– Стоп. – Рихард тоже подобрался. – Поплавский, как вы считаете, находится в Западном Берлине. Пусть под охраной, но он не в плену. Думаете, он будет приезжать к сестре? – А вы бы не приехали к родной сестре после стольких лет разлуки? – К родной сводной сестре? – Рихард засмеялся. – В чем-то вы правы, Михаил. Пока не знаем, как у него со свободой передвижения. Сестру он, возможно, уже навестил. Если отношения были хорошие, то навестит еще – и не раз. Поплавского следует нейтрализовать. Для начала – определить его местоположение… – Рихард словно рассуждал сам с собой. – Выполнять эту работу будем не мы, специально подготовленные люди… Проблему с утерянным Эберхартом это не решит, но Поплавский тоже осведомленная фигура, знает многих законспирированных агентов… А знаете, Михаил, интересная тема. – У Рихарда зажглись глаза. – Сегодня не делайте резких движений, выспитесь. Утром поезжайте на Тильштрассе – я выдам вам ключи, а также бумажную отписку для соседей и любопытных полицейских. Местечко уединенное, малонаселенное, вам понравится. И не забудьте, ради бога, избавиться от пистолета… Глава десятая «Глок» Михаил выбросил в Шпрее, когда спустился к реке в уединенном месте. На берегу громоздились бетонные плиты, в стороне кричали дети, гуляющие по берегу под охраной нянь и родственников. Сверток, перетянутый резинкой, плюхнулся в воду, ушел на глубину. Несколько минут он посидел на пронизывающем ветру, выкурил половину сигареты – больше не смог, окоченели пальцы. Вторая половина ноября даже в Европе, овеянной Гольфстримом, была не сахар. Спустя недолгое время он вышел на улочку, застроенную автомастерскими, поймал таксомотор. Еще четверть часа – и незнакомый малоэтажный район, бесконечная улица, приземистые жилые строения, вытянутые вдоль дороги. Выше двух этажей здесь не строили. Крыши имели переменную конфигурацию, каждое жилье находилось в своем отсеке и имело отдельный выход на улицу. Кирпичные столбики, резные оградки, на крошечных участках перед домами – кусты, миниатюрные голубые ели. В летний период здесь было неплохо, обстановка почти загородная. Сейчас царило уныние. Но дворники работали, наводили чистоту. С понятием «таунхаус» майора не знакомили, советскому человеку милее понятие «дача». Дома на первой линии имели совершенно другую нумерацию. Таксист предложил доставить по адресу, но майор отказался, оплатил поездку, добавив солидные чаевые. Дальше отправился пешком. Пешеходная дорожка петляла между домами, за пустырем находилась вторая линия комплекса. Здесь было неплохо, дорожки из тротуарных плиток, стриженые кустарники, горбатый мостик через ручей. Слева – пруд с догнивающими камышами, справа – продуктовый магазин с небольшой автомобильной стоянкой. К нужному дому он вышел минуты через четыре. Двухэтажное строение вытянулось на пятьдесят метров, имело четыре крыльца, символические крашеные оградки. Над первым этажом висели, как скворечники, застекленные балконы. У секции, находившейся справа, ковырялась с лопатой немолодая женщина. «Нашла время», – подумал Михаил. Особа оторвалась от работы, уставилась на незнакомца строгим взглядом. У нее было неприятное лицо и нос с горбинкой. – Здравствуйте, – учтиво поздоровался Кольцов. – Я новый жилец, снимаю квартиру у герра Вайзингера. Вот документ, подписанный им лично, – он вынул из сумки папку с листами. Женщина отставила лопату, подошла. Бдительность здесь была на высоте – как у советских ракетчиков, стерегущих мирное небо. Дама заглянула в документ, хмыкнула, вопросительно уставилась на предъявителя. Михаил с готовностью извлек фальшивый паспорт гражданина Германии, показал фотографию. Дама сверила лица, с достоинством кивнула. – Хорошо, герр Козински, я поняла. Меня зовут фрау Штайгер. Надеюсь, вы не шумный? – Что вы, фрау Штайгер, конечно, нет. Большое вам спасибо. Он прошел по дорожке, поднялся на крыльцо. Из-за ограды слева выглянула еще одна особа – моложе первой, но незначительно. Район был явно не молодежный. – Ой, здравствуйте, – сказала она. – Я фрау Шлезингер, будем хорошими соседями. На фрау Штайгер не обращайте внимания, она всегда всем недовольна. Вы выстрелы слышали? – Да что вы такое говорите? – удивился Кольцов. – Какие выстрелы, фрау Шлезингер? – Вы же оттуда приехали? – соседка кивнула в сторону улицы. – Должны были слышать. Мне приятельница позвонила, а у нее окна на стену выходят. Здесь не город, охрана не такая серьезная, но все же… Молодой мужчина бежал через стену в наш сектор. Прокрался между вышками, перелез через вал, через колючую проволоку, через стену… Эти звери как давай по нему стрелять… Моя приятельница его своими глазами видела – бежит, весь окровавленный, хромает, за бок держится, но смеется от счастья – сбежал-таки… Наши полицейские подъехали, так он к ним, как к родным, бросился, давай обнимать, целовать… Что за нелюди там живут? Что они с людьми делают? Разве можно так? – Какой кошмар, – покачал головой Кольцов. – Полностью с вами согласен, фрау Шлезингер, это бесчеловечно. – Он любезно улыбнулся и достал ключи. Соседка ахала на заднем плане, сокрушалась. Квартирка действительно оказалась небольшой: кухня, две смежные комнаты. Полумрак – на окнах жалюзи. Кровать, какие-то шкафы, напротив кровати – телевизор, обернутый целлофаном. Электричество и вода были – коммунальные услуги Рихард прилежно оплачивал. Первым делом Михаил поднял жалюзи, открыл форточки. Жилище наполнилось светом, свежим воздухом. Горячая вода отсутствовала в принципе – не Советский Союз, где граждан балуют круглогодичным горячим водоснабжением, а зимой – паровым отоплением. Заработал бойлер – загудел, заурчал. Пока нагревалась вода, он исследовал кухню. Ничего лишнего – электроплита, холодильник, зачем-то – тостер. В холодильнике, как и предполагалось, без приятных открытий, голые полки. В шкафах за кроватью – постельное белье, полотенца. Михаил закурил у открытого окна на кухне, разглядывая задний двор. Там было проще, чем с фасада – лужайка, усыпанная жухлой листвой, деревья, полутораметровый забор, отделяющий территорию от прочей местности. До Берлинской стены – не больше километра. Она проходила не только по городской застройке, но и за пределами. Сверху доносился шум, кажется, работал телевизор. Дополнительный второй этаж в этой секции отсутствовал. Вернее, он был, но принадлежал соседям. И не факт, что фрау Штайгер или фрау Шлезингер. Планировка в этих домах была крайне запутанной. До магазина он дошел за несколько минут – по дорожкам, через открытое пространство. Магазин самообслуживания – универсам по-русски (на Западе такие заведения называли супермаркетами) – занимал два просторных зала. Привыкнуть к здешнему обилию было сложно. Даже в этой дыре выбор продуктов впечатлял. Кольцов взял тележку, прошелся по залам. Предпочтение отдавал полуфабрикатам – мясо птицы, замороженные котлеты. Хлеб продавался только ржаной. Подумав, опустил в тележку бутылку недорогого виски. Коротать время с алкоголем пока не доводилось. Но надо когда-то начинать. В кассу выстроилась очередь из трех женщин. В лица он не всматривался, хотя ловил на себе любопытные взгляды. Очередь продвигалась быстро, кассирша работала, как станок с программным управлением. Но все же нашла время поднять глаза и провести оценку внешности незнакомого мужчины. Выйдя с картонными пакетами на улицу, он сел на лавочку, закурил. Две женщины, стоявшие перед ним, весело щебеча, уходили по дорожке. Третья загружала покупки в багажник старенького «Пежо» цвета детской неожиданности. Смерила его равнодушным взглядом, села в машину и отправилась в объезд пустыря. Отсюда неплохо просматривались дома на Тильштрассе. Они стояли практически вплотную. На правой стороне дороги высился недостроенный дом. Возводили что-то аналогичное соседним домам, но временно остановили работы, увезли технику. На отдельных участках стены подняли до крыши, на других – только залили фундамент. Михаил вернулся в свой новый дом, поочередно поприветствовал фрау Штайгер и фрау Шлезингер, которым не сиделось в своих хоромах. Последняя фрау собралась склонить его к беседе, но Михаил сослался на срочные дела и прошел мимо. Выгрузил покупки в холодильник, сварил кофе, пожевал какие-то безвкусные кондитерские изделия. Прилег на кровать, задумался. Выполнение задания все больше напоминало погружение в анабиоз. Перспективы не просто туманные, а откровенно никакие. План мероприятий отсутствовал. Лежать и ждать у моря погоды? Связь была односторонней. Рихард оставил телефон, звонить не возбранялось. Но не злоупотреблять и общаться экивоками. Ближайший таксофон находился через несколько домов, у 32-го строения. В доме было тихо, шум города отсутствовал в принципе. Не лежалось, одолевало беспокойство. Он включил телевизор – тот что-то показывал, но действие на экране не откладывалось в голове. К тому же шли постоянные раздражающие рекламы. Майор отправился на кухню, чтобы что-нибудь приготовить, положил на стол упаковку с жирным цыпленком (кормили птичку явно анаболиками), охватила вторая волна задумчивости… Ближе к сумеркам он сделал вылазку. Гуляющей походкой добрался до таксофона, убедился, что он работает. Девчонка с косичками и в смешной шапочке трещала, как старинный ундервуд. Развернулся, двинулся обратно, миновал свой дом. Дальше дорога плавно поворачивала. Справа начиналось незавершенное строительство. Слева тянулись жилые таунхаусы замысловатых очертаний. Прохожих было мало, гуляли несколько человек. Дом под номером 17 не отличался от собратьев, но был короче, имел лишь две входные двери. Слева проживала многодетная семья – по лужайке бегала малышня, стоял угловатый внедорожник «Фольксваген». С правой стороны возникла знакомая машина – старенький «Пежо» цвета детской неожиданности. Удивился – выходит, уже встречались? Но он не помнил лица той женщины. В доме на первом этаже горел свет. Второй этаж в этой секции имелся, но, судя по остроконечной крыше, совсем крохотный, видимо, спаленка. Крыльцо смотрелось опрятно, кусты вокруг лужайки – подстрижены. Становилось интересно. Он уже проследовал мимо, когда открылась входная дверь. Кустарник на обочине оказался очень кстати. На ветках сохранилась листва – сморщенная, засохшая. Из дома вышла женщина – в брюках, в наброшенной на плечи замшевой куртке. Она несла пакет с мусором. Контейнеры стояли в ряд у проезжей части. В запасе было несколько секунд, чтобы ее рассмотреть. Возраст – 32–33 года, невысокая, довольно плотная в кости, но не полная, волосы короткие, лицо приятное, с симпатичными щечками. Глаза какие-то грустные. «Интроверт, – предположил Кольцов. – Замкнута, сосредоточена на своем мире». Впрочем, шла она легко и быстро. Сработала педаль, распахнулась крышка бака, в него влетел пакет, и женщина заспешила обратно. Неочевидный признак отсутствия мужа – обычно мусор выносит мужчина. В памяти возникло фото Алексея Львовича Поплавского, совместилось с женским лицом. Не сказать, что одно лицо – глаза другие, нос и губы другие, и все же неуловимое сходство присутствовало. Это было любопытно. «Познакомиться бы, – задумался Кольцов. – Но как?» Он прошел еще несколько домов, вышел к окраине поселка. Здесь тоже стояли недостроенные дома, но работы велись, присутствовала строительная техника. Видимо, на все участки компании не хватало ресурсов. Погода в этот вечер была приличной. Местная молодежь играла в баскетбол на площадке, ограниченной сеткой. Михаил покурил, наблюдая за сдержанными игроками (русские люди давно бы изматерились), двинулся обратно. Начинало темнеть. Его обогнала компания – молодые люди возвращались с игры. Снова стало тихо. Заморосил дождь. В интересующей его части 17-го дома горел свет, но уже наверху. Машина стояла на том же месте. Он рискнул – свернул направо между 15-м и 17-м строениями, вышел на задворки участков. В доме имелась задняя дверь, небольшая «приусадебная» территория. Через оградку можно было перешагнуть. Но дальше начинался полутораметровый забор – перешагнуть уже вряд ли получится, но перелезть можно… Он постоял, изучая обстановку. На торце 15-го дома была глухая стена. Местечко безлюдное, не считая одинокой обитательницы таунхауса. Ее соседи – на другом конце здания… Михаил вышел из переулка, двинулся дальше по улице. Проигнорировал свой дом, зашагал к таксофону. Дождь усилился, выгнал из поселка редких прохожих. Будка пустовала. Он заперся, набрал номер. Рихард снял трубку на третьем гудке. – Герр Вайзингер? Это некто Козински, ваш партнер по бизнесу. Хорошо бы утром встретиться, обсудить одно взаимовыгодное дельце. Не возражаете, если я подъеду? Из дома прозвучал испуганный женский вскрик. Давно стемнело, дождь на время прекратился, мирные граждане отходили ко сну. Михаил свернул в переулок, побежал, ускоряясь. Крик повторился. «О, боже правый! Кто вы такой? Что вам нужно? Немедленно уйдите прочь, я вызову полицию!» Видимо, в минуты сильного душевного волнения люди непроизвольно переходят на родной язык. Она кричала по-русски. «Вот интересно, – размышлял Кольцов, перепрыгивая через ограду, – православные люди (независимо от того, верят они или нет) кричат “боже правый!”. А как кричат католики – “боже левый”?» Он подбежал к распахнутой двери черного хода. Про нее забыли и оставили открытой или взломали простейшим приспособлением, именуемым отмычкой. – Это полиция! Что здесь происходит? – крикнул он. Впрочем, не в полную силу легких. Пусть спят спокойно мирные бюргеры. В доме что-то загремело, раздался топот. Вылетел мужчина, одетый во все черное, – в шапочке, натянутой на уши. Нижнюю половину лица укутывал шарф. Незнакомец спрыгнул с крыльца. Михаил сделал вид, что собирается его перехватить. Обменялись парой символических ударов – со стороны смотрелось естественно. Злоумышленник припустил к забору, Кольцов погнался за ним. Оба перевалились через преграду один за другим. Дальше был овраг, какие-то кусты. Две тени катились с горки – и хотелось верить, что, кроме хозяйки квартиры, эту неотрепетированную постановку никто не видел. Из кустов в овраге раздавались звуки ударов. Стучать по собственной ладошке было больно. Жалобно выл «схваченный» злоумышленник. Глухо ругаясь, Рихард отряхивался. – Ну все, хватит, Михаил, вы места живого на мне не оставили, избили до полусмерти… Думаете, мне в этой стране больше заняться нечем, кроме того как потакать вашим фантазиям? Я, кстати, рассказывал, что мне предлагали поехать советником посольства в Японию? Но я отклонил это предложение. Наверное, зря. Сидел бы сейчас со стаканчиком саке под сакурой, любовался бы ласковыми вечерними волнами… – Не нужен вам берег японский, Рихард, вы и в этой стране хорошо исправляетесь… – Михаил с трудом сдерживал смех. – Вы не сильно испугали несчастную женщину? – Боюсь, что сильно – аж по-русски закричала. Замок пришлось вскрыть, но там простецкая конструкция, устройство не пострадало. Бегите, успокаивайте – и приложите старания, чтобы она не вызвала полицию. Симпатичная, кстати, – хихикнул Рихард. – Ну, удачи вам, шпион. Побегу, у меня машина за соседним косогором. Обращайтесь, в общем… – Зачавкала земля под ногами, размытый силуэт сообщника исчез за деревьями. Кольцов заспешил обратно, взобрался на склон, перевалился через ограду. В комнате на первом этаже горел свет. Женщина стояла на пороге, куталась в платок. – Вы в порядке, фрау? – спросил Кольцов. – Святой Иисусе, я так испугалась… – Она все еще дрожала. – Спустилась сверху, а внизу кто-то хозяйничает, роется в моих вещах… Я думала, он убьет меня… Вы так вовремя подоспели, спасибо вам огромное… – она говорила по-немецки, но в совершенстве языком не владела, коверкала слова, иногда с трудом их подбирала. Женщина всмотрелась. – Подождите, разве вы из полиции? – Нет, конечно, – засмеялся Кольцов. – Крикнул первое, что пришло в голову. Проходил мимо, живу в двадцать третьем доме, вторая секция. Надо же, меньше двух суток здесь нахожусь, и уже приключение… Вы не пострадали? – Нет, все в порядке, он даже не успел ко мне прикоснуться. И кажется, ничего не украл… – Она отступила за порог, вытянула руку, и над крыльцом зажегся бледный свет. – Даже не знаю, как вас благодарить, герр… Мы с вами нигде не встречались? – Разве что в магазине вчера днем. Вы стояли в очереди передо мной. Я только переехал, в холодильнике пусто, решил купить продукты… – Да, наверное… Подождите, – спохватилась женщина, – я должна позвонить в полицию. – Ваше право, – пожал плечами Кольцов. – А можете и не звонить. Это был наркоман, я его догнал и хорошенько объяснил, почему нельзя забираться в чужие дома. Пришлось применить физическую силу. Но эти люди по-другому не понимают. Он был напуган, заикался, потом вырвался и убежал. Я не стал его преследовать. Какой-то анемичный безвредный субъект, почти мальчишка. – Но мне он таким не показался… – Уверяю вас, он больше не придет. Эти люди трусы, если им хорошенько всыплют, то никогда не возвращаются. Вы рассмотрели его лицо? – Нет же, у него, мне кажется, не было никакого лица… – И зачем тогда звонить в полицию? Я тоже его плохо рассмотрел. Приедут со своими мигалками, наделают шума, а толк какой? Кого им искать? Вам нужно, чтобы соседи потом на вас косо смотрели? – Хорошо, не буду звонить… – поколебавшись, согласилась женщина, – если вы пообещаете, что этот воришка больше не придет. – Не придет, – кивнул Кольцов. – Знаю я эту публику. Если вам интересно, меня зовут Руперт Козински, я недавно переехал в Западный Берлин. Родом из Силезии, оттого такой акцент, на что вы, видимо, обратили внимание. – Софи… Софья Брюстер… – Очень приятно, Софи. Немного помолчали. Женщина все еще нервничала, но начинала улыбаться, всматривалась в лицо своего спасителя. Вблизи она оказалась не хуже, чем издали. Мелкие морщинки вокруг глаз не портили лицо. «Хорошо, что русская, – подумал Михаил. – Исконная немка без разговоров вызвала бы полицию. А у русских в крови неверие в полицию (милицию, жандармерию и т. д.)». – Может быть, чаю? – нерешительно сказала Софья. – О нет, Софи, спасибо, не хочу вас беспокоить. Мне нужно идти, дела вечерние. А вы запритесь и ни о чем не беспокойтесь. Даю гарантию, что отныне вы в полной безопасности. Спокойной ночи… Она пришла в полдень. Тонкий расчет оказался верен. В дверь постучали, Михаил открыл. Софья стояла на пороге – без шапки, в приталенной куртке, подчеркивающей достоинства фигуры, – и отчаянно смущалась. Она держала глубокую тарелку, прикрытую тарелкой меньшего размера. Застенчиво улыбнулась, потупила серые глаза. – Доброе утро, Руперт… вы вчера так скоропалительно исчезли, я не успела вас толком отблагодарить… Испекла вам пирог с изюмом и курагой, вы же не откажетесь? Он старательно изобразил недоумение, радость и смущение. Не сказать, что это стало сюрпризом, чего-то подобного ждал. Несколько раз подглядывал в щель между занавесками, навел порядок в комнатах, заправил постель, прилично оделся. – Ой, что вы, Софи, не надо было, ведь мне эта услуга ничего не стоила… Но очень приятно, правда. Пройдете? – Да нет, я просто хотела передать вам пирог… Вы, наверное, заняты. У вас жена, семья… «Пробный шар» был запущен довольно неуклюже. – Проходите, Софи, все в порядке. – Он отступил от двери. – Открою страшную тайну – я не женат. И ваш пирог в моей берлоге – просто праздник. Вы что предпочитаете в это время дня – чай, кофе, виски? Она скромно улыбалась, украдкой оглядывала его холостяцкое логово, где не было даже намека на женское присутствие. Закипал чайник, оба страшно смущались. – Ночь прошла спокойно, Софи? – Да, я несколько раз просыпалась, всякие сны лезли в голову, но больше никто не вторгался… Вы оказались правы. – Он не вернется, даю гарантию в сто процентов. Можете спать спокойно. Я когда-то служил в полиции и знаю эту публику. – Так вы все-таки полицейский? – Софья засмеялась. Потом стала серьезной. – Вы же не сильно избили этого наркомана? – Вовсе нет, Софи, просто пожурил. Но, каюсь, пришлось отвесить пару подзатыльников, чтобы подкрепить свои слова. Он ушел впечатленный, но целый. – Тогда хорошо, – успокоилась соседка. – Давайте нож, я разрежу пирог. У вас есть в доме хоть один острый нож?