– Нет. Они говорят, что Сю слишком сильны, против них нельзя воевать. Кэррингтон распорядился поднести дикарям подарки: поношенные вещи офицеров, сахар, кофе, табак и прочую мелочь. К полковнику подошла его жена, она не спускала с индейцев восторженных глаз. – Есть в них что-то необъяснимо притягательное, – сказала она на ухо супругу, – хоть они и дикари, в них чувствуется благородство, впрочем, это не совсем подходящее слово. Индейцы долго благодарили за подарки и пожимали стоящим перед ними солдатам руки. Спустя каких-нибудь пять минут после этого, они уехали. Едва Шайены скрылись из виду, с противоположной стороны послышался приближающийся топот. Это оказался майор Хэймонд с тремя ротами, которых дожидался Кэррингтон. Медный голос горна прорезал воздух, и большой лагерь оживлённо загудел, заговорил, засмеялся. Сквозь густую листву леса, покрывающего ближайший склон, за прибытием солдат зорко следили десятки глаз. Никто не видел разведчиков Лакотов, но Бриджер старчески смеялся и качал головой: – Как раз сейчас они на нас смотрят и прикидывают в своих косматых головах, с какого бока лучше подкрасться. Эх, молокососы в шляпах, что вы понимаете в индейцах? Индейца видно только тогда, когда он хочет, чтобы его видели. Если он показывает себя, значит, замышляет что-то грязное. Едва Шайены, нагруженные подарками, ушли из поля зрения Синих Курток, между деревьями показался отряд Лакотов человек из десяти и налетел на улыбающихся Шайенов. Поднимая пыль и насмешливо указывая друг другу на Чёрного Коня и его товарищей, Лакоты скакали вокруг них. Топот копыт и хлёсткий, как удар бича, презрительный смех эхом поднимались в горах. – Красивый Медведь, почему женщины не отдадут тебе свои платья? Такой наряд тебе больше к лицу, чем орлиные перья! – Ха! Тупой Нож растерял остатки совести и гордости в форте Ларами, когда подписывал договор с Бледнолицыми обманщиками. Теперь ему легко ходить по земле, где лежат его предки, так как стыд не жжёт ему сердце. Лакоты заставляли плясать своих пони и осыпали новыми обидными словами своих недавних друзей. Иногда они приближались к вождям Шайенов и шлёпали их луками по спине и рукам. Удары были едва ощутимы, но перед лицом своих детей и жён вожди были опозорены. Воин мог гордиться шрамами от ран, нанесённых в бою, а символические побои в наказание за измену отнимали всю славу. Лакоты вели себя так, будто даже не желали опускаться до драки с Шайенами. – Ха! Шайелы хотели получить дружбу белых людей, но получили только старую одежду! – Лакоты оборвали свои насмешки, издали устрашающий вопль и помчались прочь. Один из них на мгновение осадил пони и крикнул опустившим головы вождям: – Глупцы! Кости ваших детей и сестёр лежат на Песчаной Речке, но их кровь не научила вас, что Бледнолицые не умеют держать в руках трубку мира. Шайелы из гордого народа превратились в глупцов. Шайены остались одни. Пыль медленными волнами опускалась вокруг них, и солнце полоскало в пыльных клубах своё жёлтое дыхание. Наступивший рассвет следующего дня принес строителям целый рой свистящих стрел и отряд юрких обнажённых всадников. Их тёмные длинноволосые фигурки вклинились в табун Кэррингтона и пронзительными воплями распугали лошадей. – Хопо! – слышали солдаты крики индейцев и видели, как они ловко угоняли армейских мулов. Потом подсчитали, что исчезло почти двести голов. Внезапность атаки и поднявшаяся в стане суета позволили Лакотам уйти на большое расстояние. Майор Хэймонд, скача между своих солдат, подгонял их бранью и стрелял по удалявшимся дикарям. Затем он плюнул и, позабыв о благоразумии, один помчался за табуном. Кавалеристы нестройно последовали за ним. Минут через пять Синие Куртки обнаружили перед собой мощный отряд Лакотов, который, оказывается, давно поджидал их. После беспорядочной перестрелки солдаты отступили к своей стоянке. Лакоты скакали невдалеке от них по крутым склонам и кричали что-то на своём языке. Клочья порохового дыма низко тянулись над землёй. С того дня строители потеряли покой. Каждый день Кэррингтон, подводя итоги, недосчитывался кого-нибудь. В светлое время суток часовые постоянно видели на утёсах и в лесных чащах странные вспышки. Бриджер объяснил, что это сверкали зеркала, которыми пользовались для передачи сведений на расстоянии разведчики Лакотов. Беззаботность покинула солдат. Казалось, за каждым кустом, каждой корягой прятались краснокожие туземцы. По ночам к лагерю прибегали волки и страшно выли, пытаясь пролезть за ограду, где находилась бойня и пахло кровью забитого скота. Попасть в них пулей в глухой ночи было невозможно, поэтому для волков стали разбрасывать куски отравленного мяса. Заметив это, индейцы, не опасаясь быть застреленными, маскировались волчьими шкурами и ухитрялись иногда подбираться к самому лагерю строителей. После таких визитов несколько раз поутру обнаруживали зарезанных часовых. Кладбище возле почти завершённого частокола крепости неумолимо расширялось. Крепость уже могла укрывать людей, но далеко не все успевали спрятаться за надёжными стенами. Голые всадники в перьях возникали неизвестно откуда, мчались на своих прытких низкорослых лошадках вдоль строений и исчезали так же внезапно, прежде чем люди успевали среагировать. Хвататься за оружие обычно начинали, когда опасность уже проходила. Почти всегда после таких молниеносных налётов в траве оставалась пара трупов с воткнутыми в них стрелами. 4 Лейтенант Вильям Бизби опустился в кресло-качалку, бормоча что-то под нос. В комнате уютно гудела печь, и стоявший у окна подполковник Феттермэн не разобрал слов лейтенанта. Он потёр ладонью по стеклу и спросил через плечо: – Что вы там бурчите? – Краснокожие мерзавцы начинают действовать мне на нервы. – Лейтенант Бизби злобно отстегнул револьвер и патронташ, и они грохнулись на деревянный пол. – Скажите на милость, чем это они вывели вас из себя на этот раз? Неужели Сю выкрали весь запас спиртного? – При чём тут… Что вы в самом деле… Я обнаружил сегодня мёртвого Гловера. – Кто это? – Феттермэн скрипнул сапогами и шагнул к Бизби. – Корреспондент из иллюстрированного «Фрэнк Лэсли». Он писал репортажи и рисовал для этого еженедельника. Я обнаружил его в нескольких минутах ходьбы от укрепления… Голый, оскальпированный, ужасно изуродованный… Бедняга лежал в луже крови вниз головой поперёк дороги. На меня сильно подействовала эта картина, сэр. Почему нам не разрешают задать хорошую трёпку краснокожим? Что мы тут зря прохлаждаемся? Дверь распахнулась, и вошёл, пуская сигарный дым, интендант крепости Фредерик Браун. – Слышу гневный голос Бизби, дай, думаю, загляну. Может, он тут Красное Облако линчует, а я пропускаю такое представление. – Оставьте свои вечные шутки, Фредерик, – огрызнулся лейтенант, – лучше скажите, когда достопочтенный полковник даст команду свернуть шею краснокожим негодяям? – Не знаю, Вильям. Но готов выступить сию же минуту. Я постоянно жду боя. Мне даже некогда заняться делами, – усмехнулся интендант. – Не одному вам, лейтенант, надоело отсиживаться за стеной, – сказал Феттермэн. – Здесь полно офицеров, которые горят желанием снять скальп с Красного Облака. Но Кэррингтон ждёт приказа, ему не по душе самодеятельность. Что ж, будем пока пыхтеть сигарами и слушать рассказы дедушки Бриджера. – Этот старикан открыто смеётся над нами… Разведчик! Да он дальше собственного носа не видит. И что здесь разведывать, когда индейцы открыто разъезжают под стенами? Почему Кэррингтон за него цепляется? На мой взгляд, этот Бриджер давно выжил из ума, – интендант подошёл к шкафчику, громыхнул бутылкой о скрипнувшую дверцу и плеснул себе в стакан. – С этими краснокожими надо действовать решительнее. Они совершенно обнаглели. Они выставляют нас какими-то сосунками, не умеющими постоять за себя. Что за чёрт возьми в конце концов! Я лично уверен, что одна рота регулярных войск вполне может справиться с тысячей дикарей. Феттермэн вздохнул и вернулся к окну. – Какая холодная осень, джентльмены. Впрочем, уже ноябрь, почти зима. Что до краснокожих, то я рассчитываю на то, что скучать мы будем недолго. Я полагаю, что в ближайшее время Кэррингтон отправится в форт Рино. Тогда я возьму сотню человек и проеду через всю страну Сю, чтобы навсегда загнать этих животных в их вонючие норы. – Вы меня обнадёжили, – подобрал свой револьвер Бизби. – Пойдёмте-ка пока в столовую, хочется глотнуть кофе. 5 Мороз обжигал лицо, и пар, валивший из лёгких, казалось, застывал в воздухе мириадами ледяных иголок. Было настолько холодно, что индейцы, обычно спокойно переносившие мороз, в этот раз надели шкуры бизонов шерстью вниз, натянули поверх шерстяных ноговиц высокие меховые мокасины. К сёдлам многих лошадей мужчины приторочили ещё и одеяла. Мороз крепчал, но не мог остановить войну. Индейцы широкой тёмной лентой растянулись вдоль Долины Сурков. Процессия в две тысячи человек двигалась без спешки, в строгом порядке. Вместе с Лакотами ехали Шайены, решившие в военное время не оставаться в стороне, и Арапахи. Бак Далёкий Выстрел, сын мужественного воина по имени Жёлтая Птица, смелый воин Оглалов из родовой группы Неистовой Лошади, ехал возле этого молодого военного вожака. Рядом молча ехали, прокладывая в глубоком снегу дорогу, Жёлтая Птица, Пёс, Горб, Прыгающий Орёл. Поодаль угадывалась в темноте могучая фигура Человека-Который-Ходит-Посередине. Глубокой ночью индейцы остановились лагерем, поставив маленькие походные палатки. Из круга, где расположились Миниконжи, выдвинулась группа людей. Бак разглядел всадника, голова которого была плотно обмотана чёрным одеялом. – Это уинкте, мужчина-женщина, приехавший с Шайелами, – сказал Пёс, – его посылают собирать образы убитых врагов. Мужчины, выбравшие женский образ жизни, пользовались среди равнинных племён особым положением и считались чудом природы. К ним часто обращались за предсказаниями и безоговорочно верили их снам. Мужчина-женщина ехал, не видя дороги и заставляя лошадь скакать зигзагами по склону холма. Слышно было, как он свистел под одеялом в свисток из орлиной кости. Из лагеря доносилась священная песня под удары барабана. Мужчина-женщина закричал издалека, что поймал солдат. Увязая в снегу, он вернулся к Лакотам и протянул руки. В свете костра его обмороженные красные ладони казались неживыми. На них плясали крохотные тени людей. Тени корчились и как бы сыпались с ладоней в снеговую бездну. – Я принёс по десять Бледнолицых в каждой руке, – донёсся из-под одеяла его голос. Лакоты дружно зашумели, размахивая руками и раскрашенным оружием. Они не были довольны. Слишком много собралось племен для военных действий, чтобы воины могли согласиться на жалкий десяток поверженных врагов. И уинкте торопливо поднял свои обмороженные руки вверх, показывая, что он не настаивает на первом пришедшем видении. Он был готов ехать за новыми жертвами. Тени тех, кому суждено было назавтра погибнуть, уже бродили в морозной синеве. Священный мужчина-женщина, распростав руки, погнал своего коня в густую ночь, во весь голос распевая колдовскую песню. Его голос сливался с завыванием ветра и становился похожим на поскуливание изголодавшегося волка. К монотонному пению примешивался размеренный барабанный бой, доносившийся из снежной мглы. – Нам нужна большая победа! Принеси нам много Бледнолицых! Пронизывающий ветер вгрызался в лицо, и Бак плотнее укутался в мех. Много индейцев вышло смотреть на человека с одеялом на голове, но он не возвращался. Наконец, свисток смолк, донёсся далёкий голос. Посланник медленно приближался к военному лагерю и раскачивался в седле. – Много, – пел он торжественно, – много врагов погибнет! Я видел их трупы! Они не помещаются в моих руках! Лакоты радостно зашумели. Мужчина-женщина принёс добрый знак о завтрашней битве. Воины столпились вокруг посланца, сняли с него чёрное одеяло и надавали разных подарков. Рано утром индейцы покинули ночную стоянку и, окутанные облаком пара, помчались по направлению к хребту, который назывался Палаточным Следом. Ещё не растаяла серая краска воздуха, а индейцы понемногу уже размещались на местах, откуда, согласно плану, собирались ударить по солдатам. Неистовая Лошадь закрепил на голове чучело ястреба и широкое орлиное перо, пристроил за ухом крохотный камешек, обмотанный тонкой кожаной нитью, другой камень, с продетым сквозь просверленное в центре отверстие шнурком, подвесил под левой рукой, накинул поверх длинной кожаной рубахи красное одеяло. За спиной у него висел колчан со стрелами и лук, за поясом торчал боевой топор, а в руке молодой вождь сжимал винтовку и имевшиеся в его распоряжении четыре запасных патрона. Он взмахнул рукой, подзывая маленькую группу индейцев. Это был отряд, которому предстояло принять на себя первые пули солдат. Ночью вожди выделили десять воинов для этого задания: два Арапаха, два Шайена и по два воина от каждого из трёх присутствовавших племён Лакотов: Оглалов, Хункпапов, Миниконжей. Бак и Горб въехали на высокую точку, чтобы разглядеть далёкий форт Фил-Кирни. Здесь ещё стоял лес, трещали на морозе обледенелые деревья, но дальше открывалось голое пространство, где негде было спрятаться. Бак видел, как отряды индейцев осторожно продвигались между пологими холмами, стараясь держаться тех немногих бугристых складок местности, которые скрыли бы их от глаз солдат. – Здесь трудно оставаться незамеченными, – проговорил Бак. – Боюсь, что Длинные Ножи обнаружат нас прежде времени. Нахмурившийся Горб молчал, кутаясь в бизонью шкуру. Свистел ветер. Всё живое, казалось, было сковано морозом и погребено под снегом. Так должны были думать солдаты, приблизившись к западне. Они не должны были ничего заподозрить. Провожая глазами скачущих воинов, Бак невольно улыбнулся простоте индейского плана: небольшому отряду Лакотов предстояло напасть на обоз Бледнолицых, выехавший на заготовку дров, после чего Длинные Ножи непременно помчатся выручать попавших в беду дровосеков (как это всегда случалось) и увидят группу Неистовой Лошади. Вот тут-то всё могло и сорваться. Если солдаты начнут преследовать воинов Неистовой Лошади, то маленький отряд сделает вид, что отступает и увлечёт за собой солдат в ловушку. Однако солдаты могут и не проглотить приманку и последуют к обозу дровосеков, тогда весь план развалится. Конечно, тоже будет схватка, но сдавить солдат со всех сторон не удастся. Время застыло, скованное морозом. С того места, где находился Бак, невозможно было узнать, удалось ли индейцам напасть на заготовительный обоз. Вероятно, они уже атаковали… Мутным пятном выглядывал из-за хребта бастион Фил-Кирни. В форте почувствовалось какое-то движение. – Засуетились, – сказал Бак. Десять маленьких фигурок скакали по направлению к крепости, и, едва они приблизились к форту, грохнула пушка, взвился столб снега и чёрной земли. Всадники бросились врассыпную, один из них упал с лошади. Видно было, как они яростно махали руками. Снова сбились они в кучу. Из открывшихся ворот крепости показалась колонна кавалеристов, построенная по четыре. Фигурки заманивающих индейцев торопливо отъехали и выпустили в солдат стрелы. Кавалеристы погнали коней, стреляя из револьверов. Звук выстрелов донёсся до слуха Бака и Горба сухим треском. Специальная группа воинов, якобы находившаяся в засаде у ручья, высыпала из неподвижной лесной чащи, будто испугавшись солдат, и помчалась прочь. Отряд Неистовой Лошади поспешил за ними, но затем остановился, чтобы подпустить солдат ближе. К этому моменту из ворот крепости вышли пешие солдаты. Верховые обогнули хребет Палаточный След и остановились. – Испугались? – Горб заволновался, поняв, что белые готовы были повернуть обратно. Неистовая Лошадь поспешно развернул коня и в полном одиночестве поскакал на кавалеристов. Такое наглое поведение дикаря вынудило солдат сорваться с места и двинуться на индейцев. Неистовая Лошадь вновь пустился наутёк и присоединился к своему крохотному отряду, поднимая снежную пыль. Опять донеслись хлопки выстрелов, и над головами армейской колонны расплылось пороховое облако. Из-за хребта Палаточный След появились пехотинцы. Неистовая Лошадь снова остановился. Укутанный в красное одеяло, он выглядел ярким пятнышком на белом снегу. Он выстрелил, и из массы Синих Курток кто-то вывалился под копыта лошадей. Молодой вождь быстро помчался прочь, едва не настигнутый кавалеристами. Он вёл опасную игру, но его надёжно охраняли невидимые Силы Неба.