Отец чуть не ударил инспектора. Несколько дней он буквально кипел от ярости, и в очередное воскресенье нам пришлось выслушать пламенную проповедь на тему терпимости к Мутантам, которые загрязняют чистоту нашей общины. Он призвал к всеобщей борьбе против хозяина этих Нарушений, прошелся насчет аморальности верхов, намекнул, что некоторые, по-видимому, испытывают братские чувства к Мутантам, и в довершение всего заклеймил некое официальное лицо как беспринципного наемника беспринципных хозяев и местного представителя СИЛ ЗЛА. У инспектора не было такой удобной трибуны для публичного ответа, зато широкое хождение получили некоторые его язвительные замечания о неуважении к власти, преследованиях, фанатизме, религиозной мании, привлечении к суду за оскорбление личности и возможных последствиях действий, направленных против решения Правительства. Похоже, что именно последнее заставило отца ограничиться только разговорами. У него и так было много неприятностей с дэйкеровой кошкой, которая вовсе ничего не стоила, а за коней-гигантов было заплачено очень дорого. Ну и разумеется, Энгус не упустил бы возможности передать дело в суд. Все случившееся привело к тому, что в нашем доме воцарилась атмосфера плохо скрываемого раздражения, так что находиться в нем стало неприятно и хотелось держаться подальше. В округе все успокоилось, и незнакомые люди почти не встречались. Поэтому родители Софи снова позволили ей гулять, и я, когда мог незаметно убежать, часто отправлялся к ней. Софи в школу, конечно, не ходила, там бы ее быстро разоблачили, хотя бы из-за фальшивого свидетельства о рождении. Родители научили ее читать и писать, но так как у них в доме не было книжек, никакой пользы ей это не принесло. Поэтому во время прогулок мы много разговаривали, по крайней мере я старался пересказывать ей все, что узнавал из книжек. Я рассказал ей о том, что наш мир довольно большой и, по-видимому, круглый. Основная его часть, в которой Вэкнак составлял маленький округ, называется Лабрадор. Считается, что так его назвали Прежние Люди, хотя полной уверенности в этом нет. Большая часть Лабрадора окружена водой, которая называется «море». Это очень важно, потому что в нем водятся рыбы. Никто из тех, кого я знал, за исключением дяди Акселя, в жизни не видел моря, потому что оно было очень далеко. Но если проехать миль триста на восток, на север или на северо-запад, то рано или поздно до него доберешься, а если на юг или юго-запад, то попадешь в Заросли или Дурные Земли и там погибнешь. Еще говорили, хотя никто в точности этого не знал, что во времена Прежних Людей Лабрадор был очень холодной землей. Настолько холодной, что люди здесь жить не могли, а только выращивали деревья и добывали из земли что-то загадочное. Но все это было много-много лет назад. Может быть, тысячу лет назад, а может быть, и больше, точно никто не знал, только предполагали. Не было известно, сколько поколений людей жили, как дикари, с момента Бедствия и до той поры, когда началась описанная в книгах история. Из времен дикости и невежества до нас дошли только «Покаяния» Николсона, и то лишь потому, что они долго, может быть, несколько веков, хранились в запечатанном каменном сундуке. А со времени Прежних Людей сохранилась только Библия. За исключением того, что рассказывалось в этих двух книгах, все прошлое, кроме трех последних столетий, вошедших в нашу историю, представляло собой огромное черное пятно забвения. Из этой пустоты до нас дотягивались еще обрывки каких-то легенд, сильно исковерканных при передаче из уст в уста. Именно такая цепочка пересказов донесла до нас название «Лабрадор», потому что ни в Библии, ни в «Покаяниях» оно не упоминалось. Возможно, что правду говорили и о холодах, хотя теперь у нас было всего два холодных месяца в году – но, может быть, так случилось из-за Бедствия. Из-за Бедствия могло случиться все что угодно… Очень долго обсуждался вопрос о том, обитаемы ли другие части света, кроме Лабрадора и большого острова Ньюфа. Полагали, что все остальное составляют Дурные Земли, на которые Бедствие обрушилось особенно тяжко, но потом обнаружили, что и там есть участки Зарослей. Они были заражены Отклонениями, безбожны и в настоящее время совершенно непригодны для освоения, но поскольку границы Дурных Земель там, как и у нас, постепенно отодвигались, когда-нибудь, возможно, их удастся освоить. Вообще об остальном мире было известно мало, но по крайней мере это более интересный предмет, чем этика, которой нас обучал каждое воскресенье после обеда один старик. Этика рассказывала, почему мы должны или не должны делать то или другое. Большая часть того, что нельзя делать, совпадала с тем, чему учил отец, но причины некоторых запретов объяснялись по-иному, так что все запутывалось, и разобраться было трудно. Согласно этике, человечество пребывает в стадии возвращения в Благодать. Мы идем по едва различимому следу, который ведет нас трудным путем к вершинам, с которых мы когда-то свалились. От истинного пути ответвляется много ложных, некоторые из них кажутся легче и привлекательнее, но на деле ведут к краю вечной пропасти. Есть только один истинный путь, следуя которому мы с Божьей помощью и в назначенное время вернем то, что было утрачено. Но путь этот так трудно различим, так обильно усеян ловушками и обманом, что каждый шаг следует делать с величайшей осторожностью. Слишком опасно человеку полагаться на собственное разумение. Только власти, церковные и светские, могут судить, в каком именно направлении нужно делать очередной шаг, не опасаясь сбиться с искомого старого пути и тем самым отклониться от истинного восхождения на путь греховный. Надо трудом избыть посланное миру наказание Бедствием, надо с верой в сердце отыскать и пройти долгий путь обратно наверх, надо устоять перед искушениями, и тогда Бог дарует нам прощение и наградит возвратом Золотого века. Такие наказания посылались людям и раньше: изгнание из Рая, всемирный потоп, чума, гибель Содома и Гоморры, плен египетский… Бедствие – одно из них, величайшее из всех, и поэтому оно заключает в себе повторение всех предыдущих несчастий вместе взятых. Почему оно было послано, до сих пор нам не открылось, но, судя по прошлым случаям, ему наверняка предшествовало время безбожия и самонадеянности. Многочисленные правила, доводы и примеры были подытожены в этике следующим образом: долг и цель каждого человека в этом мире заключаются в том, чтобы неустанно бороться с тем злом, которое принесло нам Бедствие, и прежде всего каждый должен следить за тем, чтобы форма человеческого тела во всем повторяла божественный канон, дабы человеку было позволено, когда придет время, занять свое высокое место в образе Божием. Однако об этой части этики я Софи никогда не рассказывал. Не потому, что про себя считал ее Отклонением, но ведь надо было признаться перед самим собой, что она не вполне соответствовала истинному образу Божьему, поэтому тактичнее казалось не касаться этого вопроса. И без того у нас находилось о чем поговорить. 5 Никого в Вэкнаке не волновало, если я пропадал надолго, но стоило попасться кому-нибудь на глаза, как для меня тут же находилась работа. Год выдался хороший, солнечный и в меру дождливый. Даже фермеры жаловались только на нехватку времени, отнятого у них борьбой с вторжением, – надо было нагонять упущенное. Весенний приплод у всех животных, кроме овец, дал необычайно низкий процент Нарушений. Злаки росли и вызревали настолько правильно, что только одно поле, принадлежащее Энгусу Мортону, инспектор приказал сжечь. Даже среди овощей почти не было Отклонений; как обычно, больше всего их дали пасленовые. В целом все говорило о том, что год будет рекордным по Чистоте. Уничтожений проводилось так мало, что даже мой отец был доволен и в одной из своих проповедей объявил, что в этом году Вэкнак дал настоящий отпор силам Зла и надо возблагодарить Бога за то, что наказан только тот, кто привез коней-гигантов, а не вся община. Этим летом все были так заняты, что мне ничего не стоило убежать из дома, и мы с Софи бродили, совершая гораздо более далекие прогулки, чем прежде. Правда, мы старались соблюдать осторожность и держались в стороне от людных дорог, чтобы ни с кем не встретиться. Софи так воспитали, что ее страх перед незнакомыми людьми граничил с инстинктом: она бесследно исчезала чуть ли не прежде, чем мы замечали кого-то. Единственный взрослый, с которым она подружилась, был Корки, присматривавший за паровой машиной. Всех остальных она опасалась. Высоко по ручью мы нашли место, где берега были усыпаны галькой. Мне очень нравилось, сняв башмаки и закатав брюки, шлепать босиком по воде, внимательно оглядывая все камни и щели. Софи обычно сидела на каком-то выступавшем из воды большом плоском валуне и жадно наблюдала за мной. Однажды мы отправились туда с маленькими сачками, которые нам сделала миссис Уэндер, и банкой для добычи. Я бродил по воде, вылавливая маленьких, похожих на рачков существ, а Софи пыталась добраться до них с берега. Ей это не особенно удавалось, спустя некоторое время она сдалась и стала с завистью следить за мной. Потом, осмелев, она сняла один башмак, изучающе посмотрела на свою босую ногу и немного погодя сняла второй. Закатав штанины комбинезона выше колен, она ступила в воду. Некоторое время она задумчиво стояла, рассматривая сквозь воду свои ноги в окружении блестящих камешков. Я позвал ее: – Иди сюда. Здесь их много. Она прошлепала ко мне, возбужденно смеясь. Когда нам надоело, мы сели на плоский камень и выставили ноги на солнце, чтобы они обсохли. – Они ведь не очень страшные? – спросила Софи, критически рассматривая свои ступни. – Совсем они не страшные. Рядом с ними мои кажутся какими-то шишковатыми, – честно ответил я. Ей мой ответ очень понравился. Через несколько дней мы снова пошли туда. Поставив на плоский камень банку, мы положили рядом башмаки и стали усердно ловить рачков, время от времени подбегая к валуну с добычей. Мы забыли обо всем на свете, как вдруг раздался чей-то голос: – Эй, Дэвид, здорово! Я взглянул вверх, чувствуя, как замерла рядом со мной Софи. На берегу, как раз над камнем, где лежали наши вещи, стоял окликнувший нас мальчик. Я узнал его. Это был Алан, сын Джона Эрвина, кузнеца. Он был на два года старше меня. – Здорово, Алан, – буркнул я неприветливо. Прошлепав по воде к камню, я подобрал башмаки Софи и, крикнув «Лови!», бросил ей. Один она поймала, другой упал в воду, но она быстро его вытащила. – Что вы здесь делаете? – спросил Алан. Я ответил, что мы ловим рачков. Говоря это, я как бы невзначай вылез из воды на камень. Мне Алан никогда не нравился, а сейчас он был и вовсе некстати. – Это ерунда. Ловить надо рыбу, – сказал он презрительно и перевел взгляд на Софи, которая с башмаками в руках выбиралась на берег немного выше по ручью. – Кто она такая? – спросил он. Я не торопился отвечать и медленно надевал башмаки. Софи тем временем скрылась в кустах. – Кто она такая? – повторил он. – Она не из?.. Он замолчал, не договорив. Подняв глаза, я увидел, что он уставился на что-то рядом со мной. Я быстро повернул голову. На плоском камне виднелся мокрый отпечаток ступни. Софи наступила на камень, когда опускала добычу в банку. Отпечаток был еще довольно влажный, и все шесть пальцев проступали отчетливо. Я пнул банку. Каскад воды и дерущихся рачков залил камень, уничтожая отпечаток, но я с болью в сердце понял, что непоправимое уже совершилось… – Ого! – сказал Алан с неприятным блеском в глазах. – Так кто она такая? Я ничего не ответил. – Я ведь все равно скоро узнаю, – сказал он с ухмылкой. – Это не твое дело, – ответил я. Не обращая на мои слова никакого внимания, он повернулся и посмотрел вверх по ручью в том направлении, где спряталась в кустах Софи. Я взобрался с ногами на камень и бросился сверху на Алана. Он был крупнее меня, но я застал его врасплох, и мы свалились, обхватив друг друга руками и ногами. Драться как следует я не умел, просто несколько раз участвовал в жестоких драках и поэтому только старался бить со всей силы. Я хотел выиграть хотя бы несколько минут, чтобы Софи успела надеть башмаки и спрятаться. Если у нее будет немного времени в запасе, ему никогда ее не найти. Это я знал по опыту. Оправившись от удивления, он так ударил меня два раза по лицу, что я забыл о Софи и стал отчаянно защищаться ногами и зубами. Мы перекатывались по маленькой лужайке. Я дрался изо всех сил, но начало сказываться то, что он был тяжелее меня. Он становился все увереннее, а я все слабее. Однако кое в чем я выиграл: помешал ему сразу погнаться за Софи. Постепенно он стал одолевать меня. Он уже сидел на мне и колотил, а я тщетно пытался из-под него выбраться. Я лягался и брыкался, но мог только освободить руки, чтобы защитить голову. Вдруг раздался дикий вопль, и удары прекратились. Он повалился на меня. Я столкнул его с себя, сел и увидел Софи с большим острым камнем в руке. – Это я его ударила, – сказала она гордо, но с некоторым удивлением. – Он не умер? Ударила она его крепко. Алан лежал неподвижно, с побелевшим лицом, по щеке у него текла струйка крови, но дышал он ровно, так что, без сомнения, был жив. – Ой, мама. – Внезапно ослабев, Софи уронила камень. Мы поглядели на Алана, потом друг на друга. По-моему, у обоих было желание сделать что-то для него, но мы побоялись. «НИКТО не должен знать. НИКТО!» – настойчиво повторяла нам миссис Уэндер, а теперь этот мальчик узнал. Это нас испугало. Я попятился, схватил Софи за руку и потащил прочь. – Идем скорее, – торопил я ее. Джон Уэндер внимательно и терпеливо выслушал наш рассказ. – Ты уверен, что он видел? Может, он просто заинтересовался Софи, потому что она ему незнакома? – спросил он под конец. – Нет, – ответил я. – Он увидел отпечаток ноги, поэтому и захотел ее поймать. Джон Уэндер медленно кивнул. – Понимаю, – сказал он, и я удивился, как спокойно это прозвучало. Он пристально изучил наши лица. Глаза Софи светились тревогой и возбуждением. Мои, должно быть, покраснели, на лице были грязные потеки. Повернув голову, он встретил взгляд жены и внимательно посмотрел ей в глаза: – Боюсь, дорогая, что время пришло. – Джонни, неужели? – Расстроенное лицо миссис Уэндер побледнело. – Да, Марти, очень жаль, но это так. Мы знали, что рано или поздно так случится. Слава богу, что это случилось при мне. Сколько времени тебе надо на сборы? – Немного, Джонни. Я всегда держала вещи наготове. – Хорошо. Тогда за дело. Он поднялся, обойдя стол, подошел к ней, обнял, наклонился и поцеловал. У нее в глазах стояли слезы. – Джонни, милый. Ты так добр ко мне, а ведь я принесла тебе такое… – Он прервал ее поцелуем. Долгим взглядом они посмотрели в глаза друг другу, а потом без единого слова оба повернулись к Софи. Миссис Уэндер взяла себя в руки, быстро подошла к буфету, достала еду и поставила на стол. – Идите сначала умойтесь, грязнули, – сказала она. – Потом приметесь за еду, и чтоб съели все до крошки. Умываясь, я задал наконец вопрос, который меня давно мучил: – Миссис Уэндер, если дело только в пальцах на ногах, то почему вы их не отрезали, когда Софи была маленькой? Я не думаю, что ей было бы больно, и тогда никто бы никогда не узнал. – Остались бы шрамы, Дэвид, и, увидев их, люди сразу бы догадались, в чем дело. Скорее за стол, ужинать. – Мы уезжаем, – сказала Софи с набитым ртом. – Уезжаете? – тупо переспросил я. Она кивнула: