенение. Вид площади, усеянной трупами, начал угнетать даже самых бесчувственных. Эль Матадор пришел в себя раньше других. — Всем искать еду и текилу! — закричал он. — Едем в Хойос. Поиски и беспорядочное хождение ослабило ужас совершенного. Бандиты разошлись в хижины, теперь оттуда доносились звуки торопливых поисков и возгласы разочарования. Вскоре Эль Матадор, наблюдавший за всем от колодца, понял, что добыча будет ничтожной. Только четверо из банды, обыскавшие деревенскую таверну, вернулись, нагруженные бутылями с текилой и красным вином. Тем временем с чердака одного из сараев Луис Элвис смотрел сквозь щель на площадь. Его глаза возбужденно сияли, губы кривились в довольной усмешке. Этот чердак был его прибежищем уже много лет, с тех пор, как он пришел в Сан Мариас. В сарае пахло сеном, навозом и запахом самого Луиса. Чем старше он становился, тем меньше обращал внимание на свой запах. А Луис был очень стар. Насколько он помнил, ему было около семидесяти. Свои дни он проводил в сарае или в таверне, где зарабатывал жалкие гроши и еду тем, что подметал пол. Он был невысок, тщедушен, со сморщенным, сгоревшим на солнце лицом. Маленькие глазки и безвольный рот придавали ему туповатый вид, но на диво черная и густая челка свидетельствовала, что не всегда он был таким. Он оживлялся только тогда, когда вспоминал свою молодость. Но для этого требовался хороший толчок. Нападение на Сан Мариас оказалось подходящим средством. Он вспомнил, что и сам когда-то был участником подобных набегов. С самого начала он не упускал ни малейших деталей. Его восхищение Эль Матадором не знало границ. В свое время Луис разбойничал со многими бандами, но никогда еще он видел такой четкой организации преступления и такого пренебрежения к человеческой жизни. И лишь когда лошади были навьючены едой и выпивкой, бандиты сделали что-то не так. На лице старика появилось еще больше морщин, и он погрузился в воспоминания, пытаясь понять, что же ему не нравится. Внезапно Матадор, возглавлявший колонну, размашистым жестом сорвал сомбреро и, поклонившись площади, устланной мертвыми телами, провозгласил: — Эль Матадор благодарит жителей Сан Мариас за оказанное ему гостеприимство! — В особенности здешних сеньорит за их любовь! — подхватил Мигель. За этими издевательскими словами грянул взрыв грубого хохота, который слился с цоканьем конских копыт. За ускакавшими еще долго виднелось облако пыли. Банда по-прежнему направлялась на юг. Когда пыль улеглась, Луис поднялся на ноги и по лестнице спустился вниз. Двигаться быстро ему мешал возраст. Приоткрыв дверь сарая, он бросил взгляд наружу и, выждав немного, вышел. Возбуждение снова охватило его. Он удовлетворенно хмыкнул, заметив среди мертвецов хозяина, недоплачивающего ему за работу, затем пнул ногой одну уродливую женщину, которая издевалась над ним, предлагая ему еду. Но когда Луис остановился возле изрубленного трупа молоденькой девушки, в нем шевельнулась жалость. Накрыв ее грудь костлявой ладонью, он ощутил дряблость смерти. Продолжая обход, он нашел недопитую бандитами бутылку с текилой. Он присел спиной к стене и глотнул. Он, Луис Элвис, остался единственным жителем Сан Мариаса. Он задрожал от этой мысли, затем сплюнул, и вдруг его физиономию искривила старческая усмешка. — Эль Матадор, я больше не чувствую к тебе ни малейшего уважения, — пробормотал он. — Мы всегда были уверены, что никто не сможет свидетельствовать о наших подвигах. И он вновь прильнул к горлышку, радуясь разливающемуся от текилы теплу. Прошло очень много лет, с тех пор, когда он мог в одиночку выпить целую бутылку, и оставшейся выпивки было вполне достаточно. Огонь внутри становился все горячее, пока полностью не поглотил его сознание, и он провалился в блаженное забытье. Глава 9 Когда Эдж въехал в Сан Мариас, солнце достигло зенита. Луиса возле стены уже не было, Эдж увидел только трупы. Он бесстрастно оглядел деревню, отпустил поводья и дал лошади подойти к колодцу. Здесь он соскользнул на землю, и еще раз осмотрел чернеющие дверные проемы, потом подошел к колодцу и вытащил до краев наполненное ведро. Как и Эль Матадор несколькими часами ранее, Эдж погрузил лицо в свежую спокойную воду и с наслаждением стал пить. — Эй, американец! Одно движение и ты умрешь. Как те, кто жил в этой деревне. Эдж окаменел. Это было сказано по-испански и доносилось справа. Эдж, продолжая пить, поднял глаза выше поверхности воды и открыл их. Слегка повернув ведро, он увидел Луиса в дверях амбара, который целился в Эджа из ружья, насаженного для маскировки на продырявленное ведро. Вероятно, этот фокус Луис использовал когда-то в молодости. — Я уже напился, — ответил Эдж. — Но моей лошади тоже нужна вода. Он выпрямился и поставил ведро на пыльную землю. Лошадь тут же сунула в него морду. Оставаясь внешне совершенно равнодушным, Эдж внимательно рассмотрел старика, штаны с бахромой внизу, стоптанные башмаки, тщедушное тело, укутанное в изорванное пончо. — Ваша работа? — осведомился Эдж, указывая на усеянную трупами площадь. Луис только досадливо крякнул. — У меня много раз возникало желание это сделать, но человеку нужно быстро двигаться, чтобы заниматься такими вещами. А я стар и медлителен. — Он захихикал. — Но чтобы прикончить одного, у меня скорости хватит. — Зачем меня убивать? — У вас прекрасная лошадь. В деревне мне, сами понимаете, делать больше нечего. Нужно выбираться отсюда, и я полагаю, что лошадь лучше осла. — Он немного помолчал и пояснил: — Здесь, знаете, к сожалению, только ослы. У колодца не было ни малейшей тени. Эдж начал уставать и от солнца и от болтовни старика. Он вздохнул. — Тогда вот что, милейший. Если ты сейчас же бросишь ружье, то я, вероятно, не стану тебя убивать. Но если ты этого не сделаешь до того, как прозвучит цифра три — пеняй на себя. В отличие от тебя, я не стар и очень подвижен. Голос его так отчетливо и спокойно доносился до амбара, что старику даже не пришлось напрягать слух. Возраст, еще не выветрившийся алкоголь и страх перед этим гринго вызвали такую дрожь, что мушка ружья, которое он держал в руках, заходила ходуном. — У вас жесткая манера вести разговор, американец. — Раз. В руке Эджа появился «Ремингтон», он направил его на старика и плавно спустил курок. С криком ужаса Луис бросил ружье, и в то же мгновение Эдж изменил прицел своего уже стреляющего оружия. Пуля попала в ствол падающего ружья и заставила его завертеться волчком, прежде чем оно упало на землю. — Вы же сказали, что будете считать до трех, оскорбленно выкрикнул Луис. — Иногда я говорю неправду, — заметил Эдж, засовывая револьвер в кобуру. Удостоверившись, что лошадь его напилась, он бросил ведро в колодец. — У гринго нет никакого понятия о чести. Эдж холодно усмехнулся, взял лошадь под уздцы и отвел ее в тень. — Честь свойственна дуракам, которые из-за этого и погибают. Я хочу жить долго. Учуяв исходивший от старика гнилостный запах, Эдж поморщился. Потом, кивнув на трупы, поинтересовался: — Банда Эль Матадора? Луис кивнул. — Так обращались к нему его люди. Очень маленького роста, — старик поднял руку до плеча, показывая рост вожака, — но большой начальник. Так много людей его слушают! Они появились на рассвете, очень неожиданно. Затем, бум-бум, и много людей умерло, так и не сообразив, что случилось. — Он усмехнулся. — За исключением девочек, конечно. Им позволили жить дольше, сами знаете почему, сеньор. — Он гадливо подмигнул, изучая Эджа боязливыми глазами. Тот холодно посмотрел на старика, и под этим взглядом возбуждающие воспоминания Луиса улетучились. — Вы единственный, кто остался? Луис сплюнул. — Как и вы, сеньор, я желаю жить подольше. Мне известны повадки этих молодцов. Когда-то я сам был таким. Мы были самой грозной, самой удачливой шайкой во всей Мексике. В те дни я был шустрым, как и вы. Я убил много мужчин, и у меня было много женщин… Казалось, Эдж потерял к нему интерес. Он вытащил нож и лениво стал обрезать ногти. Не поднимая глаза, он спросил: — Как ваше имя? — Луис Элвис, сеньор. Я… — Вы все видели? — Все, сеньор. — И слышали? Глаза Луиса заблестели. — Стрельба, крики девочек… — Было, должно быть, очень весело, — сухо прервал его Эдж. — Вы слышали какие-нибудь разговоры? — Разговоры, сеньор? — Куда они собирались ехать? Луис с энтузиазмом закивал. — Они поскакали в Хойос. Я слышал, как Эль Матадор говорил об этом. Вы хотите ехать за ними, сеньор? — В Мексике я не для поправки здоровья, — сказал Эдж, но так тихо, что обращался, скорее, к себе, чем ответил старику. — Где находится Хойос?