– Я хочу помочь, – сказал Дэвид, закрывая раскраску и спрыгивая со стула. – Сперва попроси разрешения у мамы, – Лорен быстро соображала. Пока брат поднимется на второй этаж, она успеет оттереть сиденье от застывшей крови и грязи. – Ты можешь промокнуть. – Халашо. Девочка улыбнулась, а Дэвид побежал через гостиную в сторону лестницы. Для маленького ребенка он выражался очень внятно, но всегда произносил «хорошо» как «халашо» – с того самого момента, как научился говорить. Дэвид встал внизу лестницы и позвал: «Мама!». Ему не позволялось подниматься наверх без присмотра, а поскольку с первого раза его скорее всего не услышат, у девочки появилось в запасе несколько минут. Она выбежала на улицу с ведром, не обращая внимания на то, что немного воды выплеснулось прямо на пол кухни. Подотрет, когда закончит, а сейчас главное помыть сиденье. Спустя пару минут Дэвид вышел через заднюю дверь, и она с хлопком закрылась за его спиной – эта привычка сводила маму с ума. – Мама сказала, что я могу помочь. Лорен уже протерла сиденье и начала мыть раму. – Чем будешь мыть, пальцами? Дэвид нахмурился: – У меня нет губки. – Сходи поищи еще одну в шкафчике, – сказала Лорен. Она была почти уверена, что видела там ярко-розовую губку в упаковке. – Халашо, – Дэвид зашел обратно. Лорен осмотрела сиденье, покрытое узором из света и тени от дуба, что рос у них во дворе. Оно еще не высохло, так что девочка не могла быть уверена на 100 %, но вроде бы крови не было видно. Она прошлась по нему мыльной губкой еще раз – чтобы наверняка. Вдруг до нее донесся скрип – как будто резиновая подошва кроссовка скользит по полу, – глухой удар и крик Дэвида. Вода. Она уронила губку в ведро. Когда Лорен распахнула заднюю дверь, малыш сидел, потирая затылок. В целом он не был плаксивым ребенком, но слезы собрались в уголках его глаз, а значит ударился Дэвид довольно сильно. – Милый, ты в порядке? – спросила Лорен, опускаясь на пол и подхватывая брата, чтобы усадить его на колени. – Расшибся голову. – Ушиб голову, – поправила его Лорен с улыбкой. – Или расшибся. Но не все сразу. Я могу посмотреть? Он кивнул, вытирая слезы с лица. Новые уже не текли, и Лорен заключила, что малыш в порядке. Она аккуратно прикоснулась к его затылку. Там была маленькая, едва заметная шишка. – Лед принести? – спросила она. Дэвид поморщил нос, будто размышлял об этом. Затем покачал головой: – Просто маленький расшиб. – Ушиб, – Лорен чмокнула его в щеку. – Может, мороженого? – У нас нет, – ответил Дэвид. Он лучше сестры знал, где что лежит, потому что ходил по магазинам с мамой. – Куплю тебе, когда фургон с мороженым приедет вечером. На свои деньги, хорошо? Потому что это я виновата, что ты упал. – Халашо. Только фургон сегодня может и не приехать. – Почему нет? – спросила Лорен. – На каникулах он бывает каждый день. На их улице жило много детей, а тупик был достаточно безопасным местом для того, чтобы припарковаться и спокойно обслуживать толпы ребят, которые атаковали фургон, стоило им только заслышать первые ноты «Затейника» – его фирменной мелодии. – Он может не приехать сегодня из-за мертвых девочек, – ответил Дэвид. Две девочки идут за руку. – Каких девочек, Дэвид? – спросила Лорен. Она изо всех сил старалась заставить свой голос звучать спокойно. Откуда он мог знать про девочек из ее виде́ния? – Мертвых девочек из двора миссис Шнайдер, – буднично ответил он. Он взглянул на сестру. – Там было много крови. Ты видела их, Лорен? – Дэвид, ты что… На пороге материализовалась мама – или по крайней мере Лорен так показалось. Ступени лестницы страшно скрипели, так что обычно, если кто-то спускался или поднимался, всем было прекрасно слышно. Проскользнуть вниз по лестнице к холодильнику посреди ночи, чтобы мама не заметила, было решительно невозможно. Но сейчас Лорен так шокировали слова Дэвида, что она ничего не услышала. Мама выглядела вспотевшей и раздраженной: – Что случилось? – Я поскользнулся и расшибся голову. Мама мгновенно разглядела своими орлиными глазами капли воды на полу: – Ты поскользнулся на луже? – Да, это моя вина, это я пролила воду, – ответила Лорен. – Сейчас приберу. Лорен поставила Дэвида на ноги, подмигнула и произнесла одними губами: «Мороженое будет потом». – Ты должна была сразу вытереть. Как можно быть такой безответственной, Лорен? Он мог серьезно пораниться. Мог заработать сотрясение мозга. – Мам, Дэвид не получил бы сотрясение мозга, поскользнувшись на кухне, – закатила глаза Лорен и потянулась к рулону бумажных полотенец. Мама шлепнула ее по руке: – Возьми тканевое полотенце, не бумажное. Мы что, миллионеры? – возмутилась она. Потом она заметила мочалку в упаковке, выпавшую у Дэвида из рук во время падения. – И не используй эту губку для своего грязного велосипеда. Она же совсем новая. Возьми старую. – Это для меня, мамочка, – ответил Дэвид. – Чтобы я помогал. – Тебе сестра сказала ее взять? Дэвид неуверенно перевел взгляд с сестры, которая стояла со старым полотенцем в руках, чтобы протереть пол, на маму. Лорен было ясно, что он не хочет, чтобы ей попало из-за него. – Да, – Лорен опустилась на колени, чтобы собрать воду. С ее мамой вечно так: упреки, упреки, упреки, ругань, ругань, ругань. Как бы девочка ни поступила, все ей было не по нраву, даже если Лорен старалась сделать все правильно. – Лорен, я много раз тебе говорила, что мы не можем позволить себе выбрасывать то, что мы покупаем, а ты хочешь мыть велосипед новой губкой, которую потом придется выкинуть. – Хорошо, не буду, – девочка изо всех сил старалась не орать на мать, которая, казалось, специально провоцировала ссору. Если Лорен сорвется на крик, то ее накажут: посадят под домашний арест, запретят смотреть телевизор или заберут карманные деньги на неделю – в зависимости от того, что на этой неделе мама посчитает справедливым (хотя, по мнению девочки, о справедливости тут не могло быть и речи: наказание никогда не было соразмерно преступлению). Она повесила полотенце сушиться на крючок у рукомойника. – Не вешай его туда, оно же грязное, – остановила ее мама. – Положи в прачечной с другими грязными полотенцами. – Окей, – Лорен направилась к стиральной машинке, которая стояла рядом с кухней. – Что с твоими шортами? Они все в грязи. – Я знаю, – Лорен закатила глаза, потому что была уверена, что мама этого не увидит. – Мой велик тоже, поэтому я его и мою. – Надо было сперва снять шорты и замочить их. Пятна могут не отстираться. – Не думаешь, что логичнее сперва помыть велосипед? Я же скорее всего снова перепачкаюсь во время мойки, а зачем портить чистые шорты? – Не разговаривай со мной таким тоном, юная леди, – мама всегда обращалась к этой фразе, когда Лорен была права, но ей не хотелось этого признавать. Девочка бросила тряпку в кучу белья, сложенного у стиральной машины, и вернулась на кухню. – Ты загрузила стирку? – спросила мама. Лорен застыла: – Нет, ты же не сказала. – Мне реально нужно каждый раз просить тебя о помощи? А, и правда нужно, как я могла забыть. Кстати, я только что закончила делать твою часть уборки наверху. Девочка открыла рот, но сразу захлопнула. Я не буду спорить. Я не буду спорить. Я не буду спорить. – Пойду домою велосипед, – произнесла она и вышла. Вряд ли мама пойдет следом, чтобы продолжить свою тираду: она всегда переживала о том, что подумают соседи. Правда, Лорен могла бы сказать ей, что им и так слышны ее крики, особенно при открытых окнах. А окна были открыты всегда, потому что дома было всего два кондиционера, и мама заявляла, что платить за электричество еще больше они себе позволить не могут. Та всегда психовала, если Лорен оставляла включенным кондиционер у себя в комнате, когда из нее выходила. – Не трать много воды, когда будешь его мыть, – крикнула вслед мама. – У нас и без того счета за воду… – …запредельные, – закончила Лорен под нос, чтобы та не услышала.