М-М бросается за ней. Она: — Стоять! Ты мне не нужен. Не–ну–жен! М-М, держась за сердце: — Не больно… Совсем не больно… Мама говорила, я должен жить с каменным сердцем. Жить глухим — больно. Боли нет, когда сердце каменное. У меня стало каменное. Ты не убила меня. Ната быстро приближается к нему, хочет обнять, но резко отстраняется и уезжает прочь. М-М остается один, повторяя: — Не–ну–жен… Ненужен… Живой… Зачем я живой? СЦЕНА ПЯТАЯ Чердак. М-М моет окно на чердаке. Заходит компания ребят. Глеб — говорящий. Старше и важнее других — главный. Рустам — тот, что был в прологе. Фарид — подросток с дудочкой из его аула Глухонемые. Глеб, осматриваясь: — Шикарно обустроился. Пентхауз намыливаешь. (садится за стол, брезгливо заворачивает липкую клеенку. М-м спешит протереть стол.) М-М: — Я не буду. Ларек грабить не буду. Глеб: — Да ладно, забыли. Его уже без нас грабанули лохи поганые. Не нужны нам приключения на жопу. Здесь, Му–му, дело совсем иное. Законное и можно сказать — святое. Рустам: — Вот пацаненок из аула. Сирота. На дудке в метро играет. Худой, видишь? Деньги у него отбирают. А что он может? У него очки — бинокли! Родился такой, почти ничего не видит. Глеб: — Уж я этому шкету объяснял, что бы не рыпался. Операцию ему не потянуть, самому не выжить. Ему только с нами общаком держаться. Может и выгребет. Фарид: — Мне нельзя быть слепым. Сестренка маленькая. Никого больше. Работать надо… Просить хочу… Му–му… Рустам говорит, здесь в ауле на картинке женщина есть, чудеса делает. Отведи к ней. Я веселую песню играть буду. Для всех — радость давать, да? Сильно женщину благодарить. Глеб: — Вчера по ящику церковь в Чижах показывали. Это ведь там твой спаситель Михаил пашет? Так у него икона чудотворная оказалась. Большая ценность. М-М: — Есть такая икона. Богоматерь плачет. Когда кому–то особенно тяжело. Батюшка Михаил говорит — заступница за всех скорбящих. Рустам (объясняет другим): — Заступница — точно! Там история такая вышла. Сын у нее глухой или слепой родился. Его много мучили, убивали совсем. Он научился слышать и видеть душой. Стал богом. Душа лучше ушей и глаз — она всю правду знает. Жалеет… Давно дело было. В старину. Фарид: — Когда человек мусульманин — русская женщина лечить может? Глеб: — А это ей без разницы. Человек — человек он и есть. М-М: — За всех скорбящих заступается. Глухонемой: — Мы все скорбящие. Жить хотим. Как люди. Глеб: — А значит, им и помогать. Не на дурь, не на тачку бабки вымаливают. Здоровья просят. Давай Му — Му, собирайся, в церковь поедем. Заходит Клава: — Это куда снова мальца подбиваете? Чуть под суд не подвели. Вот перед Богом клянусь — по тебе, Глебка, давно нары плачут. Хорошее ли дело — мелкоту да убогих совращать. Глеб: — Так то давно было — глупый был, одумался. Вот лечением хворых заняться решил. Грехи замаливаю. Клава: — Лечи, лечи, милок. Только без парня моего орудуйте. Глеб: — Зря ты так, бабуля. Жалости у тебя нет. Ни к другому, ни к своему. Ты на них посмотри — как им к этой жизни пристроиться — затопчут. На наркоте сгниют. А если уж Бог за такое берется — как надежду не поиметь? Свои же недочеты мужик исправляет. Значит, и твоего Сашку подлечить может. Его, может, давно в Большом театре ждут. Ну хотя бы с одним ухом. Клава: — От тебя — зараза одна. Мягко стелешь, да жестко спать. Глеб Му — Му: — Ну че, братан? Едем исцеляться? М-М: — Сразу нельзя. Я должен у отца Михаила спросить. Он икону бережет. Только хорошим людям показывает. Рустам: — Так мы ж хорошие! Глеб Му — Му: — Короче, мычалово, сколько за навод хочешь? М-м: — Что говоришь!?… Уходи. Все уходите. Вы нехорошо думаете. Вам икона помогать не будет. Глеб: — Ой, смотри, чувак, ломаешься много. В ментуру только свиснуть — порыщут они и найдут, что надо. Дурь, я думаю, здесь у вас по всем углам затырена. Не отвертишься, чистенький. Подумай. Хорошо подумай. СЦЕНА ПЯТАЯ Снова больничный сквер. Моросит дождь. Одиноко сидит в кресле Наташа. Тихо выбирается из мокрых кустов замерзший М-м. М-М: — Я знал — ты придешь. Всю неделю ждал. (Достает из–под куртки ветку рябины) Смотри, рябина. Красивая, как ты. Радостная. Ната: — Угу. Спасибо (берет ветку). К профессору Хачатурову на консультацию приезжала. Одна побыть хочу. Одна, понял?! Прощай. Ну, чего застыл? Уходи, а? Прошу же! М-М: — Нет. Это неправда. Ты не хочешь. Я не уйду….Что он сказал? Профессор? Ната: — Надежда умирает последней.(истерически смеется, вытирает слезы, собирается уехать) М-М не пускает: — Ты плачь. Здесь в уголке хорошо. Я тоже… тоже здесь плакал. Когда… (смутился от ее взгляда, меняет тему) Ты сегодня здесь спряталась. А я тебя все равно унюхал. Шел по запаху от самого корпуса (закрыв глаза, принюхивается к ее волосам) Запомнить хочу. Ната: — Лекарствами провонялась. Больницей, хлоркой, наркозом, клизмами, болью, злостью… Проклятьем своим… М-м: — От тебя праздником пахнет. Радостью. Весной, сосульками! И еще когда елка, мандарины, звезды, снег блестит и подарки буду. Я всегда елку ждал! Только не всегда получался праздник. Ната: — Уж точно! Что ж тебя дружки так ненавидели, добренький? М-М: — Они меня не понимали. Думали — директору жалуюсь. Я водку пить не мог. Говорить научился — они только руками умеют. Меня Му — Му прозвали. Мычу, как корова. Смеялись. И еще… девчонки с ними в лес ходили. Веселые, вино пили, меня целовали… А я убегал. Все надо мной смеялись… Потом плохое говорили… Не надо про них думать. На держи. (дает ей метлу) Ната: — Это зачем? Для полета? Увы, не ведьма. М-М: — Мести дорожку вместе будем — ты оттуда, я отсюда. Ты же хотела. Я помню. Делай так: едешь потихоньку, листья сгребаешь… Нет, лучше я тебя везти буду, а ты подметай — у нас комбайн получится! Хохочут, дурачатся, она роняет метлу, наезжает на нее, едва не переворачивается. Он подхватывает, оказывается у ее колен. Берет рябиновую ветку. Заминка. М-м: — Ладно, слушай. Только не смотри на меня. СТИХИ: «Весной она цвела. И солнце яркий цвет в свою впитала гроздь. Настали холода и залил красоту холодный, злющий дождь. Но чудо не отменно — упала гроздь живым огнем на теплое колено. И в радости своей вдруг понял она, что для того жила и рождена была… Что б ты ходить могла…» Плохо, но правда. Танцевал и сочинил. Вообще, это танец. Держатся за руки и за ветку, смотрят друг на друга. Наташа: — Ты влюблялся? М-М кивает: — Да. Очень сильно. Один раз. Уже 18 дней. Я хочу, что бы ты была счастлива. Ната: — Попробую… Слушай… Давай сбежим. Там дыра в заборе. М-м: — А за ней пустырь! Нас никто не найдет! Ната: — Никто! Это будет наш пустырь. ПАНТОМИМА. Скорбный танец под завывание сирен. На сцене донорский пункт. Конец смены. Еле стоит на отекших ногах пожилая медсестра Тимофеевна. Другая на записи — Нина. Два кресла для доноров. Нина: — Там я в ведро пакеты с кровью бракованные выкинула. Не перепутай. Тимофеевна: — Откуда столько бракованных? Все ж чисто было? Нина: — Черномазые из Университета косяком понабежали. А потом эти — на пальцах объяснялись — глухонемые. Кто их знает, что у них за кровь? Тимофеевна: — Глупости мелешь, Нинка! Человеческая кровь! Какая ж еще?