– Сначала в Клеркенвел, – ответил я. – Затем мы поищем для вас одежду. За одеждой, если хотите, поедем на Бонд-стрит, но сначала отправимся в Клеркенвел. – Но почему в Клеркенвел?.. О господи! Действительно, «о господи»! Мы повернули за угол и оказались на улице, забитой людьми. Они с плачем и криками бежали нам навстречу, вытянув перед собой руки и спотыкаясь. В тот момент, когда мы увидели их, женщина, бежавшая впереди, оступилась и упала; сейчас же о нее споткнулись и повалились бежавшие следом, и она исчезла под грудой барахтающихся тел. А позади толпы мы увидели причину этого панического бегства: над головами охваченных ужасом людей раскачивались три ствола в темных листьях. Я дал газ и круто свернул в боковой переулок. Джозелла обратила ко мне испуганное лицо: – Вы… вы видели? Они их погоняли! – Да, – сказал я. – Поэтому мы и едем в Клеркенвел. Там находится мастерская, которая производит лучшие в мире триффидные ружья и маски. Проехав несколько кварталов, мы вновь помчались намеченным маршрутом, но вскоре оказалось, что путь далеко не так свободен, как я рассчитывал. На улицах вблизи от Кингз-Кросс-стэйшн народу было гораздо больше. Продвигаться вперед становилось все труднее, хотя я непрерывно сигналил. Наконец перед самой станцией пришлось остановиться. Не знаю, почему там была такая толпа. Можно было подумать, будто все население района сошлось туда. Мы не могли пробиться через плотную стену людей, и, оглянувшись, я убедился, что так же безнадежно было бы пытаться проложить путь назад. Толпа уже сомкнулась позади нас. – Выходите, быстро, – сказал я. – Мне кажется, они хотят взять нас. – Но… – начала Джозелла. – Живо! – приказал я. Я в последний раз дал сигнал и выскользнул из машины вслед за Джозеллой. И как раз вовремя. Какой-то мужчина нащупал ручку задней дверцы. Он распахнул ее и стал шарить внутри. Другие, спешившие к машине, едва не сбили нас с ног. Послышался сердитый крик, когда кто-то отворил переднюю дверцу и обнаружил, что место водителя тоже опустело. К этому времени мы уже благополучно смешались с толпой. Кто-то схватил мужчину, открывавшего заднюю дверцу, приняв его за водителя. Началась свалка. Я крепко взял Джозеллу за руку, и мы начали выбираться из толпы, стараясь не привлекать к себе внимания. Выбравшись, мы некоторое время шли пешком, ища подходящую машину. Примерно через милю мы нашли то, что было нужно: автофургон, показавшийся мне более всего пригодным для плана, который начал смутно формироваться в моем сознании. Клеркенвел уже два или три века специализировался на производстве точных инструментов. Маленькая мастерская, с которой я время от времени имел дело по долгу службы, приспособила старинное умение к новым нуждам. Я нашел ее без труда; нетрудно оказалось и пробраться внутрь. Когда мы покинули ее, нами владело приятное чувство защищенности: в кузов машины мы уложили несколько штук превосходных триффидных ружей, несколько тысяч маленьких стальных бумерангов к ним и несколько шлемов с масками из проволочной сетки. – А что теперь – одежда? – спросила Джозелла, когда мы тронулись. – Обсуждается предварительный план, открытый для критики и поправок, – объявил я. – Прежде всего предлагается найти какое-нибудь pied-а-terre: местечко, где можно привести себя в порядок и обсудить положение. – Только не кабак, – запротестовала она. – Довольно с меня кабаков на сегодня. – С меня тоже, – согласился я. – Хотя мои друзья нипочем не поверили бы мне, особенно если принять во внимание, что все бесплатно. Собственно, я имел в виду какую-нибудь пустую квартиру. Найти такую, должно быть, не очень трудно. Там мы отдохнем и составим вчерне план действий. Кроме того, там было бы удобно устроиться на ночь… а если нынешние чрезвычайные обстоятельства, на наш взгляд, не отменили некоторых условностей, то что же, может быть, нам удастся найти и две квартиры. – Я думаю, мне будет приятнее сознавать, что кто-то есть рядом со мной. – И чудесно, – сказал я. – Далее, операция номер два. Обмундирование и снаряжение для леди и джентльменов. Тут нам, пожалуй, лучше разделиться, а разделившись, не забыть, на какой квартире мы остановились. – Х-хорошо, – проговорила она с некоторым сомнением в голосе. – Все будет в порядке, – заверил я ее. – Только возьмите за правило ни с кем не разговаривать, и никто не догадается, что вы зрячая. Вы тогда попали в переделку только потому, что были захвачены врасплох. В стране слепых и кривой – король. – О да… Это, кажется, из Уэллса, не так ли?.. Только в его рассказе получилось иначе. – Вся трудность в том, как понимать слово «страна» – в оригинале «patria», – заметил я. – «Caecorum in patria luscus rex imperat omnus». Первым это сказал некий джентльмен из римской классики, по имени Фуллоний, и больше о нем никто ничего не знает. Но здесь нет больше организованной patria, организованного государства. Есть только хаос. Воображаемый народец Уэллса приспособился к слепоте. Здесь же, по-моему, этого не произойдет. Я не вижу, как это могло бы произойти. – А что же, по-вашему, произойдет? – Я знаю не больше, чем вы. В свое время мы узнаем, и боюсь, что скоро. Но вернемся лучше к нашим баранам. На чем мы остановились? – Одежда. – А, да. Ну, это просто. Нужно забраться в магазин, взять то, что требуется, и выбраться обратно. В центре Лондона триффидов вы не встретите – по крайней мере пока. – Как легко вы об этом говорите: забраться и взять. – Чувствую я себя вовсе не легко, – признался я. – Но я не уверен, что это добродетель. Скорее уж привычка. С другой стороны, упрямое нежелание смотреть фактам в лицо ничего не изменит и ничем нам не поможет. Я думаю, мы должны считать себя не ворами, а всего лишь… ну, скажем, наследниками поневоле. – Да. Что-то в этом роде, – согласилась она с видом эксперта. Некоторое время она молчала. Затем вернулась к первоначальной проблеме. – А что после одежды? – спросила она. – Операция номер три, – сказал я, – это, несомненно, обед. С квартирой, как я и ожидал, все обошлось как нельзя проще. Мы оставили машину на середине улицы в богатом квартале и забрались на третий этаж. Не знаю, почему именно на третий, разве что он представлялся нам как-то менее заметным. Процесс выбора был несложен. Мы звонили или стучали, и если кто-нибудь откликался, мы шли дальше. За четвертой дверью нам не ответили. Муфта замка вылетела от одного хорошего толчка плечом, и мы вошли. Я никогда не принадлежал к людям, которым нравится жить в квартале за две тысячи фунтов в год, однако я обнаружил, что в ее пользу можно сказать очень многое. Интерьер здесь обставляли, как мне кажется, элегантные молодые люди с тем остроумным даром сочетать вкус с передовой модой, который обходится так дорого. Там и тут наличествовали настоящие derniers cris, из них некоторым, если бы мир остался прежним, несомненно, предстояло бы стать увлечением завтрашнего дня; другие, по-моему, с самого начала были обречены на забвение. Общий же эффект был такой же, как на выставке-распродаже с ее нетерпимостью к человеческим слабостям: книга, сдвинутая с места на несколько дюймов, книга в переплете неподходящего цвета, безалаберный гость в неподходящем костюме, усевшийся в неподходящее кресло, сразу же нарушили бы здесь тщательно продуманное равновесие и тон. Я повернулся к Джозелле, взирающей на все это широко раскрытыми глазами. – Ну как, подойдет нам эта хижина или пойдем дальше? – спросил я. – О, я думаю, нам и здесь будет неплохо, – ответила она. Рука об руку мы ступили на нежно-желтый паркет и начали осмотр. Я не рассчитывал на это, но трудно было бы найти более удачный способ отвлечь ее мысли от событий дня. Наш обход сопровождался потоками восклицаний, выражавших восхищение, зависть, удовольствие и, надо признаться, злость. На пороге комнаты, переполненной атрибутами женского снаряжения, Джозелла остановилась. – Я буду спать здесь, – объявила она. – Господи! – воскликнул я. Затем я сказал: – Ну что ж, о вкусах не спорят. – Не надо ехидничать. Ведь мне больше никогда, вероятно, не представится случай поблаженствовать. И, кроме того, разве вам неизвестно, что в каждой девушке есть капелька пошлейшей кинозвезды? Вот и пусть это проявится в последний раз. – Пусть, – сказал я. – Но я все же надеюсь, что здесь где-нибудь найдется местечко поскромнее. Избави меня бог спать в постели под зеркалом на потолке. – Над ванной тоже есть зеркало, – сообщила она, заглядывая в соседнее помещение. – Это было бы уже верхом разложения, – заметил я. – Впрочем, вам не придется ею пользоваться. Нет горячей воды. – Правда, а я и забыла. Вот жалость-то! – разочарованно воскликнула она. Остальные помещения оказались не такими сенсационными. Когда обход был закончен, Джозелла отправилась добывать одежду. Я еще раз осмотрел квартиру, чтобы выяснить, какими ресурсами мы здесь располагаем и чего у нас нет, а затем тоже двинулся в поход. Едва я шагнул наружу, как дальше по коридору открылась другая дверь. Я замер на месте. Вышел молодой человек, ведя за руку белокурую девушку. Когда она переступила через порог, он отпустил ее. – Подожди здесь минутку, родная, – сказал он. Он сделал несколько шагов по мягкому ковру, скрадывавшему звуки. Его протянутые руки нашли окно в конце коридора. Его пальцы нащупали и отодвинули шпингалет. За окном снаружи я заметил пожарную лестницу. – Что ты делаешь, Джимми? – спросила девушка. Он быстро вернулся к ней и снова взял ее за руку. – Я просто проверил дорогу, – сказал он. – Пойдем, родная. Она отпрянула: – Джимми, мне не хочется уходить. У себя дома мы хоть знаем, где находимся. Как мы найдем еду? Как мы будем жить? – Дома, родная, еду мы и вовсе не найдем… и потому не проживем долго. Пойдем, моя радость. Не бойся. – Но я боюсь, Джимми… Я боюсь! Она прижалась к нему, и он обнял ее. – Все будет хорошо, родная. Пойдем. – Погоди, Джимми, мы идем не туда… – Ты перепутала, дружок. Мы идем правильно. – Джимми, мне страшно… Пойдем назад! – Слишком поздно, родная. Перед окном он остановился. Одной рукой он тщательно ощупал подоконник. Затем он обнял ее и прижал к себе. – Это было слишком прекрасно и не могло продолжаться долго, – тихо сказал он. – Я люблю тебя, родная моя. Я очень, очень люблю тебя. Она подняла к нему лицо, и он поцеловал ее в губы. Повернувшись, он поднял ее на руки и шагнул из окна. «Ты должен отрастить толстую шкуру, – сказал я себе. – Должен. Иначе останется только пить до бесчувствия. Такие вещи должны происходить сейчас повсюду. Они происходят повсюду. Здесь ничем не поможешь. Положим, ты достал бы им еды, чтобы они продержались еще несколько дней. А дальше? Ты должен научиться смотреть на это и мириться с этим. Ничего другого не остается. Или утопить себя в алкоголе. Если не драться за свою жизнь, несмотря ни на что, выжить будет невозможно… Уцелеют лишь те, кто сумеет подчинить чувства разуму…» Поиски всего необходимого заняли больше времени, чем я ожидал. Мне удалось вернуться часа через два. Протискиваясь в дверь, я уронил несколько пакетов. Джозелла довольно нервно окликнула меня из своей сверхженственной спальни.