В тревожном молчании они выехали за город, машина остановилась у опушки и Мари с облегчением вышла, за нею сразу вышел и ее навязчивый спутник. — Что мы тут делаем? — удивленно осмотрелась Мари. — Беседуем о твоих будущих рабочих буднях, дорогая сотрудница, вернее — теперь рабыня! — нагло заявил Анри. — Что-что? — изумленно переспросила Мари. — Да, дорогая, считай, что ты на приеме у своего работодателя и рабовладельца, — целый год твоей жизни будет зависеть только от меня! — обрадовал ее молодой человек. Мари сложила один и одни, и вместо привычных трех у нее внезапно нарисовалась другая, более правдоподобная картинка. — Ах, — рассмеялась она, — это злосчастное мировое соглашение! Не бойтесь, я отработаю всю неустойку. Для меня это мелочи, что вам там надо: вывески нарисовать, а может полы и стены покрасить? Анри немного опешил от такого энтузиазма, но быстро взял себя в руки: — И нарисуешь, и покрасишь, — рассмеялся он, — у тебя будет полно работы! — Я что, опять, что-то не то подписала? — удивилась Мари, глядя на черезчур воодушевленного работодателя — новоиспеченного рабовладельца. — Вспомни, дорогая Мари, память тебя подводит, но может быть это тебе напомнит о прошлом? — с этими словами Анри не спеша подошел к девушке, она-то не особо и далеко стояла, и, притянув к себе, поцеловал в изумленно приоткрытый рот. Мари не долго терялась и сама приняла горячее участие в поцелуе, до тех пор, пока рука Анри бесцеремонно не полезла ей под юбку. — Этого не было в контракте, — Мари с деланным возмущением легко ударила его по руке. Рука ни грамма не засмущалась и поползла дальше, задирая подол. Смутно Мари понимала: место для столь горячего выражения чувств не очень подходящее. Может ее натолкнули на эту мысль сигналящие машины, проезжавшие мимо, или свист их водителей, которые готовы были дать по газам и начать давать советы, но она остановила распаленного Анри: — Дорогой, ты же не хочешь, чтобы наш первый раз был посреди дороги, и движению мы мешаем… — Первый раз! — неожиданно вскипел Анри. — Ты о нашем первом разе еще вспомнишь, дорогая. И тут в мозгу Мари щелкнуло: вот она, рыдая, удаляется попудрить носик в туалетную комнату злополучной редакции, предварительно облив кофе симпатичного секретаря и документы, что лежали на столе. «Ах, я все исправлю, вот новый бланк, я поставлю подпись тут!» — и оставляет его, ошеломленного возле стола, залитого кофе, любезно им же и поднесенного накануне. Вот три часа спустя, уже вечером, она, вдоволь нарыдавшись и напугав весь персонал, спотыкаясь от переполнявших эмоций, бредет в ближайший бар и смело заказывает бармену «чего покрепче». Где-то на горизонте сознания загорается стоп-сигнал, что пить ей не рекомендуется, причем не только натощак, а от слова «вообще», что уже доказано практикой. И вот к ней подходит недавний знакомец, секретарь из редакции, взъерошенный и взволнованный, спрашивает о самочувствии, делает неловкий комплимент, и Мари уверенным жестом берет его в оборот: не смотря на возражения, требует, чтоб он выпил с ней, потом проводил, потом… Потом был мотель, и желание передумать, но, казавшийся неловким секретарь, вдруг оказался везде, забрал дыхание, волю, - ничего не осталось, только наслаждение и предвкушение еще большего. Потом появился стыд, вина и, куда же без него, — похмелье… Мари хотела забыть и не удивительно: у нее это получилось. А вот Анри — он стоял перед нею, и счет, который он собирался выставить, был огромен. «Причем в прямом и переносном смысле», — подумала Мари и глупо хихикнула. Ответом была пощечина. ========== 11. Былое и думы ========== Ошеломленная Мари схватилась за щеку, Анри — за голову. Они некоторое время стояли, боясь взглянуть друг на друга. — Я тебя не била, — сказала Мари, испуганно косясь на дорогу: из грузовика уже вылезал водитель с монтировкой, решительно поглядывая в сторону Анри. — Нет, я справлюсь сама, — заверила его Мари. Тот недоверчиво покосился на нее, на сгорбленную фигуру обидчика и заявил, что подвезет ее до города. Анри поднял голову и попытался что-то сказать, но монтировка была рядом, а Мари уже садилась в кабину. — Как вы? — спросил водитель, перекрикивая шум взревевшего мотора. — Все в порядке, — сказал Мари. — Не дело это, лицо подставлять, — заметил тот. — Я и не собиралась… Впрочем заслужила, наверное, — ответила Мари, подумав. — Нехорошо, ой, как не хорошо, — женщин бить нельзя. Я вот никогда не поднимаю руки на свою Мари. — Мари? Я тоже Мари, только я — битая Мари. Увидев, что девушка готова расплакаться, водитель протянул ей бутылку с водой. — Пейте, не надо плакать! Дадите от ворот поворот, и Бог с ним, такие хахали на дорогих машинах только и знают, что девушек обижать. — Нет, это я его обидела. — Хе-хе, уж моя Мари так обидит, так обидит: вот недавно сковородкой прилетело, весь квартал сбежался, как в кино на бесплатный сеанс. А я что, яичницу с головы смахнул и говорю: «сегодня ты в ударе, дорогая… что еще у нас на завтрак?» — А меня в маргаритки уронил… Водитель покраснел, но, подумав, сказал: — Мы это тоже делали, и в лесу, и у родителей в беседке, пока они гостей встречали… Повисло неловкое молчание.