Ирина включила проектор, установила автоматический режим, и слайды с тихим шуршанием сменялись на экране. Таня держала в руке лазерную указку и постреливала красной точкой по фотографиям на стене. — Давайте все-таки обратимся в суд, — нарушила общее молчание Ольга. — Должны они пойти Алене навстречу. Подготовим иск по всей форме, будем по очереди ходить на заседания. В конце концов, мы Алену знаем давно и никто лучше нас не сможет ее защитить. Давайте действовать по закону. — Я вижу, — мрачно откликнулась Таня, — среди тебя еще предстоит провести дополнительную работу, как сказал бы мой бывший директор. Пока ты с ним будешь судиться, они с этой медной все барахло распихают по родне, и концов не найдешь. Или мокрушника наймут! Запомни раз и навсегда: мы и есть закон. Наш закон. Другого нет. Другой закон — закон врага. — А может, просто нам все из квартиры вынести, пока Володька кормит уток в Женевском озере? — задумчиво предложила Ирина. — Алена, кому принадлежит все имущество? Та молчала, уйдя в невеселые мысли. Ольге пришлось легонько толкнуть ее локтем. Алена встрепенулась: — Бабушка оставила квартиру и обстановку мне, но вы же знаете, я там Волод… мужа прописала. Он имеет право там жить. — С пропиской ясно, — досадливо перебила Таня. — Я о мебели антикварной, картинах и фарфоре в большом стеклянном шкафу. Это стоит бешеные деньги. Кто хозяин? — Наверное, мое… — беспомощно предположила Алена. — Точнее, наше, раз мы с Володенькой там вместе жили. — Ну нет! Твое это, твое! И мы ограбить тебя не дадим! — разом загалдели подруги. — Все, что получено по наследству, по закону принадлежит только наследнику! Это между супругами не делится! Таня нервно расхаживала по комнате, стряхивая пепел во все, что подворачивалось под руку. Она мучилась, и это бросалось в глаза. Таня чувствовала, что решение рядом и они должны его быстро найти. Упустят время — останется Алена бедной одинокой птичкой в однокомнатной клетке. Но еще больше ей хотелось сделать больно ее мужу. Больно не физически, а душевно, причем мучительно больно и навсегда. — Не делится-то не делится, а вот как забрать? — Практичная Ольга всегда думала о безопасности. — В подъезде охрана, да и соседи могут позвать милицию. Что мы им скажем? Даже ключей у нас нет. Я нас не представляю взламывающими дверь воровской фомкой. Подозрительный взгляд Тани пригвоздил Ольгу к дивану. — Ты откуда слова-то такие знаешь? — Книги читать надо, — скромно заметила Ольга. — Пока вы с Ириной мотались по городу, мы с Аленой занимались теорией. Книжки перебирали. Просмотрели французскую «Черную серию», американцев: Чандлера, Хэммета… Изобретательный народ! Я имею в виду и персонажей, и авторов. С нашими сложнее. В наших книгах предпочитают не думать, а сразу прикончить врага тяжелым тупым предметом. А поутру расчленить и разбросать останки где-нибудь неподалеку от Большого театра. Красавица Ольга заслужила одобрительный взгляд Тани, тут же подхватившей мысль: — Нам нужен план. Считайте его планом мести. Ольга поморщилась: — Только не это. Тот, кто думает о мести, тот ставит себя рядом с врагом. Если мы сможем не думать о мести, то мы поднимемся выше мелочности Володьки. Я о тебе была лучшего мнения. — Давай вообще простим и таким образом возвеличимся над ним! Будем выше, королевы! И вообще, давайте простим ему грехи и пороки! Какая мелочь — втоптать в грязь добрую душу! Я за Алену… — Яростно сверкая глазами и сжимая кулаки, Таня нависла над Ольгой. Алена робко отпихивала ее в сторону. Невозмутимость Ольги заводила Таню еще сильнее: — Ладно, пусть не месть, а спасение принадлежащего Алене добра! Ты против? Неизвестно, чем бы закончилась перепалка, но ее прервал сильный хлопок. Ирина вынула из-под себя телефонную книгу и с размаху стукнула ею по столу. Чашки подпрыгнули, одна упала на пол (сердце Алены екнуло), но не разбилась. — Заткнитесь, вы, вороны! Есть план! Подруги разом обернулись к ней. Ирина напряженно сморщила лоб, подняла руку, призывая к молчанию. — Слушайте, детали мне пока не ясны, нужно многое уточнить, но идея есть. Суть в следующем. В первый день, когда мы следили за Володькой, я ходила по лестничным площадкам и прислушивалась к тому, что творится за дверями квартир. Ну, на всякий случай… Перед работой над большим полотном всегда делаешь эскизы. Так вот. Этажом ниже два нетрезвых интеллигента, старый и молодой, долго запирали дверь. Теперь я вспомнила, как они болтали о… Вся ночь прошла в спорах, взаимных уговорах, расчетах и подсчетах. Долгие часы тяжких раздумий сменялись минутами радостного озарения и криками восторга от простоты решения. Да, действительно, наступила новая жизнь. Странное ощущение овладело подругами. Они начинали жить для себя. Все, что они теперь делали, о чем думали, являлось их собственностью, принадлежало исключительно им. Они не обязаны продавать себя и свои таланты незнакомым или неблагодарным мужикам, с трепетом ожидать их высокомерного решения и униженно благодарить за жалкие крохи, которые им смахнут с барского стола. Все, обратного пути нет. Впереди — новая жизнь. Дверь в нее только приоткрылась, но в щель уже скользнул луч света. Луч надежды, родивший первобытный восторг в уставших от рутины душах. Первый шаг сделала Таня. — Алло! Компания «Московский рикша»? Мы заключали с вами договор на перевозку мебели, и я хочу сказать… Кто «мы»? То есть как кто? Симаковы! Да, на двенадцатое… Да не помню я номер заказа, муж квитанцию с собой утащил, на работу… Сами нашли? Спасибо вам. Нет, мы хотим перенести заказ на другой день, но пока не знаем на какой… Ну да, обстоятельства. Партнеры по обмену волынку тянут. Я думаю, на неделю или две. Разумеется, позвоним. Нет, вы нам не звоните, телефон у нас уже отключили… Пометили у себя? Отлично. Нет, деньги пусть у вас остаются, мы же заказ не отменяем. Ну, спасибо вам! До свиданья!.. Осторожно положив трубку на место, Таня искоса посмотрела на подруг. Немой восторг наполнял комнату, немой восторг. Хороший стимул для дальнейших действий! — Ольга, теперь твоя очередь. Все запомнила? Будем повторять? Ольга беззвучно шевелила губами, пробегая глазами по записям в блокноте. Она подняла глаза к потолку и некоторое время разглядывала сиреневые плафоны на люстре. Остальные невольно уставились туда же. Ольга опустила глаза, решительно встала и направилась к выходу. — Без напутствий, девчонки, только без напутствий! — суетилась Таня за спинами Алены и Ирины. — Плохая примета. Через час замызганное помещение товарищества с ограниченной ответственностью «Московский рикша» («Грузоперевозки любые, возим пианино, деш.») забили до отказа большемерные мужчины. Те, кто не нашел стул, топтались стоя. Все взгляды были устремлены на высокую длинноволосую блондинку в узких черных джинсах и в еще более узкой красной кофточке. Блондинка заняла единственное приличное кресло и равнодушно изучала лист с расценками на перевозки, иногда посматривая на часы. Когда она поднимала огромные синие глаза, сердца всех «рикш» совершали сальто-мортале и еще долго-долго трепыхались, не в силах успокоиться. Да, не каждый день их удостаивали посещением такие крали. Ольга (разумеется, она!) в очередной раз бросила взгляд на часы и положила ногу на ногу. По товариществу прокатился стон. — Где же ваш директор, интересно? Он будет сегодня, или как? — взмахнув ресницами, обратилась Ольга к сидевшему напротив небритому парню. Тот судорожно сглотнул. — Будэ, как не быть! Говорю точно: будэ! — с заметным украинским акцентом торопливо проговорил он. — Может, мне обратиться в другую фирму? Время идет… — без тени кокетства поинтересовалась Ольга. Товарищество разродилось протестующими возгласами. «Рикши», все как один, высказались против. Они считали, что директор, когда объявится, обязательно сделает Ольге громадную скидку на все виды услуг. А если не сделает, добавил небритый парень угрожающе, «мы его уговорим». Остальные дружно поддержали. «Половина дела сделана!» — радостно отметила про себя Ольга. В дверь тихо прошмыгнул маленький человечек и пискляво потребовал очистить помещение. Ольга осталась. Остался и небритый парень, оказавшийся кем-то вроде бригадира и одновременно выборного представителя грузчицкого коллектива. Когда клиентка изложила свое предложение, мужчины поначалу слегка опешили. Но поскольку Ольга подкрепила просьбу солидной суммой (из денег за проданный Таней компьютер), то все сомнения исчезли. Небритый вообще был готов работать даром, лишь бы не отходить от Ольги. Он брался все растолковать своим товарищам, чтобы те не подумали чего плохого. Но директор оказался человеком дела. Сообразив, что криминала и в самом деле нет и он в любом случае остается в стороне, начальник запер деньги в сейф и скрепил договор, поцеловав Ольге ручку. Две машины для нее будут в любой момент, даже если придется отменить другие заказы. На том они и расстались. Вечером подруги улаживали дела личного характера. Алена опять укладывала книги в коробки и уговаривала соседей приютить на время ее диванчик, стол и книжные полки. Больше ничего крупного в комнате не осталось. Хоть танцуй. Ольга в сопровождении гневно сопящей Эммы отправилась в женскую консультацию, надеясь, что там ее дочь смогут припугнуть ужасными последствиями случайных половых связей. Идея профилактики родилась у мамы после наблюдения за крутящейся под окном стаей байкеров. Эмма злилась и сквозь сжатые зубы в который раз утверждала, что она — девица и намерена оставаться «такой» до встречи с единственным, самым-самым любимым и так далее. Утверждения Эммы насчет девственности полностью подтвердились. Ольга перед дочерью извинилась, и та нехотя согласилась понять мамины тревоги. Таня помчалась с близнецами на выставку последних достижений компьютерной техники, со вздохом выложив за билеты немалые деньги. После продажи компьютера Твинз замкнулись и упорно молчали. Таня решила, что на время можно заменить свой компьютер зрелищем множества чужих. Она оказалась права. Близнецы бежали впереди. В интересном мероприятии предстояло участвовать Ирине. Сын каждое утро канючил, что родители ребят, занимающихся в клубе юных любителей животных, должны зайти к руководителю зверолюбов и лично выразить согласие на занятия детей. Клуб работал допоздна и не хотел иметь неприятности от разгневанных отцов и матерей. Накануне опасной акции по спасению Алениного имущества Ирина согласилась помочь Винсенту, несмотря на нехорошие предчувствия. Предчувствия ее не обманули. Клуб занимал пристройку, добраться до которой оказалось непросто. Пришлось пройти через лабиринт коридоров, где вместо кирпичных стен — сетки или стекла. Толщина зависела от степени свирепости или ядовитости живой твари, которая там обитала. Винсент немедленно воспользовался возможностью произвести на маму впечатление, что ему удалось. Он задержал ее около клеток с клыкастыми орангутангами и принял участие в их кормлении. Оранги равнодушно жевали растительную пищу, почесывались во всех местах и с интересом посматривали на Ирину. Винсент предложил маме подойти поближе и «посмотреть обезьянок». Ирина нерешительно подчинилась. Сидевший в глубине клетки самый крутой и мускулистый оранг немедленно переломил пополам толстую ветку, просунул ее сквозь сетку и попытался дотянуться до Ирины. Едва успев оттащить остолбеневшую от ужаса маму, Винсент радостно сообщил, что она «дико понравилась» примату. Он добавил, что обезьяны в своих симпатиях крайне разборчивы и желание ткнуть Ирину деревяшкой — признак хорошего отношения. Винсент как-то особенно внимательно осмотрел маму. Очевидно, задумался над тем, что такое о его родной маме известно лобастой обезьяне, о чем неизвестно сыну. Пробираясь дальше, Ирина старалась держаться ближе к центру коридора. За стеклами шла своя, насыщенная событиями жизнь. На ветвях гирляндами висели жуткие змеи, меж искусственных барханов тяжело переваливались с лапы на лапу мрачные вараны, по куче камней с тоской бродил крайне неприятный на вид шакал. И для каждого из животных у Ириного сына находилось доброе слово. Он всех знал по именам, а те в свою очередь так и тянулись к Винсенту. «Неужели это мой сын?» — с тревогой думала Ирина и проклинала открывателей генетики. Она подписала все бумаги, какие подсунул руководитель клуба. Сын радостно прыгал, предвкушая многочасовое общение с любимыми существами. Где-то вдалеке взвыли волки и заухала сова. По дороге домой Ирина старалась убедить себя, что ей нравятся животные. Убедить не удалось. На следующий день, ровно в десять утра, Таня выходила из станции метро «Улица 1905 года». Через пять минут она толкнула ногой плохо покрашенную дверь, над которой висела запылившаяся вывеска: «Металлоремонт сервис». Сама Таня никогда бы не нашла эту дверь в хитросплетении переулков, но ей объяснил маршрут отец одноклассника ее близнецов. Папаша, с которым Таня познакомилась на родительском собрании, уверял, что старый «чертознай» сумеет даже из иголки сделать трубочку. Судя по состоянию помещения, умелец знал все о металлах и ремонте, но понятия не имел о сервисе. Клиентам отводилась узенькая сиротская скамеечка перед высокой стойкой. Все пространство за стойкой было завалено причудливыми детальками и заставлено множеством станочков непонятного назначения. На стенах разместилась, наверное, самая большая в Москве коллекция поломанных и починенных зонтиков, навесных замков, портфелей-дипломатов и разнокалиберной кухонной посуды. — Эй, есть кто-нибудь? — задала Таня обычный в таких случаях вопрос и постучала по стойке. Стойка оказалась покрыта нержавейкой, и Таня, дожидаясь ответа, долго дула на ушибленные пальцы. Ответа она не дождалась. Гробовое молчание. Лишь когда за пыльным окном громыхал трамвай, тихо позвякивали развешанные на деревянном щите в строгом порядке сотни ключиков, ключей и ключищ. Тане пришлось повторить операцию с постукиванием. Сначала она использовала один из зонтиков, а когда это не помогло, пустила в ход массивный разводной ключ. Оглушительный грохот мог разбудить сто мертвых мастеров по металлу, но появился один. Увидев его, Таня засомневалась в правильности своего выбора. Признаки тяжелого похмелья у всех страдальцев проявляются одинаково, но у каждого есть особенность, свойственная ему одному. В данном случае у мастера был полный набор: трясущиеся руки, покрытые пятнами от ожогов кислотой и въевшимися в кожу опилками всех сортов металла; слезящиеся глаза, сохранившие умное собачье выражение; кошмарный запах, мгновенно распространившийся при его появлении и заставивший Таню отшатнуться. — Что угодно, сударыня? — неожиданно певучим голосом вопросил мастер, держась за косяк. — Чем могу? Не томите, у меня еще масса дел. Мастер имел заурядное обличье: лет пятьдесят-шестьдесят, плохо побрит, морщинистое лицо, потрепанные брюки, рубашка в полосочку, старенькие очки. Неожиданными в ансамбле оказались синий в красную крапинку замасленный галстук и очень чистый платочек в нагрудном кармане синего ситцевого халата, подпоясанного желтым витым шнуром с огромной кистью. Последний явно был срезан с большого красного знамени. За приоткрытой дверью Таня разглядела разложенную на газетке простую русскую закуску и бутылку водки с чересчур яркой этикеткой, которая свидетельствовала о низком качестве продукта. — У меня есть заказ, — с трудом произнесла Таня, стараясь дышать через нос. — Мне нужно сделать три ключа. Не простых ключа. — У меня масса заказов. Огромная масса, — сухо отрезал мастер. — Приходите после обеда. Он собрался уйти, но не тут-то было. Мастер просто не знал, с кем столкнулся. — Обед? Так он уже вроде начался, — спокойно заметила Таня. — Что там у вас на «Московском комсомольце»? Колбаска недоваренная и сырок переплавленный? Выслушайте меня и, если договоримся, пообедаете, как человек. Если бы кто-то и захотел сегодня здесь починить внезапно отвалившийся хромированный уголок от портфеля, то об этой затее мог сразу забыть. После Таниных слов дверь крепко заперли, а в окне сквозь паутину теперь просматривалась табличка: «Материала нет. Уехал на склад». В это время Таня сидела с мастером у верстака в его «кабинете». Между тисками и набором рашпилей лежала копченая курочка, голландский сыр со слезой, зелень с ближайшего рынка и баночка маринованных селедок (не исландских, сладеньких, нет, а настоящих, пряного посола). На полу стояла картонная коробка с пивом «Старопрамен», которой периодически кланялись и мастер, и Таня, постепенно опустошая содержимое. Бутылки они аккуратно возвращали на место. — Слепки с ключей, милая, только кажутся делом простым и незамысловатым. А поди ж ты, не всем удается. Меня еще дед мой учил слесарному искусству. Когда я попробовал сам сделать слепок и для этого использовал пластилин из детского набора, он выкинул этот пластилин на помойку и мне тумаков надавал. «Если хочешь, говорит, заниматься художественной лепкой, убирайся с глаз моих. А если нет — учись, пока я жив, подлец». И научил ведь! Какие ключи делать приходилось! Ты и представить, мать, не можешь, до чего рассеянный народ попадается. Ключи теряют, чуть не под килограмм весом. Михал Ефимыч (так он предложил его называть) отхлебнул солидный глоток пивка и продолжил: — Перед смертью дед мне рецепт замазки дал, той самой, для слепков. Смотри сюда.